бы сделать и сейчас, но еще легче будет в середине января, но если Вам надо неотложно, не стесняясь дайте мне об этом знать, и все будет моментально исполнено.
Больше ни о чем не пишу, главное, что я хотел, сказано выше. Желаю Вам встретить Новый год спокойной, сильной и здоровой. То, что мы на протяжении стольких лет все с меньшею верой всегда желали друг другу в этот вечер, так близко к осуществлению. Удивительно! Целую Вас. Берегите себя. Ваш Б.
Впервые: «Литературная Грузия», 1980, № 2. — Автограф (ГМГЛ, N& 24952, 10).
1 Ю. В. Кротков передал Пастернаку известие о том, что Тициан Табидзе жив и скоро будет освобожден, — в чем Н. Табидзе получила официальные подтверждения.
1254. Е. И. ЗИНКОВОЙ
29 декабря 1953, Москва
29 дек. 1953
Дорогая Елена Осиповна!
Довольно давно написал я Вам письмо, содержавшее некоторые горькие истины в рискованном, может быть, выражении1. Дошло ли оно до Вас? Что вообще у Вас слышно и как Вам живется? Напишите, пожалуйста, мне и простите меня, если наставительный тон того письма Вас чем-нибудь обидел.
Ваш Б. Пастернак
Впервые. — Автограф (DIM, ф. 370, оп. 2, д. 1).
Елена Иосифовна (Осиповна) Зинкова — жена Б. К. Губарева.
1 Речь идет о письме начала 1953 г., «рискованные истины» которого были вызваны известием об аресте ее муха, Б. К. Губарева, за «сотрудничество с оккупантами во время войны», когда он жил в Ахтырке, освобожденный от армии из-за сильной близорукости. Был полностью реабилитирован в 1955 г. Пастернак посылал деньги его жене, очки Губареву в лагерь. В собр. DIM имеется еще одна открытка к Зинковой, написанная в ответ на просьбу подписать ее на «Литературную газету»: «20 окт. 1954. Милая Елена Осиповна! Я не исполню Вашей просьбы. Я доставил бы большое удовольствие редакции Литературной Газеты, если бы обратился туда по делу о Вашей подписке. Но я не прочел ни одного номера этой лживой, пустой, несамостоятельной и совершенно чуждой мне газеты за все годы ее существования. Вы продолжаете представлять себе мир моих отношений в совершенно превратном свете. Вы идеализируете меня. Ваш Б. Я.».
1255. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ
30 декабря 1953, Москва
30 дек. 1953
Дорогая Олюша, с Новым Годом! Отчего я не пишу тебе? Вследствие, главным образом, лежащего в основе свинства, разумеется. Но есть и другие причины. Потому что надо встретиться, пожить вместе. В этих условиях взаимоосведомление проходит естественно. Да и не в информации дело, а в развивающейся в совместной болтовне философии. Затем я не пишу потому, что все более или менее в порядке у меня, а писать о хорошем всегда граничит с хвастовством или на него сбивается.
Ничего, конечно, для меня существенным образом не изменилось, кроме одного, в нашей жизни самого важного. Прекратилось вседневное и повальное исчезновение имен и личностей, смягчилась судьба выживших, некоторые возвращаются.
Все, что ты мне предсказала хорошего в близком после инфаркта будущем, начало сбываться в конце лета. Кажется, я тебе об этом писал. Мне удалось переделать чудовищную махину обоечастного Фауста, как мне хотелось. След удовлетворения, оставшийся у меня после возвращения корректур, неправильно разрастался в ожида-нии выхода книги и создал иллюзию, будто переводом и содержательно, в смысле материально-ощутимого целого и системы мыслей достигнуто что-то новое, сразу открывающееся, очевидное. Теперь Фауст вышел. Я вижу, что это не так, что это ошибка ощущения. Но у меня нет разочарования. В это заблуждение насчет внутренней стороны текста я введен другою удачей: текучестью и естественностью языка и формы, единственным условием, при котором можно прочесть около 600 страниц лирического стиха, то чего я в первую голову добивался и добился.
Я вчерне (но еще в самом грубом поверхностном наброске или пересказе) кончил роман, которому только недостает задуманного эпилога, и написал около дюжины новых стихотворений. Вот уже и глупо, что я тебе все это пишу. Что дает это перечисление? Однако ты из этого заключи, что я здоров и что у меня легко на душе.
Последнее время частые припадки печени у Зины, так что мы отменили предполагавшуюся встречу нового года. Вчера и позавчера у нее были сильные боли, сегодня ей легче.
Все вышеизложенное есть только распространенное вступление к единственно важному, к просьбе, чтобы ты при первой возможности, как-нибудь в начале января, написала мне о себе и Машуре, как вы и что у вас слышно. И передай ей, пожалуйста, самые лучшие пожелания и поздравления с наступающим новым годом. Крепко целую тебя. Твой Боря
Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф.
1256. О. М. ФРЕЙДЕНБЕРГ
31 декабря 1953, Москва
31 дек. 1953. Мамочка моя, родная сестра моя Олюша! Подумай, какое совпадение! Я сегодня утром написал тебе письмо, намеренно серое, ординарное, чтобы не связывать тебя и не побуждать к длинному ответу. Но этот холод к Фаусту и все, что там о
нем сказано — искренне и оправдано, и остается в силе. Я захватил письмо на прогулку и забыл опустить его в ящик, имел в виду выйти вечером и отослать. И вдруг — твоя открытка, с ее безмерным теплом, меняющая весь тон разговора.
Завтра вышлю тебе Фауста1, но верь мне, это факт уже свершившийся и отошедший в прошлое. У меня никакого нетерпения к нему, можешь даже не читать его. Писать же, даже совсем немного о нем, и не думай, прошу тебя!!2 Я ведь не кривляюсь и не рисуюсь, ты надеюсь мне поверишь.
Я уже и в первом письме хотел как-нибудь довести до твоего сознания, не вдаваясь в частности и доказательства, что мне очень хорошо. Я уже и раньше, в самое еще страшное время, утвердил за собою род независимости, за которую в любую минуту мог страшно поплатиться. Теперь я могу ею пользоваться с гораздо меньшим риском. Но не в этом источник моего хорошего самочувствия. Тому много причин, много реальных и много воображаемых. Но внешне ничего не изменилось. Время мое еще не пришло. Писать глупости ради их напечатанья я не буду. А то, что я пишу, всё с ббльшим приближением к тому, что думаю и чувствую, пока к печати непригодно. Спасибо тебе за открытку. Люблю и целую тебя. Твой Б.
Как ты заключишь из первого письма, я Фауста даже не собирался посылать тебе, именно чтобы тебя им не «беспокоить». Как тебе все это объяснить? Это вещи элементарные, из начальной физики. Для того, чтобы все это существовало, значило, двигалось (Фауст, я, работы, радости), требуется воздух. В безвоздушном пространстве оно немыслимо. А воздуха еще нет. Но я счастлив и без воздуха. Вот пойми ты это, пожалуйста.
Впервые: Переписка с О. Фрейденберг. — Автограф.
1 Дарственная надпись на «Фаусте»: «Дорогой сестре моей Оле, талантливой, мужественной, умной. От Бори. К новому 1954 году. 31 декабря 1953» (там же. С. 305).
2 Получив «Фауста», О. Фрейденберг писала: «Только что я хотела ответить тебе, как следует… — как пришел Фауст. Ты и вправду должен быть счастлив, быть удовлетворен высшим и единственным на земле удовлетвореньем. … Фауст — это монумент твоей славы. Я взяла профессиональными руками книгу, посмотрела в нее — и поняла это. … Превосходен язык, живой, естественный, точный, сжатый. Простота формы сочетается с полнотой гётевской мудрости, и ее измеренье в глубину дается легко, как во всякой подлинной зрелости. Прекрасно играет ирония и налет шутки, составляющий привкус немецкого средневековья. Все дано в движеньи и в колорите. Заострены сентенции, которых так много, и концовки. Чудно звучит мелос» (там же. С. 308).
