Раздумья, решила, что все перепашет. Что — время. Что самоубийство ей не для чего. Что даже и это есть шаг черепаший.
7
Мой друг, мой нежный, о, точь-в-точь как ночью,
в перелете с бергена на полюс, Валящим снегом с ног гагар сносимый жаркий пух, Клянусь, о нежный мой, клянусь, я не неволюсь, Когда я говорю тебе — забудь, усни, мой друг. Когда, как труп затертого до самых труб
норвежца, B веденьи зим, не движущих заиндевелых мачт, Ношусь в сполохах глаз твоих шутливым — спи,
утешься, До свадьбы заживет, мой друг, угомонись,
не плачь. Когда совсем как север вне последних поселений, Украдкой от арктических и неусыпных льдин, Полночным куполом полощущий глаза слепых
Тюленей, Я говорю — не три их, спи забудь:
8
Мой стол не столь широк, чтоб грудью всею Налечь на борт и локоть завести За край тоски, за этот перешеек Сквозь столько верст прорытого прости. (Сейчас там ночь.) За душный свой затылок. (и спать легли.) Под царства плечь твоих. (и тушат свет.) Я б утром возвратил их. Крыльцо б коснулось сонной ветвью их. Не хлопьями! Руками крой! — Достанет! О, десять пальцев муки, с бороздой Крещенских звезд, как знаков опазданья В пургу на север шедших поездов!
9
Рояль дрожащий пену с губ оближет. Тебя сорвет, подкосит этот бред. Ты скажешь: — Милый! — Нет, — вскричу я, — нет! При музыке? — Но можно ли быть ближе,
Чем в полутьме, аккорды, как дневник, Меча в камин комплектами, погодно? О пониманье дивное, кивни, Кивни, и изумишься! — Ты свободна.
Я не держу. Иди, благотвори. Ступай к другим. Уже написан вертер, А в наши дни и воздух пахнет смертью: Открыть окно, что жилы отворить.
Я и х м о г п о з а б ы т ь
1. Клеветникам
О детство! Ковш душевной глуби! О всех лесов абориген, Корнями вросший в самолюбье, Мой вдохновитель, мой регент!
Что слез по стеклам усыхало! Что сохло ос и чайных роз! Как часто угасавший хаос Багровым папортником рос!
Что вдавленных сухих костяшек, Помешанных клавиатур, Бродячих, черных и грустящих, Готовя месть за клевету!
Правдоподобье бед клевещет, Соседство богачей, Хозяйство за дверьми клевещет, Веселый звон ключей.
Рукопожатье лжи клевещет, Манишек аромат, Изящество дареной вещи, Клевещет хиромант. Ничтожность возврастов клевещет. О юные,- а нас? О левые,- а нас, левейших,Румянясь и юнясь? О солнце, слышишь? «Bыручь денег». Сосна, нам снится? «Напрягись». О жизнь, нам имя вырожденье, Тебе и смыслу вопреки. Дункан седых догадок — помощь! О смута сонмищ в отпусках, О боже, боже, может, вспомнишь, Почем нас людям отпускал?
2
Я их мог позабыть? Про родню, Про моря? Приласкаться к плацкарте? И за оргию чувств — в западню? С ураганом — к ордалиям партий? За окшко, в купе, к погребцу? Где-то слезть? Что-то снять? Поселиться? Я горжусь этой мукой. Рубцуй! По когтям узнаю тебя, львица. Про родню, про моря. Про абсурд Прозябанья, подобного каре. Так не мстят каторжанам. — Рубцуй! О, не вы, это я — пролетарий! Это правда. Я пал. О, секи! Я упал в самомнении зверя. Я унизил себя до неверья. Я унизил тебя до тоски.
3
Так начинают. Года в два От мамки рвутся в тьму мелодий, Щебечут, свищут, — а слова Являются о третьем годе. Так начинают понимать. И в шуме пущенной$турбины Мерещится, что мать — не мать, Что ты — не ты, что дом — чужбина. Что делать страшной красоте Присевшей на скамью сирени, Когда и впрямь не красть детей? Так возникают подозренья. Так зреют страхи. Как он даст Звезде превысить досяганье, Когда он фауст, когда фантаст? Так начинаются цыгане.
Так открываются, паря Поверх плетней, где быть домам бы, Внезапные, как вздох, моря. Так будут начинаться ямбы.
Так ночи летние, ничком Упав в овсы с мольбой: исполнься, Грозят заре твоим зрачком. Так затевют ссоры с солнцем.
Так начинают жить стихом.
4
Нас мало. Нас, может быть, трое Донецких, горючих и адских Под серой бегущей корою Дождей, облаков и солдатских Советов, стихов и дискуссий О транспорте и об искусстве.
Мы были людьми. Мы эпохи. Нас сбило и мчит в караване, Как тундру, под тендера вздохи И поршней и шпал порыванье. Слетимся, ворвемся и тронем, Закружимся вихрем вороньим
И — мимо! Bы поздно поймете. Так, утром ударивши в ворох Соломы, — с момент на наметеСлед ветра живет в разговорах Идущего бурно собранья Деревьев над кровельной дранью.
5
Косых картин, летящих ливмя С шоссе, задувшего свечу, С крюков и стен срываться к рифме И падать в такт не отучу.
Что в том, что на вселенной — маска? Что в том, что нет таких широт, Которым на зиму замазкой Зажать не вызвались бы рот? Но вещи рвут с себя личину, Теряют власть, роняют честь, Когда у них есть петь причина, Когда для ливня повод есть.
Н е с к у ч н ы й с а д
1. Нескучный
Как всяыий факт на всяком бланке, Так все дознанья хорошш О вакханалиях изнанки Нескучного любой души. Он тоже — сад. B нем тоже — скучен Набор уставших цвесть пород. Он тоже, как сад,- нескучен От набережной до ворот. И, окуная парк за старой Беседкою в заглохший пруд, Похож и он на тень гитары, С которой, тешась, струны рвут.
2
Достатком, а там и пирами И мебелью стиля жакоб Иссушат, убьют темперамент, Гудевший, как ветвь жуком. Он сыплет искры с зубьев, Когда, сгребя их в ком, Ты бесов самолюбья
Терзаешь гребешком. В осанке твоей: «С кой стати?», Любовь, а в губах у тебя Насмешливое: «Оставьте, Вы хуже малых ребят». О свежесть, о капля смарагда В упившихся ливнем кистях, О сонный начес беспорядка, О дивный, божий пустяк!
3. Орешник
Орешник тебя отрешает от дня, И мшистые солнца ложаться с опушки То решкой на плотное тленье пня, То мутно-зеленым орлом на лягушку.
Кусты обгоняют тебя, и пока С родимою чащей сроднишься с отвычки, Она уж безбрежна: ряды кругляка, И роща редеет, и птичка как гичка, И песня как пена, и наперерез, Лазурь забирая, нырком, душегубкой И мимо… И долго безмолвствует лес, Следя с облаков за пронесшейся шлюпкой.
О место свиданья малины с грозой, Где, в тучи рогами лишшйника тычясь, Горят, одуряя наш мозг молодой, Лиловые топи угасших язычеств!
4. В лесу
Луга мутило жаром лиловатым, В лесу клубился кафедральный мрак. Что оставалось в мире целовать им? Он весь был их, как воск на пальцах мяк.
Есть сон такой, не спишь, а только снится, Что жаждешь сна; что дремлет человек, Которому сквозь сон палят ресницы Два черных солнца, бьющих из под век.
Текли лучи. Текли жуки с отливом. Стекло стрекоз сновало по щекам. Был полон лес мерцаньем кропотливым, Как под щипцами у часовщика.
Казалось, он уснул под стук цифири, Меж тем как выше, в терпком янтаре, Испытаннейшие часы в эфире Переставляют, сверив по жаре.
Их переводят, сотрясают иглы И сеют тень, и мают, и сверлят Мачтовый мрак, который ввысь воздвигло, В истому дня, на синий циферблат.
Казалось, древность счастья облетает. Казалось, лес закатом снов объят. Счастливые часов не наблюдают, Но те, вдвоем, казалось, только спят.
5. Спасское
Незабвенный сентябрь осыпается в спасском. Не сегодня ли с дачи съезжать вам пора? За плетнем перекликнулось эхо с подпаском И в лесу различило удар топора. Этой ночью за парком знобило трясину. Только солнце взошло, и опять наутек. Колокольчик не пьет костоломных росинок. На березах несмытый лиловый отек. Лес хандрит. И ему захотелось на отдых, Под снега, в непробудную спячку берлог. Да и то, меж стволов, в почерневших обводах Парк зияет в столбцах, как сплошной некролог. Березняк престал ли линять и пятнаться, Bодянистую сень потуплять и редеть? Этот ропщет еще, и опять вам пятнадцать И опять, о дитя, о, куда нам их деть? Их так много уже, что не все ж куролесить. Их что птиц по кустам, что грибов за межой. Ими свой кругозор уж случалось завесить, Их туманом случалось застлать и чужой. В ночь кончины от тифа сгорающий комик Слышит гул: гомерический хохот райка. Нынче в спасском с дороги бревенчатый домик Видит, галлюцинируя, та же тоска.
6. Да будет
Рассвет расколыхнет свечу, Зажжет и пустит в цель стрижа. Напоминанием влечу: Да будет так же жизнь свежа! Заря, как выстрел в темноту. Бабах! И тухнет на лету Пожар ружейного пыжа. Да будет так же жизнь свежа. Еще снаружи ветерок, Что ночью жался к нам, дрожа. Зарей шел дождь, и он продрог. Да будет так же жизнь свежа. Он поразительно смешон! Зачем совался в сторожа? Он видел, вход не разрешен. Да будет так же жизнь свежа. Повелевай, пока на взмах Платка пока ты госпожа, Пока покамест мы впотьмах, Покамест не угас пожар.
7. Зимнее утро
(пять стихотворений)
Воздух седенькими складками падает. Снег припоминает мельком, мельком: Спатки называлось, шепотом и патокою День позападал за колыбельку.
Выйдешь и мурашки разбегаются, и ежится Кожица, бывало, сумки, дети, Улица в бесшумные складки ложится Серой рыболовной сети.
Все бывало, складывают: сказку о лисице, Рыбу пошвырявшей с возу, Дерево, сарай и варежки, и спицы, Зимний изумленный воздух.
А аотом поздней, под чижиком, пред цветиками Не сложеньем, что ли, с воли Дуло и мело, не ей, не арифметикой ли Подирало столик в школе?
Зуб, бывало, ноет: мажут его, лечат его, В докторском глазу ж безумье Сумок и снежков, линованное, клетчатое, С сонными каракулями в сумме.
Та же нынче сказка, зимняя, мурлыкина, На бегу шурша метелью по газете, За барашек грив и тротуаров выкинулась Серой рыболовной сетью.
Ватная, примерзлая и байковая, фортковая Та же жуть берез безгнездых Гарусную ночь чем свет за чаем свертывает, Зимний изумленный воздух.
Как не в своем рассудке, Как дети ослушанья, Облизываясь, сутки Шутя мы осушали. Иной, не отрываясь От судорог страницы До утренних трамваев, Грозил заре допиться. Раскидывая хлопко Снежок, бывало, чижик Шумит: какою пробкой Такую рожу выжег? И день вставал, оплеснясь, В помойной жаркой яме, В кругах пожарных лестниц, Ушибленный дровами. Я не знаю, что тошней: Рушащийся лист с конюшни Или то, что все в кашне, Все в снегу и все в минувшем. Пентюх и головотяп, Там, меж листьев, меж домов там Машет галкою октябрь По каракулевым кофтам. Треск ветвей ни дать, ни взять Сушек с запахом рогожи. Не растряс бы вихрь связать, Упадут, стуча, похоже. Упадут в морозный прах, Ах, похоже, спозаранок Вихрь берется трясть впотьмах Тминной вязкою баранок. Ну, и надо ж было, тужась, Каркнуть и взлететь в хаос, Чтоб
