молвила.
Нашел
Старик в своей суме лепешку
И говорит:
«Поешь немножко!
Пока что будет, подкрепись!
Дорога дальняя, садись.
>И я умаялся, присяду!»
И сели при пути в прохладу
Полудновать.
Все шибче катится — и село.
И вдруг — невиданное дело,
Аж вздрогнул плотник: только мгла
На поле дальнее сошла,
Горящая метла с востока,
Над самым Вифлеемом, сбоку,
Метла косматая взошла
} И степь и горы осветила.
И в этот миг, теряя силы,
Мария Сына родила,
Того единственного Сына,
И, непорочный, неповинный,
На крест пошел за грешных нас!
Их увидали пастухи
Эммануилом нарекли.
А на рассвете в Вифлееме
На площади гудит народ:
Последнее приходит время,
В толпе то громче пересуды,
То, стихнув, ловят новый слух,
Как вдруг, вбегая: «Люди, люди! —
Кричит на площадь всю пастух. —
Пророчество Иеремии
‘Сбылось; пророк Исайя прав!
У нас, у пастухов, Мессия
Вчера родился!..»
Прокричав:
«Мессия!.. Иисус!.. Осанна!..» —
Толпа остыла и нежданно
Рассеялась.
А через час
По Иродову приказанью
Тогда свершилось злодеянье,
Неслыханное испокон.
^ще в кроватках детки спали,
В купелях воду нагревали,
Зря матери старались, знать:
Их больше не пришлось купать.
Уж в их крови легионеры
Ножи омыли, изуверы.
Так вот, иная мать, смотри,
Что Ироды творят цари!
Мария и не хоронилась
}С своим младенцем.
Слава вам,
Убогим людям, пастухам,
Что сберегли ее и скрыли
И нам Спасителя спасли
От Ирода! Что накормили
И, напоив, не поскупились
Ей дойную ослицу дать,
Хотя и горемыки сами;
И с Сыном молодую мать
Пустились ночью провожать
1 Кружными тайными путями
На путь Мемфисский.
А метла,
Метла горящая светила
Перед ослицей, что несла
В Египет кроткую Марию
И в мир пришедшего Мессию.
Когда б на свете где хоть раз
Царица села на ослицу,
Сложили б про нее рассказ
] И стали б на нее дивиться!
А эта на себе несла
Живого истинного Бога!
Тебя, родная, копт убогий
Хотел купить у старика,
Тебе не выдалась легка.
Вот, в Ниле выкупанный, спит
В пеленках малый у обрыва.
1 Сидит, не утирая слез,
И колыбель плетет из лоз.
Иосиф наш трудолюбивый
Постройкой занят шалаша
Из срезанного камыша,
Вдоль Нила сфинксы, как сычи,
Таращат неживые очи,
И, выстроясь по нитке в ряд,
Отряды пирамид стоят
8 песках сторожевым кордоном,
Давая фараонам знать,
Что Божьей правды благодать
Означилась под небосклоном,
У копта, а Иосиф старый
Взялся пасти овец отару,
Проходит год.
Не унывая,
) Святой наш старец день-деньской
Сбивает бочки в мастерской,
Устроенной в углу сарая,
И знай мурлычет.
Ну, а ты?
Не плачешь ты, не напеваешь,
Гадаешь, думаешь — гадаешь,
Как в правде воспитать высокой,
Как уберечь от тьмы порока
И от житейских бурь спасти…
9 Еще проходит год.
На травке
С козленком возится под лавкой.
А на крыльце с куделью мать
От их веселья.
Вдоль забора
Старик едва плетется в гору.
Был в городе, сбывал заказ
И по гостинцу всем припас.
0 Для матери — платочек новый,
К своим сандалиям ремни, —
Давно изношены они.
Вошел, передохнул с устатку
И говорит:
«Не плачь, касатка,
Какую новость я узнал:
Наелся на ночь до отвала —
И поутру его не стало.
Такие, видишь ли, дела.
‘Вернемся в сад наш за оградой.
«Идем!» — сказала и пошла
На Нил стирать белье ребенку.
Паслась коза, прильнув к козленку,
Иосиф сына забавлял,
Пока Мария в водах Нила
Ребенку рубашонки мыла.
Потом в избе ремни размял
И пару добрых сплел сандалий.
1 Потом они котомки взяли,
В далекий путь направив шаг
С младенцем малым на руках.
Вот кое-как дошли до дому.
Не дай Бог взору никакому
Наткнуться на такой разгром!
На что уж глушь! Ведь под защитой
Тенистой рощи хата скрыта,
А в хате этой все вверх дном!
Придется спать среди развалин.
} Мария кинулась от них
К ключу, но как и он печален!
Здесь некогда в счастливый миг
С ней встретился тот гость красивый.
Как изменилось все! Родник
Порос бурьяном и крапивой.
Мария, горю нет границ!
Молись и волю дай моленьям!
В слезах кровавых павши ниц,
Вооружись долготерпеньем!
С отчаянья Мария там
Едва тогда не утопилась.
Что было б непрозревшим нам?
Дитя б без Матери томилось,
И мы по сей на свете час
Не знали б правды, душегубы…
Но, вовремя остановясь,
Мария горько сжала губы
И, прислонившись к стенке сруба,
Свободно выплакалась всласть.
‘В те времена Елизавета,
Вдова, в предместье Назарета
С Иваном маленьким жила
И приходилась им роднёю.
Вот ранней зорькою одною
Мария малого взяла
И с мужем в Назарет пошла
К той родственнице и вдовице
Внаймы из милости проситься.
Тем временем дитя растет,
Растет себе и подрастает,
Растет, не ведая забот,
И с мальчиком вдовы играет.
Играли раз они у рва,
Две палки подобрали с краю
И тащат матерям к сараю
С преважным видом на дрова.
Знай наших, мол (известно, дети!),
И просто загляденье эти
Веселых мальчугана два.
} И вот меньшой берет нежданно
Вторую палку у Ивана
(Иван скакал на ней верхом)
И складывает их крестом,
Чтоб дома, видите, похвастать,
Что он уж мастер хоть куда…
Мария обмерла, когда
В руках у сына увидала
Тот крестик-виселицу.
«Стой! —
Вскричала мать, — недобрый, злюка
Тебя подбил на эту штуку.
Брось палки прочь, сыночек мой!»
И мальчик, материнским страхом
Ошеломлен и с толку сбит,
Святую виселицу махом
Швырнул и зарыдал навзрыд.
Он плакал в первый раз. Впервые
Лил эти слезы ей на грудь.
Поглубже в сад под тень Мария
С ним поспешила завернуть.
Там пестовала, целовала
Его без счету, тормоша,
И коржик в рот ему совала,
Угомонила малыша.
Разнежившись от утешений,
Зевнул он, растянулся, лег
На материнские колени
И задремал, как ангелок.
Он спит, и беспокойным оком
В слезах на сына смотрит мать,
1 Чтобы не всхлипнуть ненароком
И сна его не разогнать.
Крепилась, да не тут-то было:
Сама ту дрему прервала.
Слезой упавшей разбудила.
Кипящей каплей обожгла.
Свою печаль от сына прячет,
Но мальчика не обмануть:
Все понял он — и, к ней на грудь
Упавши, вместе с нею плачет.
} Из заработков ли скопила,
Взаймы ли у вдовы взяла,
Ребенка в школу отвела.
Сама б растила грамотеем,
Да неученая была.
Учиться он ходил к ессеям,
А душу сына мать блюла,
С ним в класс Иван был отдан вдовин.
Всем выдался Иван в него,
Так и учились.
Баловство
Не коренилось в мальчугане.
Он детских не любил проказ.
Бывало, в стороне держась,
Забьется где-нибудь в бурьяне
И тешет клепку, — так мальцу
Хотелось помогать отцу.
Ему пошла весна седьмая
(Постиг уже он мастерство).
) Лежал Иосиф, отдыхая,
И любовался на него.
Какие у него задатки?
Каким займется ремеслом?
Вот как-то, ведра взяв и кадки,
Они отправились втроем
На ярмарку да прямо в самый
Что ни на есть Ерусалим.
Хоть далеко, — они упрямы:
Там цены выгоднее им.
} Пришли, расставили посуду.
Куда ж девался баловник?
Нет сына, хоть кричи на крик.
Бежит в испуге в синагогу
Защиты попросить у Бога.
И тут — сокровище благих!
Попав на сборище к раввинам,
Сидит он с личиком невинным
И, крошка, поучает их,
Как в свете жить, людей любить,
За правду стать, за правду сгинуть.
Без правды горе!
«Горе вам,
Учители архиереи!..»
И удивлялись фарисеи
И книжники его речам,
А радость матери Марии
Неизреченна! Ведь Мессия
Во храме помолились Богу
И вышли холодком в дорогу,
Когда остыл полдневный жар.
Так и росли, так и учились
Святые деточки вдвоем,
И ими матери гордились.
Они тернистые пути
Избрали, вышедши из школы, —
Освобожденья путь тяжелый,
Во имя Божьего глагола
Иван в пустыне жил неведом,
За ним,
За Сыном праведным своим,
Пошла и Ты покорно следом,
Иосифа на склоне лет
Совсем покинув; Сыну вслед
И Ты пошла навстречу бедам,
Пока, скитаясь, не пришла
К самой Голгофе.
Ибо всюду
3 Святая Мать за Сыном шла,
На речи Сына и дела
Смотрела, и, дивясь, как чуду,
От счастья млела в стороне.
Бывало, он, на Елеоне
Присев, вздохнет.
Ерусалим
В красе раскинется под ним,
И блещут в золотом виссоне
Израильский архиерей
И так он, сидя, заглядится
На иудейскую столицу,
Что час пройдет, не вспомнит мать,
И два пройдет, забудет встать,
И вдруг заплачет беспричинно.
Заплачет и она, в лощину,
К ключу спускаясь за водой.
С водой вернется, успокоит,
Стопы усталые омоет,
‘Даст пить, возьмет хитон худой,
Зашьет его и удалится,
От сына в стороне таиться
А вот из города ребята.
Его любила детвора
И с ним по улицам с утра
Толпой ходила до заката.
Сбегались и на Елеон,
^от и сейчас пришли резвиться.
«Святые!» — тихо молвил он,
Навстречу встав их веренице,
И подошел, благословил,
И с ними сел, как встарь, играть,
В ребенка превратясь опять.
Потом, повеселев душой,
Спустился с ними на закате
На проповедь в Ерусалим
Спасенье возвещать глухим.
}Не вняли — предали распятью!
Как распинать Его вели,
Вокруг Тебя на перекрестке
Стояли дети и подростки,
А взрослые ученики
Поразбежались, как от плети.
Вот так и вас Он поведет! —
Сказала Ты.— Смотрите, дети!»
И наземь грохнулась с тоски.
Ночуя под плетнями, позже
Вернулась Ты в свой Назарет.
Вдову похоронили Божью,
Чужими труп ее зарыт.
Иван давно в тюрьме убит,
Иосифа не стало тоже,
Одна, как перст, лишь Ты одна
Осталась в эти времена.
Уж как талан Твой, видно, латан.
Трусливые ученики
Ушли от пыток в тайники,
И, выведав, где кто попрятан,
Ты стала собирать бедняг.
Они с Тобой сидели в горе,
И Ты, великая в женах,
Дыханьем огненного слова
Развеяла, как горсть половы,
) И дух в их бренные тела
Воспрянули мужи святые
И в разные концы земли
Во имя мученика-Сына
И памяти Его невинной
Любовь и правду разнесли.
Ты ж после с голоду у тына
В Польши умерла. Аминь!
А после смерти чернецы
Тебя одели в багряницу
И золоченые венцы
Тебе дарили, как Царице.
Прибили и Твою к кресту
Поруганную простоту,
И оплевали, и растлили,
А Ты, как золото в горниле,
Такой же чистой, как была,
В душе невольничьей взошла.
АЛДЖЕРНОН ЧАРЛЗ СУИНБЕРН
ДЖОН ФОРД
ПЕРЕВОД ПОСВЯЩАЕТСЯ И. А. АКСЕНОВУ
Из горных недр, где ночь железом сжала
Наплыв опалов, талей голубей,
На изваянье мрамора набей,
Чтоб встал с Мемнона мощью матерьяла
Тот чародей, чье властное ваяло
Врезало в ночи ночь резцом скорбей.
Чья память на плите — как знак запала
Кронида меж титановых бровей.
День мраморной не расколышет глыбы
И не расслышит музыки немой.
Но либо тьме, без звезд плывущей, либо
Звездам, заплывшим полуночной тьмой,
Откроет мрамор мышц своих аккорд.
Таким миражем мреешь ты, Джон Форд.
ГЕОРГ ГЕРВЕГ
ЛЕГКАЯ ПОКЛАЖА
Не добиваюсь почестей,
За песнь весенним дуновеньем
Дарит меня простор полей.
Живу не в замке, за стеною,
Не жалован поместьем я,
Гнездо, как птица, вольно строю,
Мне б захотеть, — и многих долю
Не пропустил бы между рук,
Когда по королевству роли
Распределяли между слуг;
А часто приглашали знаком,
Расположенья не тая,
Но я до почестей не лаком;
Из бочки цедит лорд червонцы,
Я разве лишь вино тяну.
Я видел золотым лишь солнце,
Серебряною — лишь луну.
Вопрос наследников не занял
О веке моего житья.
Свое добро я сам чеканил;
Пою охотно в вольном хоре,
В подножье тронов не певал,
Немало одолевши взгорий,
Дворцовых плит не преступал.
Пусть лихоимец богатеет
Среди отвалов и гнилья,
Я рад, что розы не скудеют;
Еще одной я полон страсти,
Но ты захочешь бус, запястий,
А мне на службу? — Нипочем!
Я не продам своей свободы,
И как дворцов чурался я,
Прощусь и с чувством ей в угоду;
КТО СВОБОДЕН?
Свободен только тот вполне, —
Его и славить нам, —
Кто завоевывает сам
Свободу на войне.
Кто шпагою своею
Ее возьмет.
Пред тем благоговею,
Свободен тот.
Зачем французов мы зовем
И ждем их, как гостей?
Они введут невесту в дом,
Нацеловавшись с ней.
Мы порохом богаты,
Так что
