претерпит никакого вреда.
8. Спрашивать, почему Творец создал мир – все равно, что спрашивать, почему существует душа или почему Творец творит. Задавать такой вопрос значит, во-первых, предполагать, что у того, что есть всегда, было начало. А во-вторых, это значит думать, что бог претерпел изменения и решил вдруг сотворить мир.
Если бы они могли благоразумно воспринимать наставления, их надо было бы научить, какова природа этих вещей, т.е. видимого мира, чтобы они перестали поносить то, что заслуживает почтения. Ибо они с легкомысленным высокомерием относятся к тому, чему подобает благоговейное уважение. Не может быть прав никто, порицающий устройство вселенной. Во-первых, оно открывает величие умопостигаемой природы. Если наш мир живет такой насыщенной и совершенной жизнью, что в ней нет ни следа беспорядка, ни единого сбоя – вплоть до разнообразных мельчайших живых существ, которые от полноты жизни в нем рождаются днем и ночью, беспрерывно сменяя друг друга, — жизнь в нем непрерывна, безущербна, полна; ее много и она везде, являя ненарочитую мудрость, — разве можно не назвать этот мир прекрасным и совершенным изваянием умопостигаемых богов? Но он – подражание тому миру, и как подражание не тождествен ему; ибо это в природе всякого подражания; в противном случае он не был бы подражанием. Ложь – что наш мир непохожее подражание; в нем нет недостатка ни в чем, что могло бы содержать самое прекрасное естественное подобие. Но это подражание не может быть результатом замысла и ухищрений искусства. Просто умопостигаемый космос не мог быть крайним (последним). Его энергия не могла не быть двойственной: одна – в нем самом, другая – направленная вовне. Следовательно, что-то непременно должно было быть после него. Чтобы ниже его т.е. умопостигаемого мира ничего больше не было – это невозможнейшая из всех вещей. Там ведь движется (разлита) удивительная мощь: так что он просто не мог не действовать вовне от избытка сил.
Если есть другой космос, лучше этого, то какой? Если же нет другого, а ниже умопостигаемого мира непременно должно быть какое-то его подобие, то этот наш мир и есть верный хранитель изображения того умопостигаемого. Вся земля полна разнообразных живых существ; все пространства до неба полны бессмертных живых существ: планеты в нижних сферах и звезды в самых высших – разве они не боги? Они движутся в таком порядке и обходят весь космос. Почему бы им не обладать добродетелью? Что мешает им быть добродетельными? Там ведь нет тех вещей, которые портят здешних людей, делая их дурными и злыми; нет там и столь дурного тела, которое постоянно причиняет страдания (неудобства) и само их испытывает. К тому же у них всегда досуг; так отчего бы им не постичь и не познать бога и прочих умопостигаемых богов? Неужели наша мудрость может быть лучше мудрости небесных тел? Кто, если он еще не сошел с ума, сможет предположить такое? Если наши души пришли сюда не по доброй воле, а по принуждению вселенской души, разве они – поддавшиеся принуждению – лучшие? Среди душ лучше те, у которых больше власти. Если же по доброй воле, то что же вы поносите место, в которое сами захотели прийти? Тем более, что этот мир позволяет и покинуть его, если кому-то здесь не понравится. Но ведь эта вселенная такова, что в ней можно обрести мудрость и жить здесь по тамошним т.е. умопостигаемого мира, законам: разве это не свидетельство, что наш мир производен от того, умопостигаемого?
9. Те, кто возмущаются, что есть богатые и бедные и нет равенства во всех подобных вещах, во-первых, не понимают, что ревнитель мудрости не ищет равенства в таких предметах. Он не считает, что богачи приобрели больше, чем он, или что властители обладают чем-то большим, чем простые граждане. Стремление к подобного рода вещам он предоставляет другим. Он знает, что здесь на земле есть два образа жизни: один для ревнителей, второй для большинства людей. Для ревнителей – путь наверх, к самым вершинам; для более человечных – два пути: для тех, кто еще помнит о добродетели – путь, причастный хоть какому-то благу; а подлой черни — ручной труд, производство того, что нужно для более порядочных людей.
Если кто-то совершает убийство, а кто-то по слабости своей порабощается наслаждениям, что тут удивительного? – Они заблуждаются, руководствуясь не умом, а детскими, неповзрослевшими душами. Если есть победители и побежденные, как в гимнасии, когда идут состязяния в борьбе, — разве и это не прекрасно (правильно)? Если вас несправедливо обидели, что в этом ужасного для бессмертного? Даже если вас убьют, вы получите, что хотели. Наконец, если вам так не нравится этот мир, никто не заставляет вас в нем жить.
Они ведь сами соглашаются, что здесь есть суд и наказание. Так вправе ли они порицать государство, в котором каждому воздается по заслугам? Разве здесь не почитают добродетель? Разве пороки не навлекают на себя подобающее презрение и позор? Здесь не только стоят изваяния богов, но и сами боги сверху надзирают за порядком; “они без труда оправдаются перед людьми”, говорит поэт, ибо ведут все в строгом порядке от начала к концу, давая каждому подобающую участь, которая последовательно вытекает из смены прежде прожитых им жизней. А кто этого не знает, тот берется судить о божественных делах, будучи невежественнее, чем подобает человеку.
Да, надо пытаться стать как можно лучше. Но не надо думать, что только ты один можешь стать наилучшим. Думая так, ты не достигнешь совершенства. Есть другие люди, достигшие высот добродетели; есть добрые демоны; еще намного совершеннее – боги, сущие в этом мире и созерцающие тот мир; и совершеннее всех – начальник этой вселенной, блаженнейшая душа. После этого можно уже воспеть в гимнах умопостигаемых богов, и, наконец, надо всеми – великого царя тамошних, во множестве богов наилучшим образом являющего свое величие. Именно во многом показать божественное, как сам бог явил его нам, а не сводить его к единому – вот дело тех, кто познал силу бога. Ведь бог, оставаясь тем, кто он есть, создает все многочисленные существа и вещи, зависящие от него и существующие благодаря ему и рядом с ним.
И этот мир существует благодаря ему и взирает туда – и весь мир в целом и каждый из населяющих его богов в отдельности – и его т.е. Единого повеления они прорицают людям и пророчествуют о том, что им близко (мило?). А что этот мир и населяющие его боги не то же самое, что тот т.е. Единый, — так это естественно.
Ты хочешь смотреть на мир сверху вниз; ты высокомерно заявляешь, что ты сам не хуже чем вся вселенная и ее боги. — На это я скажу тебе, во-первых, что чем кто более велик, тем более он благожелателен к людям и ко всем сущим. Во-вторых, возвеличивать себя надо в меру, чтобы не впасть в грубое бахвальство; не следует возвышать себя больше, чем позволяет нам подняться наша природа. Не надо думать, что всем остальным нет места рядом с богом; что только ты один удостоен чести быть его свитой. Иначе, летая по небу в мечтах, словно в сновидениях, ты лишишь себя возможности наяву стать настолько богом, насколько это возможно для человеческой души. А она способна к этому постольку, поскольку ее ведет ум; поставить себя выше ума – на самом деле значит пасть ниже ума.
Неразумные люди позволяют, без рассуждения, убедить себя подобными речами: мол, ты будешь превосходить всех, не только людей, но и богов. Ибо в людях много самомнения. Самый скромный, умеренный, простой человек преображается, услышав: “Ты – сын божий. А все прочие, кого ты чтил, — не сыновья. И светила, которым вы и отцы ваши поклонялись, — не дети божьи. Ты, безо всякого усилия, уже лучше и выше всех – даже неба”. – Тут и все слушатели в восторге подхватывают эти речи. — Так, если человеку, не умеющему считать, среди толпы других, тоже не умеющих считать, кто-то скажет, что в нем тысяча локтей росту, он, конечно же, поверит, что тысяча. Если же он услышит, что во всех остальных всего по пять локтей, то он вообразит, что он великан.
Если промысел божий заботится о вас, то почему он не заботится обо всем мире, в котором вам же приходится жить?
— Вы говорите, что богу не до того, чтобы смотреть еще и за материальным миром, и что ему не дозволено смотреть вниз на то, что вне его. — Но разве, заботясь о вас, он не смотрит на то, что вне его? И блюдя вас, как может он не замечать мира, в котором вы живете? Если он не надзирает за миром и вообще не обращает взор вовне, то он и вас не видит.
— Людям не нужно, чтобы он управлял миром. — Но миру-то нужно. Миру нужно знать свой порядок. И все, что есть в мире, должно знать, какое место оно занимает в нем, и какое – там, в мире умопостигаемом. Тогда те из людей, которые возлюблены богом, будут кротко переносить все, что случается с ними по необходимости, потому что таков ход вещей во вселенной. Ибо следует принимать близко к сердцу не только то, что касается каждого из нас в отдельности; надо принимать во внимание и вселенную в целом. Каждому надо воздавать по достоинству. Всегда стремясь к тому, к чему стремится все на свете в меру своей возможности, не надо думать, что только тебе одному дано достичь цели. Туда стремятся многие; блажен, кому удалось достчь цели; а кто продвинулся, насколько смог, тот получает подобающую участь.
Люди часто объявляют, что обладают чем-то таким, чего у них на самом деле нет. Многие, даже зная, что у них этого нет, заявляют, что есть. Многие сами убеждены, что у них есть то, чего не самом деле у них нет. Наконец, многие уверены, что нечто есть только у них одних, в то время как в действительности это не так.
10. Можно подробно и беспристрастно разобрать и многие другие их учения или даже все – показывая, чего стоит каждое из утверждений в отдельности.
Мне, често говоря, стыдно бывает глядеть на некоторых моих друзей, которые приняли это учение до того, как присоединились к нам, и, уж не знаю как, остаются верными ему до сих
