например, оксиринхиты — рыбу, пойманную на крючок. Ибо они почитают оксиринха* и боятся, что крючок может оказаться нечистым из-за того, что осетр клевал на него. А сиэниты избегают фагра, потому что считается, что он приходит одновременно с подъемом Нила и, являясь взорам как добровольный глашатай, возвещает радостным людям о разливе. Жрецы же воздерживаются от всякой рыбы. В девятый день первого месяца, когда все остальные египтяне едят жареную рыбу у своих наружных дверей, жрецы, не отведав блюда, жгут ее у ворот, имея на то два объяснения; об одном из них, священном и тонком, я расскажу потом: оно относится к высшему учению об Осирисе и Тифоне; второе, ясное и доступное, гласит, что рыбные блюда не являются необходимой и простой пищей, а в свидетели берется Гомер, у которого и изнеженные фракийцы, и жители Итаки, островной народ, не пользовались рыбой, так же как и товарищи Одиссея в столь долгом плавании и посреди моря, пока они не впали в крайнюю нужду*. Вообще египтяне считают, что море выделилось из огня и, выходя за пределы мира, является не частью его или элементом, но чуждым ему отбросом, вредным и губительным.
* Осетра. Strabo, XVII, 40; Aelian., De Nat. Anim. X, 46; Clem. Alex., Protrep II, 39, 5.
Aelian., De Nat. Anim. X, 19.
* Horn., Od. IV, 369; XII, 332.
Разночтение: из гноя. См. Loeb, p. 18. Ср. Hesiod., Theog. 739: крайние области тьмы, как нечто чуждое этому миру, именуются гнойными. С другой стороны, огненная природа моря характеризует его как стихию Сета-Тифона.
8.
Ничего бессмысленного и фантастического, как думают некоторые, ничего, проистекающего от суеверия, не вводят они в священныеобряды: одно имеет основанием нравственность и пользу, другое не чуждо тонкостям истории и природы, как, например, то, что связано с луком. Что Диктис, потомец Исиды, хватаясь за лук, упал в реку и утонул — это крайне неправдоподобно. Но жрецы, остерегая себя от лука, брезгуют им и отвращаются от него потому, что только он один вызревает и зацветает при убывающей луне. И неприемлем он для постящихся и празднующих, так как у первых, отведавших его, вызывает жажду, а вторых заставляет плакать. Также и свинью считают они нечистым животным, ибо имеется представление, что чаще всего она спаривается при убывающей луне и что у пьющего ее молоко тело покрывается проказой и накожными струпьями*. Историю же, которую они рассказывают тогда, когда раз в год, в полнолуние, приносят в жертву и едят свинью, и которая гласит, будто Тифон, преследуя при полной луне кабана, нашел деревянный гроб, где лежали останки Осириса, и разломал его, эту историю признают не все; некоторые считают ее, как и многое другое, пустыми россказнями. О древних же говорят, будто они презирали роскошь, расточительность и наслаждения настолько, что в Фивах, в храме, имеется по слухам стела, исписанная проклятиями царю Миносу, который первым отучил египтян от умеренного, бескорыстного и простого образа жизни. Говорят еще, что Технакт, отец Бокхориса*, во время похода на арабов, когда запоздал его обоз, с удовольствием отведал первую попавшуюся пищу, а потом, переспав глубоким сном на соломе, возлюбил неприхотливость. По этой причине якобы он проклял Миноса и с одобрения жрецов запечатлел проклятия на стеле.
* Herod., II, 47; Aelian., De Nat. Anim. X. 16; Tac, Hist. V, 4.
Diod., I, 45. В египетских источниках нет данных, подтверждающих этот рассказ, но вообще нетрудно понять, почему первый царь первой династии стал символом разрушения древнего, примитивного образа жизни.
* XXIV династия, 730–715 гг до н. э.
9.
Царей египтяне выбирали из жрецов или воинов, причем военное сословие имело влияние и почести благодаря мужеству, а жрецы — благодаря мудрости. Выдвинувшийся из воинов тотчас делался жрецом и становился причастным к мудрости, окутанной мифами и речениями, несущими в себе смутные проблески и отражения истины; несомненно, по этой причине они символически выставляют перед храмами сфинксов* в знак того, что тайную мудрость заключает в себе их учение о божественном. А в Саисе изображение Афины, которую они называют Исидой, имеет такую надпись: «Я есть все бывшее, и будущее, и сущее, и никто из смертных не приподнял моего покрова». Также многие полагают, что собственно египетское имя Зевса — Амун (или Аммон, как неправильно произносим мы). Себенит же Манефон считает, что это слово означает «сокрытый» или «сокрытие». А Гекатей из Абдер говорит, что египтяне употребляют это выражение в беседе, когда обращаются к кому-нибудь, ибо оно и есть обращение. Поэтому когда они взывают к высшему божеству, которое они считают тождественным всеобщности и как бы незримым и сокрытым, когда молят его показаться и обнаружить себя для них, то они произносят «Амун». Таково благоговение египтян перед мудростью, касающейся дел божественных.
Дают нам свидетельства и мудрейшие из эллинов: Солон, Фалес, Платон, Эвдокс, Пифагор и, как некоторые утверждают, Ликург, которые приезжали в Египет и общались с жрецами. Говорят, что Эвдокс учился у Ксонофея из Мемфиса, Солон — у Сонхита из Саиса, Пифагор — у гелиополита Ойнуфея. Особенно, кажется, этот последний, восхитительный сам и восхищавшийся жрецами, подражал их таинственной символике, облекая учение в иносказание.
* Очевидно, имеются в виду не только сфинксы в виде льва с человеческой головой, но изображения звероголовых богов вообще.
Diod., I, 96; 98; Clem. Alex., Strom. I, 69, I
10.
Большинство предписаний пифагорейцев ничем не отличается от так называемых иероглифических письмен, например: не принимать пищу, сидя на колеснице; не есть свой хлеб в праздности*; не сажать пальму; не разгребать в доме огонь ножом. И я, со своей стороны, полагаю: то, что эти люди называют единицу Аполлоном, двойку Артемидой, семерку Афиной, а куб — Посейдоном — это все сходно с обрядами, изображениями и, клянусь Зевсом, письменами в египетских храмах. Ибо, например, царя и владыку Осириса они изображают с помощью глаза и скипетра. Причем некоторые толкуют его имя как «многоглазый», потому что «ос» — по-египетски значит «много», а «ири» — «глаз». Небо же, так как оно, будучи вечным, не стареет, они изображают знаком сердца с курильницей под ним*. А в Фивах были выставлены безрукие изображения судей, причем статуя главного судьи — с сомкнутыми веками в знак того, что справедливость неподкупна и беспристрастна Символом воинов было резное изображение скарабея, ибо у скарабеев нет самок, но только самцы*. Детенышей же они рождают в веществе, которое скатывают в шар, заботясь о средстве питания не менее, чем о месте рождения.
* Выражение, дословно не воспроизводимое. Diod, I, 11
* Ср. Horapollo, Hierogl. I, 22: сердце над дымящейся курильницей — обозначение Египта. Разночтение, основанное на вставке-небо они изображают знаком кобры, а страсть — знаком сердца с курильницей под ним. См. Griffiths, стр. 132.
Diod., I, 48. Изображения такого рода действительно существуют.
* Aelian., De Nat. Anim. X, 15; Porphyr., De Abstin. IV.9.
11.
Итак, Клея, когда ты слушаешь те мифы, в которых египтяне рассказывают о богах, об их блужданиях, растерзаниях и многих подобных страстях, то следует помнить о том, что сказано раньше, и не думать, будто что-либо из этого произошло и случилось так, как об этом говорят.
Гермеса, например, называют собакой* не в собственном смысле слова, но, как говорит Платон, связывают с хитроумнейшимиз богов бдительность этой твари, ее неутомимость и мудрость, ибо она различает дружественное и враждебное по своему знанию или незнанию предмета. И никто не думает, что солнце, как новорожденное дитя, поднимается из лотоса, но так на письме изображают его восход, символически обозначая, что воспламенение солнца происходит от воды. Также Оха, самого жестокого и грозного из персидских царей, который убил многих и, наконец, зарезал и съел с друзьями Аписа*, прозвали мечом, как до сих пор именуют его в каталоге царей; и я полагаю, что таким образом обозначают не отдельное собственно лицо, но сравнивают с орудием убийства жестокость и испорченность характера. Итак, если ты будешь внимать историям о богах подобным образом и будешь выслушивать их от тех, кто толкует миф благочестиво и мудро, если ты всегда будешь исполнять и блюсти предписанные обряды, понимая, что нет для богов более приятного дела и более приятной жертвы, чем истинное представление об их природе, тогда избежишь ты суеверия, которое является злом не меньшим, чем безбожие.
* Гермеса отождествляли с собакоголовой обезьяной Тотом (общая причастность к мудрости) и с шакалом Анубисом (общая связь с преисподним миром).
Resp. 375e.
* Имя Оха носили Дарий II (423–404 гг. до н. э.) и Артаксеркс III (359–338 гг до н. э.). В убиении Аписа обвиняли Камбиза и Артаксеркса (Aelian., Var Hist. IV,8; Herod., III, 29).
12.
А вот и сам миф в пересказе по возможности самом кратком, с удалением всего ненужного и лишнего. Говорят, что когда Гелиос узнал о том, что Рея тайно сочеталась с Кроном, он изрек ей проклятие, гласящее, что она не родит ни в какой месяц и ни в какой год.
Но Гермес, влюбленный в богиню, сошелся с нею, а потом, играя с луной в шашки, отыграл семнадцатую часть каждого из ее циклов, сложил из них пять дней и приставил их к тремстам шестидесяти; и до сих пор египтяне называют их «вставленными» и «днями рождения богов»*. Рассказывают, что в первый день родился Осирис, и в момент его рождения некий голос изрек: владыка всего сущего является на свет. Иные же говорят, что некто Памил, черпавший воду в Фивах, услышал из святилища Зевса голос, приказавший ему громко провозгласить, что родился великий царь и благодетель — Осирис; за это якобы он стал воспитателем Осириса, которого ему вручил Крон, и в честь него справляют праздник Памилий, напоминающий фаллические процессии. На второй день родился Аруэрис, которого называют Аполлоном, а некоторые также старшим Гором*. На третий день на свет явился Тифон, но не вовремя и не должным образом: он выскочил из бока матери, пробив его ударом. На четвертый день во влаге родилась Исида; на пятый — Нефтида, которую называют Концом и Афродитой, а некоторые — Победой. Миф гласит, что Осирис и Аруэрис произошли от Гелиоса, Исида — от Гермеса, а Тифон и Нефтида — от Крона. Поэтому цари считали третий из вставленных дней несчастливым, не занимались в это время общественными делами и не заботились о себе до ночи. И рассказывают, что Нефтида стала женою Тифона, а Исида и Осирис, полюбив друг друга, соединились во мраке чрева до рождения. Некоторые говорят, что от этого брака и произошел Аруэрис, которого египтяне называют старшим Гором,
