и когда сожнут.
К другому не причислен цеху.
Из всякой потасовки вдруг
Как из воды я выйду сух.
К тому и поговорка клонит:
Тот, говорят, в воде не тонет,
Кому на виселице быть.
Конокрад скрывается. Входят ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
И ГАНГЕЛЬДЁЧ.
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ говорит:
А вор не думает идти.
Когда он в срок не возвратится,
То может с шапкой распроститься,
Мы картуза не отдадим,
Кого б ни посылал за ним.
ГАНГЕЛЬДЁЧ
А вот и Штеффель, ах как скор,
Он в Мюнхен ездил, и с путей.
Расспросим, нет ли новостей.
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
Где, Штеффель, пропадал досель?
Не слышал ли про вора, Лель?
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
А как же, виделись вчера.
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
Что ж не позвал его? Пора.
Весь льготный конокрадов срок.
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Подумал было, — не посмел.
Своих у вора много дел.
ГАНГЕЛЬ ДЁЧ
Уж и дела у твари сучьей!
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Выходит на базар толкучий,
Старье и рухлядь продает
И честным промыслом живет.
Цены не ломит, знает меру.
Я у него купил, к примеру,
И приглянулся мне козел.
Купил бы по своей охоте,
Да только не сошлись мы в счете.
Двенадцать крейцеров просил.
А то точь-в-точь как твой трусил
И тоже не хватало рога.
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
Постой, ведь мой ушел, ей-богу!
Недели три, порукой честь!
Тут, верно, совпаденье есть.
Похоже, моего козла
Увел разбойник из села.
Что ж ты не сдал его властям?
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Мы б головы его лишились.
Уж он из петли бы не вылез.
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
А ты не пособил немножко?
Поди, устроили дележку?
Ему достался мой козел,
Ты тоже праведник лишь с виду.
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Не ври, ответишь за обиду.
Тринадцать крейцеров отчел.
ГАНГЕЛЬДЁЧ
А залит пивом как камзол!
С плеча кабатчика, похоже.
А пуху, перьев что в одеже!
Ты б малость пообмел метлой.
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Я вещь не для парадов прочу, —
Для обиходности рабочей.
Для праздников есть дома свой,
Пойти взглянуть, намного ль лучше.
Тьфу, провались ты, что за случай!
Ведь это он, да как знаком.
Украден, знать, с твоим козлом.
ГАНГЕЛЬДЁЧ
Проверь-ка толком, знака нет ли.
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Да вот: нет пуговицы к петле.
Он насмеяться так посмел?
Своей одежи не признал!
Ведь знал чем взять, дешевкой взял,
Взял, даровщинкой огорошив,
Взял тем, что синь камзол и дешев.
Ну, что же, я зевать не стал,
Скорее деньги отсчитал
Да шмыг в толпу. На этот раз он
ГАНГЕЛЬДЁЧ
А как ты вора наказал?
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Он еле-еле поспевал.
К нему шел покупатель лавой.
Отбою не было от них.
Я улучил удобный миг.
Вот тут ему и вышла кара, —
Я взял тайком перчаток пару:
Подумалось, переплатил, —
В приклад к камзолу прихватил.
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
Выходит, вор украл у вора.
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Да что ты, взял лишь для добору,
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
Я это кражей и назвал.
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
Тогда послушай, друг ты милый,
Тебе не памятны ли вилы,
Которыми слоил навоз?
Не у меня ль ты их унес?
Что это с правом говорится,
Видать по Линделю по Фрицу.
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
Коль, Штеффель, ты на этот счет,
Так поздно, делу скоро год.
А ежели ты так остер,
Я нынче плюнул и растер,
Да завтра не отвел бы злобы.
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
А ну-ка, только тронь, попробуй!
Вбегает ГАНГЕЛЬ ДЁЧ и говорит:
Да вы никак сошли с ума.
Забыли, видно, костоправа,
И понятых и штраф в управу?
За слово, хоть бы и с укором?
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
Зачем меня зовет он вором?
Чем звать, вперед спроси людей:
А может, я тебя честней.
ГАНГЕЛЬДЁЧ
Да как сказать, какой достойней.
Вы, братцы, думается, двойня,
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
За честность, знать, у нас ославлен?
ГАНГЕЛЬ ДЁЧ
На что, скажи, намек направлен?
Не про железную ль ты шину?
Не сам ли ты меня силом
Заставил заплатить за лом?
Чай были, помнят очевидцы.
Да чтоб те шиной подавиться!
Иди-ка с Богом, — полосну!
ШТЕФФЕЛЬ ЛЁЛЬ
А я так и насквозь проткну.
ЛИНДЕЛЬ ФРИЦ
Не миновали рукопашной!
Кровавая свалка.
Входит КОНОКРАД С картузом в руках и говорит:
И ловки рвать те мужики
Чубы и бороды в клоки!
Давно слежу за буйной склокой
Из-за плетня неподалеку.
Не видывал людей разгульней.
Зато и кончилось цирюльней.
У Линдля Фрица под спиной
Рубец в три пальца шириной.
Не мал и Гангель Дёча вред
Со всей душою приугрет.
Два друга в губы лобызали,
Все зубы Гангля видны стали.
У Лёля брадобрей не мог
Решил заняться кровопуском,
Но лишь забила кровь огузком,
Как носом Лёля тем же часом
Два зуба вышли вместе с мясом.
Меж тем как бой у них кипел,
Знать, Линдель в драке потерял, —
Середь дороги подобрал.
Вот я и заявился в срок
Могу по праву у крестьян
За честь свою и постоянство
Просить принять меня в крестьянство.
Иль не заслуживаю чести.
Он, думается, не откажет,
Еще мы пить деревней станем
За то, что ту же лямку тянем,
И глупость пиром небольшим
По Гансу Саксу завершим.
УОЛТЕР РАЛЕЙ
СЫНУ
Три вещи есть, не ведающих горя,
Пока судьба их вместе не свела.
Но некий день их застигает в сборе,
И в этот день им не уйти от зла.
Уильям Шекспир
Те вещи: роща, поросль, подросток.
Из леса в бревнах виселиц мосты.
Из конопли веревки для захлесток,
Заметь, дружок, им врозь не нарезвиться.
В соку трава и лес и сорванец.
Но чуть сойдутся, скрипнет половица,
Струной веревка и юнцу конец.
Помолимся ж с тобой об избежании
Участия в их роковом свиданьи.
УИЛЬЯМ ШЕКСПИР
СОНЕТ 66
Измучась всем, я умереть хочу.
Тоска смотреть, как мается бедняк,
И как шутя живется богачу,
И доверять, и попадать впросак,
И наблюдать, как наглость лезет в свет,
И честь девичья катится ко дну,
И знать, что ходу совершенствам нет,
И видеть мощь у немощи в плену,
И вспоминать, что мысли заткнут рот,
И разум сносит глупости хулу,
И прямодушье простотой слывет,
И доброта прислуживает злу.
Измучась всем, не стал бы жить и дня,
Да другу трудно будет без меня.
СОНЕТ 73
То время года видишь ты во мне,
Когда из листьев редко где какой,
Дрожа, желтеет в веток голизне,
А птичий свист везде сменил покой.
Во мне ты видишь бледный край небес,
Где от заката памятка одна,
И, постепенно взявши перевес,
Их опечатывает темнота.
Во мне ты видишь то сгоранье пня,
Когда зола, что пламенем была,
Становится могилою огня,
А то, что грело, изошло дотла.
И, это видя, помни: нет цены
Свиданьям, дни которых сочтены.
СОНЕТ 74
Но успокойся. В дни, когда в острог
Навек я смертью буду взят под стражу,
Одна живая память этих строк
Еще переживет мою пропажу.
И ты увидишь, их перечитав,
Что было лучшею моей частицей.
Вернется в землю мой земной состав,
Мой дух к тебе, как прежде, обратится.
И ты поймешь, что только прах исчез,
Не стоящий нисколько сожаленья,
То, что отнять бы мог головорез,
Добыча ограбленья, жертва тленья.
А ценно было только то одно,
Что и теперь тебе посвящено.
Когда в сосульках сеновал
И дуют в руки на дворе,
И Том дрова приносит в зал,
И мерзнет молоко в ведре,
И стынет кровь, и всюду грязь,
Заводит сыч, во тьму вперясь:
Ту-гу!
Ту-ит, ту-гу! Ну и певун!
Вся в сале, Анна трет чугун.
Когда от кашля прихожан
Не слышно пасторовых слов,
И птицы хохлятся в буран,
И у Марьяны нос багров,
И прыщут груши в кипятке,
Ту-гу!
Ту-ит, ту-гу! Ну и певун!
Вся в сале, Анна трет чугун.
Лирой заставлял Орфей Все, что слышало напев,
Горы с гибкостью ветвей Никло ниц, оторопев,
Наклоняться до земли. И смирялась моря гладь.
На призыв его игры Музыка глушит печаль.
Травы из земной коры За нее в ответ не жаль,
Выходили и цвели. Засыпая, жизнь отдать.
ИОГАНН ВОЛЬФГАНГ ГЁТЕ
Шаги зари заслышав, с перепугу
Непрочный сон ресниц моих бежал.
Как утро свеж, покинул я лачугу
И горный путь до света продолжал.
Тонули ноги в сонной неге луга,
Бурьян в росе купался и дрожал,
Зажглась заря, и все кругом, пьянея,
Делиться звало упоеньем с нею.
Меж тем, как я всходил, из долу, с поем
Пополз туман. Он крался, рвался, рос,
Плескал волной, и вдруг, сгустясь застоем,
Лег сединой вокруг моих волос.
Не стало гор. Туман застлал лицо им.
Угрюмой мглой и я кругом оброс.
И вот я облит тучами и, мнится,
Один с собою заключен в темницу.
Был миг — я ждал: вот-вот, одним прорывом
Развалит солнце дымные пласты.
Спадала мгла и стлалась по обрывам,
‘Кой-где рвалась, цепляясь за кусты,
Я солнце ждал найти вдвойне красивым
По временном затменьи красоты.
Еще у света с тьмою шло боренье,
Вдруг блеск иной, сверкнув, затмил мне зренье.
Когда ж опять я ощутил отвагу
Открыть глаза, то было в муку мне
Глядеть на долы, тлевшие сквозь влагу,
И выси гор, горевшие в огне.
Вдруг облака пошли нести ватагой
‘Виденье женской тени к крутизне.
Блеща красой, немыслимой на свете,
Замедлила полет, меня заметя.
«Не узнаешь? — произнесла устами,
Дышавшими любовью. — Не узнал?
А я ведь — та, в чьем неземном бальзаме
Иной твой шрам житейский заживал.
На что еще, как не на связь меж нами,
Ты с детских лет так свято уповал?
В далеком прошлом не в слезах по мне ли
}Я заставала мальчика в постели?»
«Да! — я вскричал, на землю упадая. —
Я — твой давно. Ты родилась не вдруг.
Ты мне чело студила в зной, когда я
Ловил на лбу небесных крыльев пух,
Когда любовь, как буря молодая,
Отбушевав, до дна взрывала дух.
Ты все дала, ничем не обделила,
Раздатчица всего, что сердцу мило!
Тебя не назову я. Как ни много
Тебя зовущих дерзостно своей,
Для глаз людей ты — мука и тревога,
Хотя и — цель для всех людских очей.
Я с ними жил… Нашел к тебе дорогу,
И вот один, без них бреду по ней…
Хотел пролить твой свет, чтоб видел всякий, —
А должен скрыть, замкнуть его во мраке».
«Суди ж теперь, — на те мои слова
С усмешкой отвечала, — не умно ли
От вас держаться в скрытности?.. Едва
‘Вообразил ты, что владеешь волей
И что соображает голова, —
Сверхчеловеком мнишь себя, не боле!
Так велико ль от всех твое отличье?..
Познай себя и чти людской обычай».
«Не так толкуешь, — вскрикнул я, — прости!
Ужель напрасно видит это око?
Я понял смысл даров твоих высокий:
Они должны для ближнего расти,
] И я не властен их зарыть без проку.
Зачем всю жизнь искал к тебе пути,
Когда не с тем, чтоб братьев навести?»
Тем временем с участьем снисхожденья
Она на мне остановила взор.
Я узнавал себя в глазах виденья,
Но улыбнулась — и сошли все тени,
И ожил дух мой, и повлек простор.
Казалось, я приблизиться к ней вправе,
Свои сомнения и страх оставя.
И руку подняла она над краем
Впитавших запах пастбищ облаков.
В ее руках туман стал осязаем,
Поплыл за ней, мелькнул, и был таков.
Я глянул вниз: был дол неузнаваем.
Я глянул вверх: был свод далек и нов.
Одна она лишь, прячась в покрывало,
Сквозные складки платья волновала.
«Я знаю, чем за слабостями всеми
Твои движенья сердца хороши». —
(Звук этих слов мне памятен все время.) —
«Прими мой дар. Счастливец, кто в тиши
Владеет им, ничто тому не бремя.
Блажен, кто принял в простоте души
Поэзии покров благоуханный
От Истины, ее руками тканный.
Когда тебе с друзьями в полдень станет
Невмочь дышать, над ними им повей;
Тотчас вечерней свежестью потянет,
‘На вас пахнет,
