сделать суровых и воинственных граждан людьми с более мягким сердцем и более справедливыми. Действительно, в то время Рим был городом, которым, по выражению Платона, овладел горячечный жар. Самым своим существованием он был обязан смелости и отчаянной дерзости сбежавшихся туда отовсюду храбрых и воинственных людей. Целый ряд походов, частые войны послужили источником усиления его могущества. Как вбитые в землю сваи становятся от частых колебаний еще крепче, так и испытанные ими несчастия только укрепили их. Сделать мягче нравы, внушить любовь к миру народу гордому и дикому — эту задачу царь считал далеко не легкой и решил обратиться за помощью к богам. Он желал как вождь народа смирить его воинственный пыл главным образом принесением жертв, торжественными религиозными процессиями и танцами, которые он сам учредил и ввел в употребление, — всем тем, на чем лежит печать серьезности, но в то же время радости и веселья. Иногда он предсказывал им о грозящих им напастях со стороны богов, говорил об ужасных явлениях духов и о слышанных им не предвещающих ничего хорошего голосах — и религиозный страх заставлял робеть сердца его подданных.
Это главным образом и дало повод считать, что своей мудростью и воспитанием он обязан знакомству с Пифагором. Как главная часть философии последнего, так и главная часть политики первого состояла в установлении близких отношений к божеству, общении с ним. Говорят, царь принял на себя важный вид и внешность с тою же целью, что и Пифагор. По рассказам, философ приручил орла и мог известными словами остановить его во время полета и заставить спуститься к нему; он же показал часть своего золотого бедра, когда пробирался на играх в Олимпии сквозь толпу народа. Рассказывают и о многих других его выдумках и поступках, вследствие чего флиунтец Тимон сказал о нем:
Древний хотел Пифагор великим прослыть чародеем;
Души людей завлекал болтовней напыщенно-звонкой.
Точно так же и Нума выдумал сказку о любви к нему какой-то богини или горной нимфы и о таинственном общении с нею, о чем я говорил выше, и о близких сношениях его с музами. Большинство своих предсказаний он получал «от муз». Одну музу он приказал римлянам чтить особенно, больше других. Он назвал ее Тацитой, т. е. молчаливой, немою, как бы напоминая этим о пифагорейском молчании и желая почтить этот обычай.
Его законы относительно статуй богов совершенно сходятся с воззрениями на этот предмет Пифагора. Последний учил, что начала всего сущего нельзя чувствовать: оно не подвержено внешним впечатлениям, невидимо, не создано и духовно. Так и Нума запретил римлянам изображать богов в виде людей или животных. Раньше у них не было ни писаных изображений богов, ни изваянных. В первые сто семьдесят лет от основания Рима они строили храмы и ставили святилища, но считали грехом приравнивать высшее к низшему и постигать бога иначе как умом. Равным образом и жертвы, установленные Нумой, схожи с пифагорейскими жертвами — они бескровны и состоят в большинстве случаев из муки, возлияний и предметов самой незначительной стоимости. Приводят еще и другие примеры из внешнего мира для доказательства близких отношений между этими двумя людьми, между прочим, то, что римляне дали Пифагору права римского гражданства, о чем говорит комик, древний пифагореец Эпихарм, в своем сочинении, посвященном Антенору; затем одного из своих четырех сыновей царь Нума назвал Мамерком в честь сына Пифагора. От него, говорят, получил свое имя патрицианский род Эмилиев: царь назвал его так за его приятную, красивую речь. Многие в Риме передавали мне лично, что некогда оракул велел римлянам поставить у них в городе статуи «умнейшему» и «храбрейшему из греков» и они поставили на форуме две медные статуи — Алкивиада и Пифагора.
Рассказ этот сомнителен во многих отношениях. Говорить о нем подробнее или доказывать его справедливость — значит заводить детские споры.
IX. Нуме приписывают учреждение, установление должности первосвященников, «понтификов», как называют их римляне. Он был первым из них. Понтификами названы они, по словам некоторых, потому, что служат могущественным, имеющим над всем власть богам, — «могущественный», по-латыни, «потенс». Другие говорят, что в этом имени заключается значение чего-то «возможного», так как законодатель велел приносить жрецам жертвы, «если будет можно», не ставя им в вину, если им помешает что-либо важное. Большинство же предлагает совершенно смешное объяснение этого слова — оно значит будто бы не что иное, как «делатели мостов», так как возле мостов приносились жертвы, «мост» же, по-латыни, — «понс». Впрочем, заведование мостами и починка их лежат на обязанности жрецов, как и отправление неизменно существовавших с древнего времени жреческих должностей. Сломать деревянный мост римлянин не имеет права под опасением навлечь на себя проклятие. Точно так же рассказывают, что мост этот выстроен целиком из дерева, без куска железа — вследствие предсказания оракула. Каменный мост выстроен позже, в квесторство Эмилия. Говорят, впрочем, что и деревянный построен после Нумы, в царствование внука Нумы, Марция.
Верховный понтифик является как бы толкователем воли божества, пророком, или, вернее, верховным жрецом. Он имеет надзор не только над жертвоприношениями, совершаемыми публично, но смотрит и за жертвоприношениями частных лиц, не позволяет преступать правил религии и наставляет каждого, как он должен чтить богов и умилостивлять их. Затем ему принадлежит надзор за жрицами-весталками: учреждение коллегии весталок, вообще служения, культа вечного огня, который блюдут они, приписывается также Нуме. Быть может, он желал поручить служение чистому, не имеющему никакой грязи огню существам чистым, не запятнанным, или, быть может, находил близкое сходство девства с бесплодием и непроизводительностью огня. В Греции, там, где существует служение неугасаемому огню, например-, в Дельфах или Афинах, забота о его поддержании возложена не на девушек, а на старых дев. Если он случайно потухал, как, например, потух священный огонь в Афинах при тиране Аристионе, или в Дельфах, когда храм был сожжен персами, или затем в Риме во время борьбы с Митридатом и междоусобных войн, когда огонь исчез вместе с алтарем, — его нельзя было зажечь от другого огня: его следовало зажечь чистым, не оскверненным лучом солнца. Огонь этот добывают преимущественно с помощью зажигательных стекол, которые имеют вид пустых внутри равнобедренных прямоугольных треугольников, обращенных вершинами в одну точку. Их ставят против солнца. Лучи его, всюду преломляясь, собираются в центре в одну точку, проходят через разрежающийся при этом воздух и затем зажигают лежащее возле легкое и вполне сухое вещество, так как лучи, отражаясь, становятся огненным телом. Некоторые уверяют, что единственная обязанность весталок — блюсти священный огонь; но другие говорят, что здесь есть священная тайна, скрытая от других. В жизнеописании Камилла я сказал о них все, что можно знать и говорить.
X. По преданию, Нума посвятил в весталки сперва двух дев, Геганию и Верению, затем Канулею и Тарпею. Сервий прибавил к ним впоследствии еще двух, и это число остается без изменения до настоящего времени. Царь определил девам сохранять свое девство до тридцати лет. В первые десять лет их учат тому, что они должны делать; в другие десять лет они применяют к делу свои познания; в последние десять лет — сами учат других. После этого они могут делать, что желают, и даже выходить замуж или избирать себе новый образ жизни, не имеющий ничего общего с жизнью жрицы. Но этою свободой воспользовались, говорят, немногие, да и те, которые сделали это, не принесли себе никакой пользы, большинство же провело остаток своих дней в раскаянии и унынии, причем навели на других такой религиозный ужас, что они предпочли до старости, до самой смерти девство супружеству.
Царь дал им большие преимущества — они могли, например, делать завещания еще при жизни отца и располагать всею остальной своей собственностью, не прибегая к помощи попечителей, как и матери троих детей. Когда они выходят, их сопровождает ликтор. Если они встречаются случайно с преступником, которого ведут на казнь, ему оставляют жизнь. Весталка должна только поклясться, что встреча была случайной, невольной, не преднамеренной. Кто проходил под их носилками, когда они сидели на них, подвергался смертной казни. Наказывают весталок за различные проступки розгами, причем наказывает их верховный понтифик. В некоторых случаях виновную даже раздевают донага в темном месте и накидывают на нее одно покрывало из тонкого полотна. Нарушившую обет девства зарывают живьем в яму у Коллинских ворот. Возле этого места, в черте города, тянется длинный земляной вал, аггер [agger] по-латыни. Здесь, под землею, устраивали маленькое помещение, с входом сверху, куда ставили постель, лампу с огнем, небольшое количество съестных припасов, например, хлеба, кувшин воды, молока и масла, — считалось как бы преступлением уморить голодом лицо, посвященное в высшие таинства религии. Виновную сажали в наглухо закрытые и перевязанные ремнями носилки так, что не слышно было даже ее голоса, и несли через форум. Все молча давали ей дорогу и провожали ее, не говоря ни слова, в глубоком горе. Для города нет ужаснее зрелища, нет печальнее этого дня. Когда носилки приносят на назначенное место, рабы развязывают ремни. Верховный жрец читает таинственную молитву, воздевает перед казнью руки к небу, приказывает подвести преступницу, с густым покрывалом на лице, ставит на лестницу, ведущую в подземелье, и удаляется затем вместе с другими жрецами. Когда весталка сойдет, лестница отнимается, отверстие засыпают сверху массой земли, и место казни становится так же ровно, как и остальное. Вот как наказывают весталок, преступивших свои обязанности жриц!
XI. По преданию, Нума построил также храм Весты для хранения неугасаемого огня. Он дал ему круглую форму; но она представляла не фигуру Земли, — он не отождествлял с нею Весту, — а вообще, вселенную, в центре которой, по верованию пифагорейцев, горит огонь, называемый Гестией-Монадой. По их мнению, земля не неподвижна и не находится в центре вселенной, но вертится вокруг огня и не может считаться лучшею, первою частью вселенной. Такого же взгляда относительно земли держался, говорят, в старости и Платон. Он считал, что она находится в другом месте, центр же вселенной, лучшее место, отводил другому, высшему телу.
XII. Понтифики объясняют также в случае надобности и обряды относительно погребения. Нума убедил их не видеть в этом случае ничего оскверняющего, напротив, завещал им воздавать определенные почести и подземным богам, так как им достается лучшая часть нашего существа. Особыми почестями пользуется у римлян Либитина, богиня, имеющая надзор за всем тем, что относится до обрядов погребения покойников. Ее можно отождествлять с Персефоной
