пор. Хотя они без тени сомнения убеждены, что все так и есть, как они говорят, и полны рвения доказывать истинность своего учения самыми убедительными на первый взгляд аргументами. —
Я обращаюсь теперь не к ним – ибо чтобы их переубедить, нужно сказать гораздо больше – а к своим близким ученикам (единомышленникам). Я боюсь, как бы и их не сбили с толку – не доказательствами – ибо какие у тех доказательства? – но неслыханной дерзостью и самонадеянностью.
Я бы писал совсем иначе, если бы решил выступить против них, в защиту древних божественных мужей, высказавших столько прекрасного и истинного, на которых они нападают с наглостью невежд. Но такой подробный разбор приходится оставить до другого раза. Для тех, кто возьмется за это всерьез, послужит подспорьем и нынешнее мое сочинение и все, что написали на эту тему другие. Я же ограничусь тем, что скажу еще об одном пункте их учения, который превосходит все остальные своей нелепостью, если это можно считать нелепостью.
Они утверждают, что душа пала, и вместе с ней пала какая-то мудрость. Не знаю, кто был виновником падения: душа ли начала, или эта самая мудрость, или обе они, с их точки зрения, одно и то же. Все остальные души, которые составляют части этой мудрости, тоже, по их словам, пали вместе с ней и погрузились в тела, в том числе и человеческие. А та, из-за которой все они пали, сам не сошла вниз, т.е. не пала: она, по их словам освещает всю нижнюю тьму. От этого-то освещения в материи родился ложный образ (идол, подобие, отражение). Затем они придумывают еще один ложный образ, который отразила от первого ложного образа материя, или материальность, или как они там ее называют: дело в том, что они говорят то так, то иначе, используя множество разных имен, чтобы сделать свою речь потемнее. Затем они вводят существо, которое сами называют творцом — демиургом; он у них отступается от своей матери и создает мир, производя одно ложное отражение от другого и так до самой последней крайности тьмы и материи – это чтобы посильнее можно было ругать того, кто такое начертил.
11. — Во-первых, если София не спустилась вниз, а только осветила мрак, разве можно говорить о ее падении? Если нечто истекло из нее, например, свет, то нельзя еще говорить, что она пала. Пала – это если нечто находилось здесь внизу, а она пришла сюда – именно переместилась в это место – и оказавшись рядом, зажгла его светом.
— Но если она пребывает сама в себе, а низшие области она осветила, ничего для этого не предпринимая, то почему она одна осветила? То же самое делают и куда более могущественные сущие, чем она.
— Далее, если она смогла осветить мир только после того, как помыслила его, и благодаря этому размышлению, то почему она не сотворила мир одновременно с освещением его, а осталась дожидаться рождения отражений?
— Далее, они утверждают, что не только София размышляла о мире, но и более великие сущности. Их размышление они называют “чужестранной землей”. Почему же те великие не пали оттого, что создали размышление о мире, отчего пала София?
—Далее, почему материя, будучи освещена, производит отражения душевные, а не телесную природу? Отражение души не нуждается ни во мраке, ни в материи; родившись – если оно рождается – оно будет сопровождать своего создателя и останется привязано к нему.
— Далее: это отражение – сущность или, как они говорят, “помысел” (ennohma)? Если сущность, то чем оно отличается от прообраза? Если же это другой вид души, то, раз прообраз – разумная душа, отражение будет душой растительной и рождающей. Но в таком случае, как же они говорят, что она сотворила мир, “желая почестей”, из хвастливого высокомерия и дерзости? Такие вещи предполагают воображение и даже способность разумно рассуждать. Наконец, зачем было создателю мира создавать его из материи и отражения?
Если же оно “помысел”, то надо, во-первых, объяснить, что значит это имя и откуда оно. Во-вторых, каким образом этот “помысел” существует, если они поручают ему создание вселенной. В самом деле, что может создать выдумка? Сказать, что вот это, мол, первое, а это — после него, — разговор чисто произвольный. Почему, например, огонь – первый?
12. — Как мог этот только что родившийся демиург взяться за творение мира, руководствуясь памятью о том, что знал? Он вообще там не был, так что знать ничего не мог; ни он, ни его мать, которую они ему приписывают.
— И вот что еще удивительно: сами они считают себя не отражениями души, ниспавшими в этот мир, а истинными душами. Из этих душ едва двум или трем, кому повезет, удается с неимоверным трудом вырваться из этого мира и достичь припоминания (анамнезы); с трудом они вспоминают кое-что из того, что когда-то знали. Как же это отражение, только что родившись, умудряется припомнить тамошнее, даже и неразборчиво, как они сами говорят? Да и мать его, материальное отражение, как может быть на это способна? И внедь не просто припомнить: демиург умудрился позаимствовать у того умопостигаемого мира понятие (ennoian) этого мира чувственного и выяснить, как и из чего он должен быть создан. Почему он был уверен, что первым надо создать огонь? Почему не что-то другое? И если он мог создать огонь, лишь представив его, почему, представив мир – ведь прежде всего он должен был представить себе целое – он не создал мир сразу? Ведь представление о мире в целом должно было содержать и все его части. И вообще, создатель мира творил по природе, а не так, как ремесленники (естественно, а не технически, не искусственно). Ибо искусства вторичны по отношению к природе и к миру. Посмотрите, как даже сейчас зарождаются отдельные природные существа: не так, что сначала огонь, потом следующий элемент, потом – смешение элементов; нет, в утробе матери запечатлевается набросок или очерк сразу всего живого существа. Почему же тогда, при творении, демиург не отпечатал в материи набросок сразу всего мира, так чтобы в наброске уже было все: и земля, и огонь, и прочие элементы? Впрочем, может быть так поступили бы они сами, доведись им творить мир – ведь у них-то души более истинные, а демиург просто не догадался сделать правильно?
Нет, предусмотреть размеры неба, и точно вычислить все расстояния, и дать нужный наклон зодиаку; рассчитать орбиты светил и планет, уравновесить землю – и все это так, чтобы можно было указать причины, почему это именно так, а не иначе, — это дело не какого-то отражения, а силы, идущей от самих величайших т.е. умопостигаемых сущностей. Впрочем, и они сами, хоть и неохотно, принуждены с этим согласиться.
В самом деле, когда они говорят о свете, который осветил тьму и пронизал ее, они поневоле признают истинные причины рождения мира. Ибо свет освещает не потому, что ему это для чего-то понадобилось, а потому, что не может не освещать. Это происходит либо согласно природе, либо вопреки природе, третьего не дано. Но если согласно природе, то это происходит всегда. Если же вопреки природе, то и в тамошних т.е. в духовном мире будет нечто противоестественное. и зло будет существовать до возникновения этого мира. Но тогда не мир будет причиной и виновником зол; зло будет приходить в наш мир оттуда т.е. от бога. Не душа будет портиться от соприкосновения с материальным миром, а мир – от соприкосновения с душой (не наш мир испортит душу, а душа – наш мир). Такое рассуждение заставит вознести чувственный мир до самого Первого.
— По их словам, причина зла – материя. – Но откуда она взялась? Они говорят, что душа, пав, увидала уже существующую тьму и осветила ее. Но откуда взялась эта тьма? Они могут сказать, что душа сотворила эту тьму своим падением. Но тогда ей просто некуда было падать. Кроме того, в этом случае не тьма будет виной падения, а сама природа души. Но это значит, что падение было необходимо; так что причину его они переносят в самые первые сущности.
13. Порицающий природу мира не ведает, что творит и куда может завести его подобная безумная дерзость. Они не знают порядка и чина, где за первым следует второе, за вторым третье, и так вплоть до самых последних ступеней. Они не понимают, что не годится ругать низшее за то, что оно хуже высшего, что нужно кротко и благожелательно принимать природу всякого существа такой, какова она есть. Пусть они устремляют свой взор к первым сущностям и созерцают их, но пусть прекратят трагические вопли, пусть не пугают нас ужасами, которые – как они думают – подстерегают стремящуюся ввысь душу в мировых сферах: все сферы окажут им самый ласковый прием.
В самом деле, что в них страшного? Они могут напугать только тех, кто за недостатком образования и систематически преподанного знания неспособен внимать доводам разума. Разве стоит бояться их только оттого, что тела у них огненные? Их огонь соразмерен со всей вселенной и с землей. И вообще, нужно смотреть не на тела, а на души: ведь сами себя они гностики ценят так высоко именно за свои души. Однако у небесных сфер и тела отличаются величиной и красотой. Они сотрудничают со всей вселенной и помогают происходить природным процессам, которые не могли бы возникнуть без первопричин. Без них вселенная была бы неполна и несовершенна. Да они и сами составляют немалую часть этой вселенной. Если человек отличается достоинством по сравнению с животными, то их небесных сфер достоинство намнного выше, ибо они во вселенной не тираны, они обеспечивают в ней порядок и красоту.
Говорят, что они – виновники происходящих событий. Это не так: они лишь знамения того, чему предстоит произойти. Причина того, что с разными людьми происходят разные события – и случай (ибо не может со всеми единичными существами происходить одно и то же), и различие времени и места происшествия, и разные расположения душ.
И еще раз повторю: не надо требовать, чтобы все люди были одинаково хорошими, и поносить все мироздание за то, что это требование невыполнимо. В этом опять-таки сказывается их убеждение, что здешнее ничем не должно отличаться от тамошнего. Зло – это не что иное, как недостаток разумения и меньшая степень блага; здесь все всегда тяготеет к уменьшению по
