лощин.
Искони уж тушйнцы лихие
Меч точили на шеях лезгин.
Все в руках одного полководца.
А когда врукопашную бьется,
Все в волненье на помощь спешат.
Как Чечня против нас ни боролась,
А пришел ее гибели срок.
Свыше слышен Ираклия голос:
«Эй, грузины, вперед! С нами Бог».
Слава вам! На неверных ударя,
Вы остались на все времена.
Всем, погибнувшим за государя,
Память вечная предрешена.
На берегу могучая чинара
Над кручею раскинулась шатром,
Приют полураздумий-полудрем.
Шумит Кура, чинару в колыбели
Качает ветер, шелестит листва.
Едва ли это шум без цели:
В нем слышатся какие-то слова.
Как любящий возлюбленную, яро
Целует корни дерева Кура,
Но горделиво высится чинара,
Чуть-чуть качая головой шатра.
Повеет ветер, и одною дрожью
Как будто все у них одно и то же,
Ты самое большое чудо Божье,
Так не губи меня красой своей.
Родителям я в мире всех дороже —
У нас в семье нет больше сыновей.
Я человек простой и немудрящий,
Подруга — бурка мне, а брат — кинжал.
Но будь со мною ты, — в дремучей чаще
Мне б целый мир с тобой принадлежал.
ЕК<АТЕРИНЕ>, КОГДА ОНА ПЕЛА
Звуки рояля
Сопровождали
Части вокальной
Ты мне все время
Слышалась в теме.
В смене гармоний,
В гулкой погоне
Их за тобой.
Ты распрямляла
Оба крыла.
И без остатка
Каждою складкой
В небо плыла.
Каждым изгибом
Выгнутых дыбом
Черных бровей,
Линией шеи,
Бездною всею
Муки моей.
* * *
Осенний ветер у меня в саду
Сломал нежнейший из цветов на грядке,
И я никак в сознанье не приду,
Тоска в душе и мысли в беспорядке.
Тоска не только в том, что он в грязи,
А был мне чем-то непонятным дорог, —
Шаг осени услышал я вблизи,
Отцветшей жизни помертвелый шорох.
* * *
Когда мы рядом, в необъятной
Вселенной, — рай ни дать ни взять.
Люблю, люблю, как благодать,
Лучистый взгляд твой беззакатный.
Невероятно! Невероятно!
Невероятно! Не описать!
Приходит время уезжать.
Вернусь ли я еще обратно?
Увижу ли тебя опять?
Люблю, люблю твой образ статный.
Невероятно! Невероятно!
Невероятно! Не описать!
С годами гуще тени, пятна
И резче возраста печать.
Твою божественную стать!
Люблю твой облик благодатный.
Невероятно! Невероятно!
Невероятно! Не описать!
# * *
Полюбил я с малых лет.
В детстве он мне означал
Синеву иных начал.
И теперь, когда достиг
Я вершины дней своих,
В жертву остальным цветам
Голубого не отдам.
Он прекрасен без прикрас.
Напоенный синевой.
Это цвет моей мечты,
Это краска высоты.
Это легкий переход
В неизвестность от забот
И от плачущих родных
На похоронах моих.
Это синий, негустой
Иней над моей плитой.
Это сизый, зимний дым
Мглы над именем моим.
АКАКИЙ ЦЕРЕТЕЛИ
Ты горька, моя жизнь бесталанная,
Ты глуха, моя боль непрестанная,
Потому что мне стала желанная
Ненавистницею окаянною.
Ад в душе у меня. Смерть. Агония.
В одиночестве духом я падаю,
Но когда предо мной посторонние,
Я креплюсь, и врагов я не радую
Незажившей открытою раною.
Ты горька, моя жизнь бесталанная,
Ты глуха, моя боль непрестанная,
Потому что мне стала желанная
Ненавистницею окаянною.
Кто мне будет от муки защитою
И подаст руку помощи братскую?
В розах скрыта змея ядовитая,
Желчь в щербете моем, зелье адское,
И кощунство в устах, речи бранные.
Ты горька, моя жизнь бесталанная,
уТы глуха, моя боль непрестанная,
Потому что мне стала желанная
Ненавистницею окаянною.
Умирать мне пора. Что ж я мешкаю?
С каждым годом ведь старость постылее,
Жар истлевший дымит головешкою
И одною ногою в могиле я,
Вот и пристань моя долгожданная.
Ты горька, моя жизнь бесталанная,
Ты глуха, моя боль непрестанная,
} Потому что мне стала желанная
Ненавистницею окаянною.
Я бессилен, мечты не сбываются,
Сам себе я смешон в этой немощи.
Дай мне, Боже, уснуть, чтоб не маяться
Без огня и любви цепенеющим.
Лучше смерть, чем тоска постоянная.
Ты горька, моя жизнь бесталанная,
Ты глуха, моя боль непрестанная,
Потому что мне стала желанная
^Ненавистницею окаянною.
ПЕСНЬ ПЕСНЕЙ
Пусть остальные пьют друг за дружку,
Я своим счастьем пьян без вина.
Только восторгом моим, а не кружкой
Прелесть вселенной озарена.
Как благодатно
В дымке закатной
Дали прощальным блеском зажглись!
Вечером ясным
Веяньем властным
10 Душу уносит в горнюю высь.
Необычайно
Чувствую тайну
Мир обнимающего родства.
Ум, хоть и гибок, —
Полон ошибок,
Знаю наверно:
Небо безмерно
Чувству открыто все, без конца.
20 Мир, это чудо,
Явное всюду,
В благоговенье славит Творца.
Лунной печалью
Светятся дали,
Лунной печалью строг небосвод.
Звезды бессонно
По небосклону
«Неизреченна
Слава вселенной», —
Как бы твердят светила, крыля.
Звездному строю
Снизу земною
Песнею Песней вторит земля.
В этом напеве
Слышны деревья,
Одурью грядок пахнущий сад,
Свежесть рассвета,
Шелесты лета,
Сдавшись напору
Брачного хора,
Сам ликованья я не избег,
И, подпевая
Песне, я знаю:
Богу подобен я, человек.
Кто дал прозреть мне? Что превратило
Жизнь предо мною в сказку и сон?
Кем над уделом твари бескрылой
^высшим пределам я вознесен?
Это все ты, любовь. Ты причина.
Это тобою совершено, —
Соединяющее звено!
Ты, на кого клевещут жестоко,
Именем чьим зовут, что хотят:
Скотоподобье, пошлость порока,
Образ животный, грязь и разврат.
Всех постигало косноязычье,
э Брался лишь кто тебя воспевать.
Как описать твоей силы величье,
Свыше дарованная благодать?
Но, как кончины предчувствие мечет
Лебедя с песней за облака,
Пусть этот стих мой увековечит,
Царственная, тебя на века.
Для красоты своей небывалой
Ты всю природу обобрала.
Сон мой, мечта моя! Славословья
Сами теснятся мне на уста,
Ты, величаемая любовью,
Все увенчавшая чистота!
…Пусть остальные пьют друг за дружку,
Я своим счастьем пьян без вина.
Тайной любви моей, а не кружкой
Прелесть вселенной озарена.
ПАМЯТИ ГОГОЛЯ
Когда — невежества добыча
И торжествующего зла —
У ног раздутого величья
Без силы правда замерла,
Когда льстецы и лжепоэты
Слагали славу лжебогам,
А фарисеи без запрета
Злословьем наполняли храм, —
Тогда в народных недрах грянул
10 Свободной речи чьей-то гром
И в малодушье не отпрянул
От грозных окриков кругом.
От звонкого его раската
Заколебалась старина.
Перед уликами разврата
Страна очнулась ото сна.
Так чей же был тот голос новый,
Что миру правду возвестил,
Потряс отечества основы
И краски жизни изменил?
То был таланта смех, беззлобно
Увещевающий народ
И эпитафией надгробной
Звучавший для его господ.
Смеясь, он слезы проливал.
Писал он на слепых сатиры —
И высмеянный прозревал.
Так множилось его влиянье,
) И скоро убедился свет,
Что животворно осмеянье,
Что смех — целитель многих бед.
Когда он умер — пустомели
Признались ханжески в вине —
Какое сердце проглядели
Они, мол, в этом ворчуне!
Теперь все соглашались молча,
Что он добряк из добряков,
И то, что им казалось желчью,
}Была любовь без берегов.
Припоминали ум природный
И как он был неистощим…
Преклонимся же всенародно
Пред гением его живым.
Нет у искусства средостенья,
Творцы не расставляют вех,
Подобно солнцу, их творенья
По праву — принадлежность всех.
Чужим остаться для грузин,
И мы как бы по уговору
Его венчаем как один.
То я — мудрец, то — сумасброд,
Я ни глубок, ни плосок.
Дитя падений и высот,
Я — жизни отголосок.
Глубокомыслью не дивись!
На простоту не сетуй:
Все чувства мощные слились
В отзывчивости этой.
Способность замечать дала
И я ловлю, как зеркала,
Все, что мелькнет у входа.
Но слышу и передаю
Лишь то, что в полной мере,
В придачу к своему чутью,
На опыте проверю.
Итак — не то, что в первый миг
Предполагают люди, —
И истины орудье.
Судьба моя горькая, лютая,
Хотя бы одною минутою
Удовлетворенья порадуй!
Я — прошлого тень запоздалая,
Грядущего проблеск, гаданье.
Позволь мне хоть долею малою
Но что же я силами падаю,
Зачем я душой унываю,
Когда ты сама мне наградою,
О лира моя роковая?
Ты отзвук прибоя мирского.
Твое бушевание шумное
Услышать мне хочется снова.
Нежнее фиалок в цветении,
Звончей соловьиного пения,
Полета орлов дерзновеннее
Подъемы твои и парения.
Лишь стоит в полет нам отправиться,
Мы край пролетаем за краем.
Смерть, верно, за мною не явится
В места, куда мы залетаем.
Я счастлив, что ты мне дарована.
Ты в сердце отвагу вселила.
Я славлю тебя, очарованный
Твоею пленительной силой.
Два мира, две силы родные.
Вы схожи, как два близнеца,
Рожденные той же стихией.
Качавшие вас в колыбели,
В свободном полете своем
Вам ставят высокие цели.
Склонить вас к иному чему
Бессильны слова и внушенья,
Лить свет, точно звезды, во тьму —
Удел ваш и предназначенье.
Грешно ни с того ни с сего
Тревожить ваш мир понапрасну.
Бессмысленное ханжество —
И глупо бряцать без конца
На лире. А то ведь иначе
Любого поэта-творца
РАБИНДРАНАТ ТАГОР
ТА, КОТОРУЮ Я ЛЮБИЛ
Та женщина, что мне была мила,
Жила когда-то в этой деревеньке.
Тропа к озерной пристани вела,
К гнилым мосткам на шаткие ступеньки.
Названье этой дальней деревушки,
Быть может, знали жители одни.
Холодный ветер приносил с опушки
Землистый запах в пасмурные дни.
Деревья в роще наклонялись вниз.
В грязи разжиженной дождями нивы
Захлебывался зеленевший рис.
Без близкого участия подруги,
Которая в те годы там жила,
Наверное, не знал бы я в округе
Ни озера, ни рощи, ни села.
Она меня водила к храму Шивы,
Тонувшему в густой лесной тени.
Благодаря знакомству с ней, я живо
Запомнил деревенские плетни.
Я б озера не знал, но эту заводь
Она переплывала поперек.
Она любила в этом месте плавать,
В песке следы ее проворных ног.
Поддерживая на плечах кувшины,
Плелись крестьянки с озера с водой.
С ней у дверей здоровались мужчины,
Когда шли мимо с поля слободой.
Она жила в окраинной слободке.
Как мало изменилось все вокруг!
Под свежим ветром парусные лодки,
Как встарь, скользят по озеру на юг.
Крестьяне ждут на берегу парома
И обсуждают сельские дела.
Мне переправа не была б знакома,
Когда б она здесь рядом не жила.
ОБЫКНОВЕННАЯ ДЕВУШКА
Я — девушка из онтохпура. Ясно,
Что ты меня не знаешь. Я прочла
Последний твой рассказ «Гирлянда
Увянувших цветов» — Шорот-бабу.
Твоя остриженная героиня
На тридцать пятом годе умерла.
С пятнадцати случались с ней несчастья.
Я поняла, что вправду ты волшебник:
Ты девушке дал восторжествовать.
10 Я о себе скажу. Мне лет немного,
Но сердце я одно уж привлекла
И ведала к нему ответный трепет.
Но что я! Я ведь девушка как все,
А в молодости многие чаруют.
Будь добр, прошу я, напиши рассказ
О девушке совсем обыкновенной.
Она несчастна. То, что в глубине
У ней необычайного таится,
Пожалуйста, найди и покажи
20 Так, чтоб потом все замечали это.
Она так простодушна. Ей нужна
Не истина, а счастье. Так нетрудно
Как это все произошло со мною.
Положим, что его зовут Нореш.
Он говорил, что для него на свете
Нет никого, есть только я одна.
Я этим похвалам не смела верить,
30 И вот он в Англию уехал. Вскоре
Оттуда письма стали приходить,
Не очень, впрочем, частые. Еще бы!
Я думала — ему не до меня.
Там девушек ведь тьма, и все красивы,
И все умны и будут без ума
От моего Нореша Сена, хором
Жалея, что так долго был он скрыт
На родине от просвещенных взоров.
И вот в одном письме он написал,
‘Что ездил с Лиззи на море купаться,
И приводил бенгальские стихи
О вышедшей из волн небесной деве.
Потом они сидели на песке,
И к их ногам подкатывались волны,
И солнце с неба улыбалось им.
И Лиззи тихо тут ему сказала:
«Еще ты здесь, но скоро прочь уедешь.
Вот раковина вскрытая. Пролей
В нее хотя одну слезу, и будет
‘Жемчужины дороже мне она».
Какие вычурные выраженья!
Нореш писал, однако: «Ничего,
Что явно так слова высокопарны,
Зато они звучат так хорошо.
Цветов из золота в сплошных алмазах
Ведь тоже нет в природе, а меж тем
Искусственность цене их не мешает».
Сравненья эти из его письма
Шипами тайно в сердце мне вонзались.
}Я — девушка простая и не так
Испорчена богатством, чтоб не ведать
Действительной цены вещам. Увы!
Что там ни говори, случилось это,
И не могла ему я отплатить.
Я умоляю, напиши рассказ
