клятвой, чтоб ни словом о слышанном не обмолвились, а уж затем учил безнравственности; и долгое время так все и шло, пока кто-то из соучастников болтливых, бремени тайны не выдержав, с посторонним ею не поделился?
37. Но любой из вас знает, что бывал Сократ всё в местах многолюдных, и толпы афинян за ним по пятам следовали, так что скорей многочисленность его сопровождавших иному завистнику б не понравилось, нежели то обстоятельство, что допускал он в круг собеседников лишь немногих, и притом юношей. Разве не был ты сам, Анит, среди его слушателей, и стало быть, коль вредны были слова Сократовы, не мог пагубности их не заметить, не понять, как растет зло и распространяется и в какую цель метит.
38. Как же поступил бы, окажись на твоем месте, муж, о благе города радеющий? О возмущении своем при всех бы вскричал, дабы болезнь здоровых не заразила, и так бы воззвал к согражданам: «Слушайте, о афиняне! Сократ замыслил детей ваших врагами законов сделать. Государство в опасности, так как софист сей воспитывает юношей негодяями, тиранами и разрушителями конституции. Неужели мы ему не воспрепятствуем? Неужели не прогоним злодея прочь из города, а дожидаться станем, пока питомцы его законы упразднят?» Вот что сказал бы муж, отечество любящий, а вслед за тем без промедления с обвинением пред судом вышел, либо о том позаботился, чтоб другой его в деле сем заменил.
39. Или забыл ты, Анит, об архонте-царе и эвмолпидах[127 — Эвмолпиды — одно из двух древних поколений жрецов (другое — род Кериков), которые под надзором архонта-басилевса (царя) управляли элевсинскими мистериями; в процессах, касающихся нарушения мистерий, они имели власть судейскую.], кои издавна верно службу свою несут, ибо к богам благочестие в Афинах превыше всего ставится? Открой же судьям, в чем причина задержки. Может, миролюбив ты без меры и жалостлив? Однако ныне кипишь ты от злобы к ответчику, и неистово смерти его требуешь, что как раз об обратном свидетельствует. А любви к согражданам, видно, ничтожно мало в душе твоей — не хватало жара ее для отечества и безразличен ты к тому оставался, что разрушители демократии речами воспитываются злоумышленными.
40. Но раз так — один ли Сократ виновен и кары достоин, или вы оба: Сократ за пагубность наставлений своих, ты же за потакание ему и бездействие преступное? Ибо тот, кто дурным делам мужа бесчестного не воспротивился, хотя и в силах был государству помочь, сам законы нарушает. Итак, либо Сократ ничем пред законами афинскими себя не запятнал, и потому молчал доныне обвинитель, что оснований для жалобы не было; или оба пред лицом отечества преступники: Анит-укрыватель Сократа-нечестивца ничуть не менее.
41. А может, вот какой, афиняне, ответ годится: не попустительствовал Анит наглой дерзости, а просто мужа, которого видите вы пред собою, ныне оклеветал. Вспомните, для сравнения, как привычный порядок вы в доме своем соблюдаете и представьте, к примеру, что один из рабов на имущество ваше позарился. Согласится ль хозяин новой проделки слуги дожидаться, позволит разве на руку нечистому в покое и довольстве в доме до старости мошенничеством промышлять? Нет, наказание: колодки, плети, галеры, а то и пытка, тотчас за первым проступком последуют. Почему же Анита долгие годы нимало не тревожило, что Сократ в Афинах Демократию губит и сограждан, государству враждебных, воспитывает?
42. Оставляю вопрос сей на ваше решение, и Добавлю лишь вот что: допустим, множество дел неотложных все время Анитово без остатка занимали и досуга ему не оставили злодейские речи Сократовы пресечь. Но и сие объяснение, мужи-афиняне, обвинителя не оправдывает. Ибо не вправе никто из нас все помыслы заботам о доме своем и делах семейства отдавать, если опасность грозит государству. И какие бы хлопоты Анита ни обременяли, все ж упрека горького он заслуживает, о благе общественном вперед всего не позаботясь.
43. Но пусть и силой Анита молчать заставили — отчего же никто другой процесса судебного не открыл? Разве мало риторов в собрании народном на трибуну всходит? Не толпятся разве в судах обвинители во множестве, и по истинным злодеяниям, и клеветники, которых вражда сюда привела, страсть к внутренним распрям в городе, наконец, корыстолюбие? Не высятся ль пред эпонимом[128 — Член коллегии из 9 архонтов, которые управляли Афинами. Коллегия состояла из архонта-эпонима (по имени которого назывался год), архонта-басилевса, полемарха и 6 фесмофетов.] горою жалобы, где прочтет: «А. обвиняет В. том-то и том-то»? Отчего ж не нашлось среди них таблички, что Сократа из Алопеки в безбожии, развратительстве, дерзости и тому подобном обвиняла бы?
44. Муж законолюбивый, о высоком титуле «управителя государства» мечтающий, ни средств, ни времени для достижения его не жалеющий, не медлит никогда, чтоб и ничтожного воришку изобличить, и суд из-за кражи крохотной суммы созывает, ибо твердо знает: уверить афинян должно, что нет для него мелочей в жизни государственной, и факел сторожевой, к справедливости путь освещающий, из рук его не выпадет. Что ж бы вдруг Сократу потворствовали, и чуть не дарами осыпали, взирая безразлично, как тот словами бесстыдными яму отечеству роет и конституции корни подтачивает?
45. А бывало, что и мужи знаменитые, государства могущественного управители, пред судом стояли защищаясь; ибо, клянясь демократии в верности, в мыслях своих владыками видели себя самодержавными, на зависть и самим лакедемонянам; их, победителей в битвах морских, островов покорителей, слава и почет от обвинения не избавили.
46. Или, может, бедность Сократову обвинители щадили, или неопытность его в красноречии, хотя не побоялись некогда и оратора величайшего[129 — Имеется в виду Перикл (ок. 495–429), выдающийся государственный деятель. Со стороны матери происходил из рода Алкмеонидов. Принадлежал к демократической партии, достиг исключительного влияния в политике. Время его правления считается периодом наивысшего расцвета Афин (так называемый «Золотой век»).] в искусстве ослепительном, к тому же господина полновластного над войною, миром и благом общественным, на суд отдать? Разве не нелепо сие предположение? Но почему же не нашлось до сих пор обвинителя средь множества очевидцев слов и дел Сократовых, по словам Анита, преступных? Проста разгадка: лишь ныне Аниту об услужливости сикофантов вспомнилось. А ремесло это прибыльное, и истцу часто выгоду сулит, коль скоро его и доносчика усилия успехом увенчиваются; и раз до сей поры, за все годы жизни философа долгие ни один из сограждан к сикофанту за помощью отправиться не вознамерился, то факт сей сам по себе свидетельством Сократовой невиновности и основанием для оправдания его послужить должен.
47. Из того, что еще сказать бы я мог по этому поводу, судьи, остановлюсь лишь на самом, по мнению моему, примечательном: обвиняет Анит Сократа, мужа афинского, беседами об истине и науке жизни согражданам известного, будто ритора заправского. Они на трибуне ораторской роль советчиков городу исполняют и управителей ваших, не обинуясь, изобличать должны, если убедятся, что власть тех во зло идет отечеству. Сократ же в гимнасиях и палестрах вопросы задавал разнообразные и с теми, кто рядом оказывался — будь то софист, иль человек простого звания, — ответов на них в споре искал. Такой ли путь к цели желанной разрушитель государства избирать привык?
48. Но довольно уж занимал я внимание ваше, о судьи, подобными несуразностями. Лишь последний вопрос хотел бы задать обвинителю: итак, Анит, утверждаешь ты, будто Сократ — враг демократии; стало быть, сердцу его тиран во главе государства любезен. Но кто же? Имя нам назови Сократова избранника. Уж не себя ль самого — да простят мне боги кощунство — в мечтах тайных видел с охраною личной, и войском несметным из рабов и наемников сопровождаемым?
49. «Нет, в жизни повседневной он привычки к пышности не имел и не мечтал о титулах высоких, — признает Анит. — Но вот других к властолюбию напутствиями подталкивал». Допустим. Но тем самым Анит и своей вины бремя, в придачу к упомянутому мною опасному для города промедлению, увеличивает многократно, так как тотчас вспомнятся нам соотечественники, Сократовы наставления слышавшие и за истину их принимавшие. Ныне, выходит, все они против законов. Но почему тогда не стоят пред вами, и нет обвинения против них Анитова? Разве законы лишь подстрекателя к каре приговаривают, а исполнителя замысла преступного милуют? И признаем ли законов правоту, если они вдохновителя убийцы осудят, а свершившего злодеяние невиновным назовут? Нет, уверен я в решении судей противоположном.
50. Но здесь пред вами Сократ, законы упразднить убеждавший, в одиночестве, и никого больше, наставлениями пагубными прельстившихся, хотя и знают мужи, на страже законов стоящие, что никому из врагов демократии от наказания уйти не должно; а значит и юношам, Сократом подученным, иначе затаят они злобу в душе и за смерть учителя отечеству мстить станут. Разве допустит врач опытный болезни росткам в теле затаиться, а затем корни в нем пустить?
51. Да, уличи Анит Сократа как злоумышленника, не говоря при этом, что афинянин мысли вредные в умах юных сеял, не упрекнули б мы обвинителя, что не призвал к суду и сообщников. Но внятно названы Анитом все юноши, сыновья ваши, отравленными беседами с Сократом, и в сердце своем государства недругами: а значит, подлежат и они правосудию. И будь искренна об отечестве тревога и бескорыстно о нем истца попечение, не потерпел бы он учеников, смертью учителя ожесточенных, средь сограждан свободных.
52. Тем не менее обвиняется им лишь Сократ. В чем же дело? Да просто нет у Анита и быть не могло, о чем он знает отлично, улик истинных ни против Сократа, ни против любого из его сторонников и почитателей, то есть оснований для начала процесса судебного. Что именно в вину им Сократу ставится? Его называют софистом. Он оскорбляет нравственность. В комедии высмеян. Не платит налогов. Как наговоры подобные к юношам отнести, не опасаясь, что на смех тебя поднимут? Но за мудрецом клевета сия давно по пятам ходит, и можно ею для обвинения воспользоваться и на успех лжи рассчитывать, когда доказательств правдивых представить не можешь.
53. Давайте поразмыслим. «Он народу враг, — утверждает обвинитель, — и приверженцев учит над демократиею глумиться». Каким же способом, во имя всех богов, Анит? Может, книги против демократии, рукой его писанные, видел ты, и докажешь, что вслух их Сократ читал товарищам? Нет, ни того, ни другого удостоверить не сможешь. Значит в изустной беседе муж законы упразднить подговаривал? Но кто хотя бы слово одно из речей Сократовых припомнит, утверждающее, будто государства и законов значенье исчерпано, и лишь тирана владычество вновь отечеству былую славу вернет? Где же Ликей тот, в коем похожее произносилось? Где те палестры и мастерские ремесленные?
54. Между тем, что мешало Сократу тиранию открыто приветствовать
