хочешь написать, то дело, которое ты хочешь сделать, и тебе не надо перемары¬вать себя, вычеркивать и переделывать, и все это в милостивых, благо¬дарных и белых руках женщины».

С. 393. Их любовь была велика. Но любят все… — после этих слов в рукописи вычеркнут вариант: «однако мыслят и замечают очень немно¬гие, большинство же заменяет работу мысли чтением книг и отдельны¬ми бессвязными восклицаниями. Для них же — и в этом была исключи¬тельность их чувства, — мгновения, когда в их обреченное человечес¬кое существование залетало веяние страсти, в которой всегда слышится веяние вечности, были мгновениями все обостряющегося одухотворе¬ния, которое возвращало душе ее изначальную и утраченную божест¬венность. Их близость была близостью скованных по рукам попарно пленницы и пленника на чужом иноязычном невольничьем рынке». Среди черновых набросков: «Как в вашу сторону, но не на вас, дальше вас, направленный неизвестно на кого и вероятно ни в кого не устрем¬ленный, вас не видящий взгляд. Такой была ее чистая й призрачная, как весенняя северная ночь, никого не обижающая, никому не изменяю¬щая, никому не принадлежащая и до слез восхищающая, отсутствую¬щая по большей части, рассеянная близость».

Среди черновых набросков к роману см. запись краткого содер¬жания последующих глав 13-й части и всей 14-й, озаглавленную «План частей после дней болезни весной в Юрят<инской> квартире Лары и первой встречи с ней» («Другие редакции и черновые наброс¬ки». С. 625).

Опять в городе ропот, как перед восстанием Гайды… — то есть перед мятежом чехословацкого корпуса военнопленных, одним из руководи¬телей которого был капитан Радола Гайда (Рудольф Гейдль; 1892-1948). Мятеж вспыхнул в мае 1918 г. при попытке разоружения корпуса.

Я еще прежде говорила тебе, как много у него врагов. — После этих слов в рукописи вычеркнут вариант: «Под него давно подкапываются. В высших кругах не могут его считать своим. Красная армия победила. Теперь тем из беспартийных военспецов, которые стояли слишком близ¬ко к кормилу правления и слишком много знают, дадут по шапке. Да хорошо, если по шапке, иные кончат военным судом и расстрелом, их просто устранят. Среди них Паша один из первых».

С. 394. Какая она чудная у тебя, эта Тоня твоя, Боттичеллиевская. — Ср.: «Когда разлитье улыбки доходило до прекрасного, открытого лба, все более и более колебля упругий облик между овалом и кругом, вспо¬миналось Итальянское Возрождение» («Послесловье» к «Охранной гра¬моте», 1931).

С. 395. …не закралось ли в наше доброе знакомство… — после этих слов в рукописи вычеркнут вариант: «какая-нибудь более близкая теп¬лота и задушевность?» В черновых набросках есть запись, относящаяся к этим объяснениям и озаглавленная: «О Ларе и Афишке. Сходство Аф<ишки> с Комар<овским> и потому ничего между Л. и А.»:

«Сумеет уверить Ю. А., что между ними действительно ничего не происходит, потому что Анфим напоминает ей человека рокового в ее жизни, погубившего в ней самое лучшее и доброе, посеявшего в ней раздвоение и вообще вызывающего у нее отвращение, виноватого меж¬ду прочим в том, что между нею и мужем при огромном взаимном чув¬стве, при самой чистой, широкой задушевной привязанности друг к другу, какие она только знала, пробежала кошка (Комаровский). Ю. А. угадает, кто этот человек. Ведь он гимназистом видел его в гостинице. Он скажет, я раз видел его (и опишет). Ты знаешь, один мой товарищ сказал мне тогда, что он причина самоубийства моего отца, его губи¬тель. — Что ты говоришь! Как это провиденциально и снова в судьбе нас сближает!»

С. 396. Ах, Юрочка, можно ли так? Я с тобою всерьез… — в рукопи¬си вычеркнут вариант («Другие редакции и черновые наброски». С. 622).

С. 397. Мы часто бывали вместе. — После этих слов в рукописи вы¬черкнуто: «Но того, чтобы он присутствовал тогда там, я не помню».

..мой товарищ, гимназист-одноклассник. — После этих слов в ру¬кописи вычеркнуто: «Я в другой раз расскажу тебе, кто он сам. Не буду также входить в подробности того, каким образом было этому мальчику известно то, что при этом случае в номерах он мне вдруг сообщил».

С. 398. Ведь я не только не люблю его. — После этих слов в рукописи вычеркнут вариант: «Я им гнушаюсь, он мне внушает отвращение».

Каким-то уголком своего отвращения ты, может быть… — после этих слов в рукописи вычеркнуто: «в большей власти у него, чем всем светом своего сознания обращена к людям, которых ты непритворно любишь». В машин, авт. правка: «в большем подчинении у него, чем на свободе с кем-нибудь всей своей любовью».

Но тогда как это ужасно/— После этих слов в рукописи вычерк¬нуто: «А совсем недавно ты уверял меня в моей цельности. Как это сов¬местить?

— Да, это действительно непоследовательно. Не слушай меня. Но я хотел сказать, что я ревную тебя к темному, тайному, бессознательно¬му в тебе, с чем немыслимы соглашения и переговоры, с чем я не могу меряться силами, о чем я не могу догадаться. Я ревную тебя постыдно и низменно к самым скрытым твоим воспоминаниям…».

«Мы в книге рока на одной строке», — как говорит Шекспир. — «Ро¬мео и Джульетта» (акт V, сцена 3, перевод Б. Пастернака). Судя по пер¬вонач. записям, важные разговоры Живаго и Лары предполагалось от¬нести ко времени их пребывания в Варыкине. Анфим Самдевятов фи¬гурировал под фамилией Епишкина или Беглых: «О Ларе в Варыкине, как Катенька. Что делали. Разговоры важные как Библия, как законо¬дательства, как заповеди. Отчего в чужих помещениях? Изгнание Рос¬сии из рая. Участие Анфима Епишкина, Беглых. Опять рубит лес, опять ссужает, поразвязнее. Первый снег (куда вставить?), может быть рань¬ше, при своих: низко свешенные ветки в инее. И вдруг снег. Из Рейхс-берга новая белогвардейская попытка на Дальнем Востоке. О ней знает Комаровский и вдруг выплывает» (Г. Рейхсберг. Разгром японской ин¬тервенции на Дальнем Востоке. М., 1940. Глава XVII. С. 165-177).

Намерение дать самые существенные темы разговоров не в Юря¬тине, а именно в Варыкине, в частности об Антипове, отразилось также в следующем наброске: «В Юрятине первых дней — Schwelgen почти бессловесное, отданное авторским описаниям. В Варыкине серьезные разговоры о жизни с обеих сторон: Лары о своей жизни (очень важные и хорошие слова о Павле, очень любит его), а Живаго — о России, о революции. Для Стрельникова будет ошеломляющей неожиданностью, что Лара сильно (больше всех его любила), долгая, долгая пауза, в тече¬ние которой будет задыхаться редко плакавший человек. Говоря о Пав¬ле, Лара что-нибудь будет делать или вытрясать коврик, или щепать лу¬чину и т. д. Постойте, скажет Ю. А. Стрельникову, она вот так махнула рукой и сказала…». (Schwelgen — вести рассеянный образ жизни. — нем.)

С. 399. Ни тени рисовки, мужественный характер, полное… — по¬сле этих слов в рукописи вычеркнуто: «соответствие тому, чем он ка¬жется, полная свобода от притворства и позы. Так всегда было и так ос¬талось. И все же одну перемену я отметила, и она встревожила меня. Точно что-то отвлеченное вошло в этот облик и обесцвечивающим на¬летом легло на него».

С. 400. …во все времена зябла, дрожала и тянулась к ближайшей… — после этих слов в рукописи: «подобной, такой же горящей жаром своей внутренней силы и обнаженно одинокой».

…я бы, кажется, на коленях ползком приползла… — после этих слов в рукописи вычеркнуто: «на самый конец земли к этому замаячившему видению. Я бы не устояла, все бы встрепенулось во мне. Я бы не нашла сил воспротивиться зову прошлого, голосу верности. Я бы пожертвова¬ла самым дорогим, небывалым, неиспытанным: легкостью, беззаботно¬стью, непреднамеренностью моей близости с тобой, всей жизнью под¬готовленной, саморазумеющейся, врожденной».

С. 401. …корнем будущего зла была утрата веры… — после этих слов в рукописи вычеркнуто: «в силу и ценность собственного мнения. Во¬образили, что время, когда можно было следовать внушениям нравст¬венного чутья, миновало, что его очевидность надо подчинить тому, о чем шумят в газетах и на улице».

С. 402. Незаметно пришло и ушло лето. — В рукописи вычеркнут ва¬риант начала главы («Другие редакции и черновые наброски». С. 626).

С. 403. По соседству с амбулаторией… — после этих слов в рукопи¬си вычеркнут вариант: «на бывшем наследственном владении купчихи Гореглядовой, в гуще запущенного широколиственного сада стоял лю¬бопытный невысокий дом с верхом в духе старорусского зодчества. Он был облицован граненым фигурным кирпичом с глазурью, пирамидка¬ми граней наружу, наподобие старинных московских боярских палат царствования Ивана Грозного. В окно, перед которым Юрий Андрее¬вич осведомлялся у лаборантки о результатах анализов и следил за тем, как она переливает жидкости из склянки в склянку и рассматривает на свет степень помутнения смеси, он часто засматривался на прятавший¬ся в зелени терем Гореглядовой».

…возвращался… к ночи измученный и проголодавшийся… — после этих слов в рукописи вычеркнуто: «на угол Купеческой и со всей естествен¬ностью входил к Ларе и к Катеньке как к себе домой. Но несмотря на естественность ощущения, совесть не позволяла ему называть их квар¬тиру домом даже наедине с собою. Он заставал Ларису Федоровну на положении жены в разгаре домашних хлопот за плитою или перед ко-рытом. В этом, прозою будней освещенном и очищенном виде, растре¬панная…»

…занималась собственным политическим переобучением перед… — после этих слов в рукописи вычеркнут вариант: «возвращением учитель¬ницей в новую преобразованную школу. Он заставал ее на положении жены и сдерживал родственную природу того, что он видел и чувство¬вал у границ понятий, под которые ни он, ни она не подходили. Чем ближе были ему эта женщина и девочка, тем менее осмеливался он вос¬принимать их по-семейному, тем строже был запрет, наложенный на род его мыслей о них долгом перед своими и его нарушенной верностью им. В этом ограничении для Лары и Катеньки не было ничего обидно¬го. Напротив, этот несемейственный способ чувствования был только еще исключительнее, горячее, бережнее, почтительнее и чище. Но это раздвоение всегда мучило и ранило, и Юрий Андреевич привык к нему, как можно привыкнуть к поглощению пищи израненным на войне, в кровь изъязвленным ртом».

С. 404. Может быть, я действительно испорчен его влиянием. — По¬сле этих слов в рукописи вычеркнуто: «вношу в теоретическую науку несвойственный ей метод аналогии, уместный в искусстве».

С. 405. «…Натурфилософия Гёте, неошеллингианство». — После этих слов в рукописи вычеркнуто: «Говорят, он стихами балуется? А тут, по¬жалуй, даже не без боженьки, как вы думаете? А из каких это Живаго? Не из сибирских?» Среди черновых набросков к роману сохранилась записка, озаглавленная: «Ю. А. в Юр<ятинской> больнице. Работы» («Другие редакции и черновые наброски». С. 624).

Сохрани Бог, Юрочка. До этого, по счастью, еще далеко. Но ты прав. — После этих слов в рукописи вычеркнут вариант: «Благоразумие не