Выдающийся русский критик и публицист Д.И. Писарев родился 2 (15) октября 1840 года в родовом имении в селе Знаменском Елецкого уезда Орловской губернии (ныне – Липецкая область). Он родился в небогатой дворянской семье. Впрочем, некоторые биографы, особенно конца XIX и начала XX века семью Писаревых называют обеспеченной и даже зажиточной. Его отец был отставным штабс-капитаном, а мать, Варвара Дмитриевна (урождённая Данилова) – бывшей институткой, образованной и культурной женщиной, целиком посвятившей себя воспитанию сына.
Мальчик рано стал проявлять способности: четырёх лет он бегло читал по-русски и «как маленький парижанин» говорил по-французски, позднее он овладел и немецким языком. Домашние – среди них главную роль играла мать, проявлявшая большую заботу о сыне – стремились дать ему типично дворянское воспитание, в результате которого из него должен был бы получиться благовоспитанный и преуспевающий помещик или чиновник. Именно матери обязан Писарев своим ранним интеллектуальным развитием, неутомимой жаждой знаний, потребностью в самообразовании, поразительным трудолюбием. Семилетним ребёнком он увлёкся сочинением романов, много читал. О пытливости ума и духовных запросах, о психологических переживаниях подростка свидетельствуют дневники, которые он вёл. До 11 лет он рос в семье, единственным и любимым сыном. Мальчику были запрещены любые контакты с крепостным народом; его готовили к блестящей светской карьере.
Эту же цель преследовала и одна из лучших в столице 3-я Санкт-Петербургская гимназия, в которую Писарев поступил в 1852 году. Всё было направлено на то, чтобы он «шёл путём самого благовоспитанного юноши». Во время обучения в гимназии Писарев жил в Петербурге в доме дяди и воспитывался на его счёт, окружённый той же барской обстановкой, что и в деревне. Он отличался образцовым прилежанием, беспрекословной покорностью старшим, по его собственному выражению, «принадлежал к разряду овец». В автобиографической статье «Наша университетская наука» Писарев рассказывает, что при окончании гимназии любимым его занятием было раскрашивание картинок в иллюстрированных изданиях, а любимым чтением – романы Ф.Купера и особенно А.Дюма. «История Англии» Маколея оказалась для него непреодолимой, критические журнальные статьи производили впечатление «кодекса иероглифических надписей»; русские писатели были известны ему только по именам.
В 1856 году 16-летний Д.И. Писарев окончил гимназию “с медалью, но с крайне посредственными знаниями и весьма невысоким умственным развитием” и поступил в Петербургский университет. На историко-филологический факультет университета он поступил с единственной целью избежать ненавистной ему математики и юридической сухости. В университете Писарев томился под гнётом схоластики, вынужден был переводить немецкую книгу, содержание которой ему было неинтересно («Языкознание Вильгельма Гумбольдта и философия Гегеля»), изнывать над переводом Страбона или по рекомендации профессора удовлетворять своё влечение к истории изучением первоисточников и чтением энциклопедического словаря. Впоследствии Писарев находил, что даже чтение «Петербургских» или «Московских ведомостей», отнюдь не блиставших литературными достоинствами, принесло бы его умственному развитию больше пользы, чем первые два года университетской науки. Литературное образование также мало двигалось вперёд: Писарев успел только познакомиться с Шекспиром, Шиллером и Гёте, которые беспрестанно пестрели у него на глазах в истории литературы.
В письмах 1857-1858 годов к матери и любимой им кузине Р.А. Кореневой Писарев ещё часто говорит о своей мечте стать учёным, держать магистерский экзамен, занять кафедру. «Наука, истина, свет, деятельность, развитие так и кувыркались у меня в голове, — вспоминал позднее Писарев об этом порыве посвятить себя служению науке, — и это кувырканье казалось мне ужасно плодотворным, хотя из него ничего не выходило, да и выйти ничего не могло. Хочу служить науке, хочу быть полезным, возьмите мою жизнь и сделайте из неё что-нибудь полезное для науки. Восторгу было много, смыслу мало». В связи с ухудшением материального положения семьи, он вынужден был искать заработок.
В конце 1859 года, на третьем курсе университета, Писарев принимается за литературную деятельность в журнале «Рассвет», направление которого он характеризовал как “сладкое, но приличное”. «Рассвет», издававшийся артиллерийским офицером В.А. Кремпиным, был типичным для того времени, одним из многочисленных недолговечных изданий – «журналом наук, искусств и литературы для взрослых девиц». Писарев начинает вести библиографический отдел. Отличное знание современной литературы и умение подчинить анализ художественных произведений задачам идейно-эстетического воспитания критик обнаруживает уже в первый же год в статьях, посвящённых «Обломову» И.А. Гончарова, «Дворянскому гнезду» И.С. Тургенева, рассказу Л.Н. Толстого «Три смерти». «Библиография моя, — говорил Писарев, — вытащила меня из закупоренной кельи на свежий воздух». Новое дело потребовало самостоятельности мысли: «Я не выписывал из книжки, я не повторял чужих слов и доходил путём собственного размышления до общеизвестных истин. Поэтому работа моя была для меня привлекательна…»
С этих пор университет совершенно оставляется в стороне; Писарев решает не покидать литературного поприща. Статьи и рецензии Писарева, помещённые в этом журнале, быстро привлекли внимание читателей остротой мысли, бесстрашием авторской позиции, искренностью тона, полемическим духом. Библиографическая работа в девичьем журнале не могла, однако, отличаться особенной свободой. Писарев узнавал много фактов, запоминал чужие идеи, но оставался по-прежнему в разряде овец. “Довольно крутой переворот” в своём умственном развитии Писарев относит к 1860 году, хотя в статье «Наша университетская наука» временем своего «умственного кризиса» называет лето 1859 года. Умственный кризис совпал с душевной драмой. Тем летом разыгралась романическая драма, глубоко потрясшая Писарева, — безответная любовь к двоюродной сестре Раисе Александровне Кореневой. Ни сам предмет увлечения, ни родственники не сочувствовали этой страсти, и Писареву пришлось пережить жестокую борьбу с неудовлетворённым чувством. Родные не желали их сближения, и кузина собралась выйти замуж за другого. Сотрудничество в журнале, а также личная драма, пробудили самостоятельную мысль Писарева, толкнули его на путь интенсивных размышлений и переоценки привычных представлений. Вчерашняя «овца» почувствовала себя «Прометеем». Идиллическая покорность старшим внезапно сменилась неограниченным скептицизмом, доходившим до отрицания Солнца и Луны.
Вся действительность производила на юношу впечатление мистификации. В припадке мании величия Писарев принялся за изучение Гомера с целью доказать одну из своих «титанических идей» о судьбе древних. Мания окончилась настоящим умственным недугом; зимой 1859 года Писарева поместили в психиатрическую больницу. Здесь он два раза покушался на самоубийство и затем, спустя 4 месяца, бежал. Его увезли в деревню; здоровье его восстановилось, но некоторые его «странности и чудачества» остались до конца жизни.
Петербургский университет В 1860 году, после выздоровления и отдыха, Писарев перешёл в новый журнал – «Русское слово» (под ред. Г.Е. Благосветлова). С этим органом связан расцвет деятельности Писарева. «Русское слово», благодаря участию в нём Писарева, стало в те годы одним из влиятельных журналов, за которым зорко следило царское правительство и цензура. Весной 1861 года Писарев оканчивает курс университета (его кандидатская работа об Аполлонии Тианском по истории упадка Римской империи была удостоена серебряной медали) и целиком отдаётся литературной деятельности, сделавшись постоянным сотрудником и помощником редактора журнала «Русское слово». Писарев быстро становится идейным руководителем журнала, хотя ещё в апреле 1861 года он искал сотрудничества в «Страннике», органе более чем консервативном. Когда Писарева впоследствии укоряли за этот шаг, он оправдывался тем, что до близкого знакомства с Благосветловым «не имел понятия о серьёзных обязанностях честного литератора». Сотрудничество в «Русском слове» было для Писарева разрывом с университетскими товарищами, считавшими публицистику изменой науке.
В первых статьях Писарев сосредоточивает всё своё внимание на проблемах «частной нравственности и житейских отношений». Он призывает к переустройству семейно-бытовых отношений и к разрушению косных моральных традиций. Писарев упрекает критику в неправильном отношении к эгоизму, «как к пороку», и призывает всех стать эгоистами, так как «эгоистические убеждения… сделают вас счастливым человеком, не тяжёлым для других и приятным для самого себя». По мнению Писарева, «эмансипация личности и уважение к её самостоятельности является последним продуктом позднейшей цивилизации». «Дальше этой цели мы ещё ничего не видим в процессе исторического развития», — утверждает он.
В начале своей деятельности Писарев отрицал социализм и находил «несбыточными и оскорбительными для личности человека утопии коммунистов», стоял на точке зрения неприкосновенности частной собственности. Однако уже вторая половина его статьи «Схоластика XIX века», напечатанная в сентябрьской книжке «Русского слова» за 1861 год, даёт основание говорить о начале сдвига влево в его мировоззрении. В ней Писарев высказал знаменитый «ультиматум нашего лагеря: что можно разбить, то и нужно разбивать; что выдержит удар, то годится; что разлетится вдребезги, то хлам: во всяком случае, бей направо и налево, от этого вреда не будет и не может быть». Сдвиг влево в мировоззрении Писарева в дальнейшем быстро углубляется. Всё более и более в центр внимания Писарева становятся «вопросы народности и гражданской жизни». В очерке «Пчёлы» (1862) Писарев в аллегорической форме изобразил паразитический характер политического и экономического строя, попирающего интересы масс, и выразил глубокое сочувствие к трудящимся «пчёлам», эксплуатируемым тунеядцами — «трутнями и королевой». В раздумьях над тем, как устранить нищету трудящихся, Писарев в 1862 году приходит к приятию социалистических идей. Разрешить вопрос о голодных и раздетых можно лишь путём установления такого общественного порядка, который «отнял бы у одного человека возможность эксплуатировать труд сотни других людей», утверждает Писарев в статье «Очерки по истории печати во Франции» (1862).
В 1862 году в №3 «Русского слова» Писарев публикует статью «Базаров», относящуюся к вершинным литературно-критическим выступлениям революционных демократов. Свою задачу Писарев видит в том, чтобы «обрисовать крупными чертами личность Базарова, или, вернее, тот общий, складывающийся тип, которого представителем является герой тургеневского романа». Критик открыто симпатизирует Базарову, его сильному, честному характеру. Писарев определяет своё отношение к Базарову и к его предшественникам в русской литературе: «У Печориных есть воля без знания, у Рудиных – знание без воли; у Базаровых есть и знания и воля, мысль и дело сливаются в одно твёрдое целое». Базаров изображён как глашатай эгоизма и полного «самоосвобождения» личности. «Ни над собой, ни вне себя, ни внутри себя он не признаёт никакого регулятора, никакого нравственного закона, никакого принципа». Базаровы выше толпы, выше масс, у них «силы огромные», социальное одиночество их не смущает. «Они сознают своё несходство с массой и смело отдаляются от неё поступками, привычками, всем образом жизни. Пойдет ли за ними общество – до этого им нет дела. Они полны собой, своей внутренней жизнью».
Вместе с тем эта статья Д.И. Писарева свидетельствует уже о том, что в его программе намечаются изменения, Базаров, оказывается, не находит счастья в своём нигилистическом «самоосвобождении», только в своей «внутренней жизни». «А Базаровым всё-таки плохо жить на свете, — пишет Писарев в конце статьи. — Нет деятельности, нет любви, стало быть, нет и наслаждения… А что же делать?» На этот вопрос Писарев, не разделявший тогда революционных настроений, дал такой ответ: «Что делать? Жить пока живётся, есть сухой хлеб, когда нет ростбифу, быть с женщинами, когда нельзя любить женщину, и вообще не мечтать об апельсинных деревьях и пальмах, когда под ногами снеговые сугробы и холодные тундры».
Петропавловская крепость Мировоззрение Писарева 1860-1862 годов находится в беспрерывном и интенсивном развитии. Оно сложно и противоречиво. Но путь его развития очевиден. Это путь влево, в сторону революционных и социалистических позиций. В его статьях отчётливо видно нарастание революционных настроений: «Тот народ, который готов переносить всевозможные унижения и терять все свои человеческие права, лишь бы только не браться за оружие и не рисковать жизнью, находится при последнем издыхании». Высшая точка этого пути падает на июнь 1862 года, когда в нелегальной статье-прокламации, направленной против агента III отделения Шедо-Ферроти (псевдоним Ф.И. Фиркса), Писарев поднялся до прямого призыва к свержению самодержавия: «Низвержение благополучно царствующей династии Романовых, — писал он, — и изменение политического и общественного строя составляют единственную цель и надежду всех честных граждан. Чтобы при теперешнем положении дел не желать революции, надо быть или совершенно ограниченным, или совершенно подкупленным в пользу царствующего зла. То, что мертво и гнило, должно само собой свалиться в могилу, нам остаётся только дать им последний толчок и забросать грязью их смердящие трупы». Писарев выражает глубокую уверенность в непримиримости царизма и молодого поколения: «Тюрьмы набиты честными юношами, любящими народ и идею… Правительство намерено действовать с нами, как с непримиримыми врагами.
Оно не ошибается: примирения нет. На стороне правительства стоят только негодяи, подкупленные теми деньгами, которые обманом и насилием выжимаются из бедного народа. На стороне народа стоит всё, что молодо и свежо, всё, что способно мыслить и действовать».
Статья о Шедо-Ферроти не была напечатана, но полиция обнаружила её во время обыска у студента Баллода. За эту прокламацию 2 июня 1862 года Писарев был арестован и заключён в Петропавловскую крепость. На допросе в следственной комиссии, заявив, что прокламация была вызвана контрнаступлением правительства (закрытие воскресных школ, приостановка на 8 месяцев «Современника» и «Русского слова» и т.п.), Писарев в то же время признался, что она «написана резко, заносчиво и доходит до таких крайностей, которые я в спокойном расположении не одобряю».
В крепости Писарев содержался как опасный политический преступник, но после годичного заключения в одиночной камере, в августе 1863 года, ему разрешили заниматься литературным трудом, являвшимся единственным источником существования всей его семьи. В крепости Писарев много работал, написал 24 статьи, которые в 1864-1865 годах появлялись почти в каждом номере «Русского слова». Усиление самодержавно-крепостнической реакции со второй половины 1862 года, разочарование в надеждах на немедленную крестьянскую революцию, охватившее демократические круги, спад волны общественного возбуждения – все эти события не могли не повлиять на Писарева. Они не толкнули его на путь политического равнодушия, отказа от прежде волновавших вопросов и интересов. В первой из своих статей, написанных в заключении, в «Очерках по истории труда» (июль-август 1863 года) Писарев стоит на чётких социалистических позициях и выражает уверенность в падении «тиранического господства капитала». Бедность, по мнению Писарева, порождается рабством и присвоением эксплуататорами орудий производства. Отсюда «постоянная война, которая ведётся в обществе между почивающим на лаврах капиталистом и надрывающимся от работы пролетарием». Перед европейской цивилизацией стоит дилемма: или погибнуть, оставляя в силе эксплуатацию, или реорганизовать общественные отношения так, чтобы эксплуатация была в корне пресечена, т.е. перейти на путь социализма. Последнее неизбежно, и впереди – светлое будущее человечества. «К приближению этой минуты направлены все усилия всех честных работников мысли на земном шаре»…
События конца 1862-го и 1863 года усиливают у Писарева скептическое отношение к народу, к его революционным, творческим возможностям. В статьях этого времени Писарев говорит о народе, как об инертной и несознательной массе. Противопоставляя массу мыслящему меньшинству, он совершенно отрицал возможность вызвать в массах «пробуждение» путём революционной пропаганды и агитации. «Массы вообще понимают туго и самыми ясными идеями проникаются чрезвычайно медленно; энтузиазм вообще испаряется скоро, как у отдельных людей, так и у целых народов». Для осуществления страстного взрыва надежды, изредка пробуждающейся у народа, нужен «не минутный взрыв, а долговременная, напряжённая и строго последовательная деятельность». Между тем «до сих пор ещё не было на свете такого народа, в котором большинство было бы способно к сознательной коллективной деятельности». Поэтому «за минутой надежды всегда следовало горькое разочарование, а потом прежнее апатическое недоверие».
Понятно поэтому то, что Писарев в статьях 1863-1864 гг. преимущественное внимание уделяет «химическому» пути преобразования общества. Это – путь распространения естественно-научных знаний. По Писареву, общественное переустройство в интересах трудящихся произойдёт в результате длительного процесса накопления ими культуры, знаний. Необходимо, следовательно, «открыть трудящемуся большинству дорогу к широкому и плодотворному умственному развитию». Для этого нужно «разбудить общественное мнение и сформировать мыслящих руководителей народного труда»; последние должны сыграть роль посредников в деле передачи знаний народу. «А чтобы выполнить эти две задачи… надо действовать исключительно на образованные классы общества. Судьба народа решается не в «народных школах, а в университетах». Создание кадров «мыслящих людей» необходимо, по мнению Писарева, и потому, что только они могут обеспечить положительный результат народной революции, если она случится. «Размножать мыслящих людей – вот альфа и омега всякого разумного общественного развития, — говорит Писарев. – Стало быть, естествознание составляет в настоящее время самую животрепещущую потребность нашего общества. Кто отвлекает молодёжь от этого дела, тот вредит общественному развитию».
Чтобы устранить в России бедность, надо разбогатеть, т.е. развить производительные силы страны. А это в свою очередь зависит от повышения умственного уровня общества. «Чтобы разбогатеть, надо хоть немного улучшить допотопные способы нашего земледельческого, фабричного и ремесленного производства, т.е. надо поумнеть». Против невежества есть только одно лекарство – наука. Подлинной наукой является лишь естествознание». Наука окажет своё влияние на всю общественную жизнь. Народное богатство возрастёт. Общественные противоречия сгладятся. Искусство же, отвлекая живые общественные силы в сторону от этой основной задачи, приносит тем самым обществу вред. Но грех искусства не только в том, что оно распыляет умственные силы общества, — оно приводит также к непроизводительной трате общественных средств. Деньги, затрачиваемые на покупку картин и статуй, на создание оперы и балета, могли бы быть с неизмеримо большей пользой употреблены на заведение ферм, на строительство фабрик и железных дорог, на увеличение хлеба, мяса, одежды, обуви, орудий и всех остальных вещественных продуктов труда. Д.И. Писарев беспрестанно ставит дилемму: или «накормить голодных людей», или «наслаждаться чудесами искусства». Общество, которое имеет в своей среде голодных и бедных и вместе с тем развивает искусства, Писарев, по примеру Чернышевского, сравнивает с голодным дикарём, украшающим себя драгоценностями. Творчество, по мнению Писарева, – «вздорная потребность». Писарев отрицал общественное значение живописи, скульптуры, музыки.
Он считал, что при наличии голодных классов «обществу рано, нелепо, отвратительно, неприлично и вредно заботиться об удовлетворении других потребностей второстепенной важности, развившихся у крошечного меньшинства сытых и разжиревших людей». Д.И. Писареву Россия во многом обязана тем, что именно в 1860-е годы был разбужен пытливый интерес молодёжи к различным областям точных знаний.
В статье «Наша университетская наука» (1863) Писарев даёт безжалостный приговор всей тогдашней системе образования, в которой воспитатели стремятся пробудить в своих питомцах не дух творчества, но хотят вложить в них определённую массу «усыпительных» сведений и материалов для запоминания впрок: «Студент читает одного писателя, читает другого, а всё не становится умнее, и всё ждёт прояснения своего мозга, и всё громоздит факты на факты, и вдруг, нежданно-негаданно для самого себя, в одно прекрасное утро оказывается туго набитым историческим чемоданом, совершенно подобным своему прототипу и возлюбленному руководителю». Главный недостаток процесса обучения ребёнка Писарев видит в заведомо пассивной позиции воспитуемого. Педагог, по его убеждению, должен стремиться, прежде всего, привести в надлежащую ясность духовные запросы своих питомцев.
Писарев предлагает образцовую программу для гимназии и университета; математика должна лечь в основу гимназического преподавания. Одновременно проектируется изучение ремёсел; наконец, физический труд более всего ведёт «к искреннему сближению с народом», признающим будто бы только физических работников. В университетах Писарев предлагает уничтожить деление на факультеты. Раньше отвергнув историю как науку, он теперь связывает её с математическими и естественными науками, начиная общеобязательную программу с дифференциального и интегрального исчисления и кончая историей, преподаваемой только на последнем курсе. Фантастичность и неосуществимость этих проектов ясна с первого взгляда. Писарев совершенно прав, говоря, что его педагогические статьи «держатся на чисто отрицательной точке зрения и посвящены систематическому разоблачению педагогического шарлатанства и доморощенной бездарности»; созидательной мысли он и здесь не обнаружил.
Русское Слово В статьях «Реалисты» (1864), а также в статьях 1865 года «Пушкин и Белинский», «Разрушение эстетики», «Посмотрим!» пропаганда естественных наук всё явственнее сочетается с отрицательным отношением к дисциплинам умозрительным, не достигшим «научной твёрдости и определённости». Писарев выдвигает идею полезности, идею того, что “нужно”. А нужны, прежде всего, пища и одежда; всё остальное – «потребность вздорная». Все вздорные потребности можно объединить одним понятием: эстетика. «Куда ни кинь – везде на эстетику натыкаешься»; «Эстетика, безотчётность, рутина, привычка – это всё совершенно равносильные понятия». Отсюда необозримый ряд тёмных сил, какие надлежит уничтожить реалисту: пигмеи, занимающиеся скульптурой, живописью, музыкой, учёные фразеры вроде Маколея и Грановского, пародии на поэтов вроде Пушкина: поэтому пускай “проходят мимо” Вальтер Скотт с историческим романом, Гриммы, русские учёные с их исследованиями народного творчества и миросозерцания, даже вообще “древний период русской литературы”.
Писарев допускает лишь поэтов, но с тем условием, чтобы они «ясно и ярко раскрыли пред нами те стороны человеческой жизни, которые нам необходимо знать для того, чтобы основательно размышлять и действовать». Но эта оговорка нисколько не спасает поэзию. Писарев требует, чтобы критик относился к поэзии исключительно как к фактическому материалу, читал её, как мы «пробегаем отдел иностранных известий в газете», и не обращал никакого внимания на особенности таланта, языка автора, его манеры повествования: это дело «эстетика», а не «мыслящего человека». Он требует низводить поэзию до степени репортёрства и отнимает у неё всякое самостоятельное право на существование: «Достоинство телеграфа заключается в том, чтобы он передавал известия быстро и верно, а никак не в том, чтобы телеграфная проволока изображала собой разные извилины и арабески». Совершенно последовательно Писарев доходил до отождествления архитекторов с кухарками, выливающими клюквенный кисель в замысловатые формы, а живописцев – со старухами, которые белятся и румянятся. По его мнению, «деятели науки и жизни» не пишут стихов и драм, потому что размер их ума и сила их любви к идее не позволяют им заниматься всей этой «эстетикой».
Отвергая идеалистическую эстетику, Писарев в то же время не признавал наличия объективного критерия прекрасного: «Понятие красоты лежит в личности ценителя, а не в самом предмете. Что на мои глаза прекрасно, то вам может не нравиться, что приходилось по вкусу нашим отцам, то может наводить на нас сон и дремоту… Личное впечатление и только личное впечатление может быть мерилом красоты». Причисляя к “эстетикам” А.С. Пушкина, Писарев судит Онегина, Ленского, Лариных, их быт и нравы, характер их взаимоотношений с позиций плебея-демократа, «внимательного и недоверчивого читателя». К поэтической строке Писарев подходит с анатомическим скальпелем и оценивает её как обычную фразу из научной и деловой речи. С убийственной иронией он пересказывает пушкинский роман и лирические стихотворения, избирая позицию простодушного буквалиста-комментатора, то и дело вплетающего в прозаическую речь цитаты, извлечённые из пушкинского стихотворного строя.
На каждой странице чувствуется упоение автора задачей «образумить» публику насчёт Пушкина, «перерешить» вопросы, решённые Белинским, «с точки зрения последовательного реализма». Статьи о Пушкине – крайнее выражение писаревской критики. Они любопытны ещё потому, что Писарев обнаружил здесь замечательную оригинальность, порвал со всеми авторитетами, даже с самым уважаемым из них – с Чернышевским. Как всегда, Писарев остаётся верен Базарову: Базаров приписывал Пушкину мысли и чувства, им не выраженные, — то же делает и Писарев. Все обвинения построены на отождествлении личности автора с его героем. Пушкин виноват во всём, за что можно упрекнуть Евгения Онегина: он отвечает за пошлость и умственную косность высшего русского сословия; он виноват, что его скучающий герой – не “боец” и не работник. Писарев не делает никакого снисхождения Пушкину даже в таких случаях, когда для других он усердно отыскивал оправдания и объяснения. Самая горячая критика Пушкина дана по поводу дуэли Онегина с Ленским. Слова поэта: «И вот общественное мненье! Пружина чести – наш кумир! И вот на чём вертится мир!» – Писарев понял так, как будто Пушкин идеализирует своего героя и признаёт законность предрассудка, ведущего к дуэли: «Пушкин оправдывает и поддерживает своим авторитетом робость, беспечность и неповоротливость индивидуальной мысли…»
В заточении Д.И Писарев провёл четыре с половиной года. Арестованный 2 июня 1862 года, он был освобождён из крепости 18 ноября 1866 года по амнистии. Правительство, разрешив ему писать в заключении, зорко следило за его статьями. В конце 1865 года цензор И.А. Гончаров обратил внимание цензурного комитета на статью Писарева «Мыслящий пролетариат», как на «крамольную». Журналу «Русское слово» за опубликование этой статьи, в которой «проводились теории социализма и коммунизма», было объявлено предупреждение. Вскоре за опубликование статьи Д.И. Писарева «Исторические идеи Огюста Конта» журнал получил второе предупреждение. В мае 1866 года, после покушения Д.Каракозова на царя Александра II, “Русское слово” по распоряжению правительства было закрыто.
Выйдя из Петропавловской крепости, Д.И. Писарев обнаружил явное истощение сил. Его статьи за 1867 и 1868 годы бледны и безличны: теперь Писарев ограничивается более или менее красноречивым изложением содержания разбираемых произведений («Борьба за жизнь» — о романе Ф.М. Достоевского «Преступление и наказание»; статья о романах Андре Лео). Анализ произведений Писарев вёл в эти годы на очень невысоком, политически нейтральном уровне. Личность автора и его отношение к изображаемому совершенно устраняются Писаревым из поля его зрения. Приступая к разбору романа Достоевского, он заранее объявляет, что ему нет никакого дела ни до личных убеждений автора, ни до мыслей автора, содержащихся в произведении. Единственным предметом его внимания будут лишь изображаемые в романе явления общественной жизни. В противоположность Н.А. Добролюбову, которому “Гроза” дала повод для широчайших обобщений, Писарев отождествил “тёмное царство” с семейным курятником. В пассивном протесте Катерины, в котором Добролюбов уловил первые всплески революционного подъёма, Писарев увидел лишь “последнюю и величайшую нелепость”. Идеи произведений, дававшие Писареву основание для их положительной оценки, тривиальны. Так, один из рассказов Ф.Толстого “Ольга”, по мнению Писарева, замечателен тем, что “этот рассказ объясняет читателю, какие влияния и обстоятельства могут превратить честную и образованную девушку в продажную женщину”.
В начале 1867 года Д.И. Писарев перешёл в новый “учёно-литературный, радикально-демократический журнал” Г.Е. Благосветлова «Дело», сменивший «Русское слово», но вскоре всё более определённо и бесповоротно расходится с ним из принципиальных идейных соображений. Предлогом для разрыва послужило недостаточно учтивое отношение Благосветлова к М.А. Маркович (псевдоним – Марко Вовчок), троюродной сестре Писарева, широко известной в ту пору писательнице, которую Писарев нежно и горячо полюбил и с которой был неразлучен до конца своих дней. Расставшись с Г.Е. Благосветловым, Писарев в начале 1868 года переходит в «Отечественные записки», к этому времени приобретённые Н.А. Некрасовым.
Творческий путь Писарева оборвался внезапно. В конце июня 1868 года, по совету врачей, он с Марией Маркович и её сыном, поехал под Ригу лечить расстроенное здоровье морскими купаньями. 4 (17) июля 1868 года в Дуббельне (ныне Дубулты, часть г.Юрмала), купаясь в море, Писарев утонул. Трагическая смерть Д.И. Писарева болью отозвалась в сердце демократической России. «Блестящая и подававшая большие надежды звезда исчезает, унося с собой едва развившиеся таланты, покидая едва начатое литературное поприще. Писарев, язвительный критик, порой склонный к преувеличениям, всегда исполненный остроумия, благородства и энергии, утонул во время купания. Несмотря на свою молодость, он много страдал…», — писал А.И. Герцен в «Колоколе» 15 сентября 1868 года. Похороны Д.И. Писарева прошли на Волковском кладбище (“Литераторские мостки”) в Санкт-Петербурге.
Д.И. Писарев вошёл в историю русской общественной мысли и литературы не только как неутомимый борец, сражавшийся против разноликих врагов общественного прогресса, но и как вдохновенный строитель, как один из тех, кто закладывал фундамент нового мира. Обладая широкими познаниями и ярким литературным талантом, он имел большое влияние на демократическую молодёжь своего времени. Он умел будить сознание читателей, зажигать и вдохновлять. Он по праву считается третьим, после Чернышевского и Добролюбова, великим русским критиком-шестидесятником. Плеханов называл его “одним из самых выдающихся представителей 1860-х годов”.
«Придёт время, и оно уже вовсе не далеко, когда вся умная часть молодёжи, без различия сословия и состояния, будет жить полной умственной жизнью и смотреть на вещи рассудительно и серьёзно. Тогда молодой землевладелец поставит своё хозяйство на европейскую ногу; тогда молодой капиталист заведёт те фабрики, которые нам необходимы, и устроит их так, как того требуют общие интересы хозяина и работников; и этого довольно; хорошая ферма и хорошая фабрика, при рациональной организации труда, составляют лучшую и единственную возможную школу для народа».
Д.И. Писарев. «Мотивы русской драмы» (1864)
