такой же ценности и необходимости, как обеспечение своей семьи мукой, чаем и всякой всячиной, необходимой для ежедневного проживания. Наша хозяйка уехала с детьми отдыхать в Тамбов, и мы без нее должны сами хозяйствовать: убираем комнаты и разговариваем о чехословаках.
-175-
8 Августа.
У Вячеслава Иванова: богооставленность (богоотступничество — как Горький), жить без Бога (как бы…), или же это демонизм, то есть переход на ту сторону плана мироздания… Совершенно над тем же думает и Мережковский…
Соломон от русских: Водовозов. Сосуществование двух начал жизни в русском человеке и как это намечается для будущего: ярославский мужик.
Москва
Дворянская Россия. Арбат. Мраморные ступени и тень дворянина с дамой у памятника — давящий колосс и уют Гершензона.
Разбор царя (красное).
Удалые мешочники.
Мужик, прячущий хлеб (строитель жизни — Зевс).
Хамовоз.
Жизнь бульвара.
В комиссариате Народного просвещения:
— Кто вас уполномочил заниматься этнографией?
Появление максималиста.
Послы уехали — что это значит?
Верхняя палата: Вячеслав Иванов, Бердяев. Гершензон: богоотступничество или подмена Христа Антихристом.
Выход из интеллигенции: Кондратьев — блудный сын, и чехословаки, и Семашко против интеллигенции. Бердяев: Антихрист. Гершензон: большевик <2 нрзб.>. Столпнер: <3 нрзб.>. Вячеслав: богооставленность.
-176-
У Бердяева: Струве — кадеты виноваты, Антихрист и проч.; революция и война показали вздор религии человечества <4 нрзб.>.
Карташев — вот и революция показала вздор гуманизма.
Кафе журналистов: глупые Соломоны, Россия в бездне, кто вытащит — германская ориентация: чехи симпатичные, а там (немцы) солидные. Вдруг бомба — немцы слабы, немцы разбиты…
Я, зритель трагедии русской, уже начинаю в тайне души сочувствовать бешеным нашим революционерам, и грядущее возрождение уже смущает меня, и свое «не простить» я часто забываю. Все равно: они не простят.
С тревогой передал Столинский, что на чехословацком фронте в Самаре появился Чернов с проповедью нового интернационала.
Ульяна! была Светлана, была Татьяна, и теперь Ульяна — какое чудесное имя, как это подходит к ней! Так это и пойдет теперь — ему полное христианское имя с отчеством, с кухней и детками, а со мной моя неприкосновенная Ульяна.
Только теперь, посмотрев на Александра Михайловича, понимаю — какое счастье, что я не оказался вором — нет!
Не забыть, что когда я ходил по улицам, утратив близость Ульяны, то моя литература мне перестала быть тем, чем я считал ее: живой, она стала пустой, «литературою», и я как литератор чувствовал себя как Онегин, а ее как Татьяну. Между тем, я думал это делать для нее. Так, вероятно, и всякое геройство, обращенное к сравнению с жизнью, — пусто. А то бывает, что герой, высосав всю жизнь, обращается к ней и видит пустое место…
Поэма «Онегин» — проверка (проба) героя на жизнь.
17 Августа.
Елец. Над колокольней луна половинная. На улицах люди забитые, запуганные. Мы говорили про
-177-
Японию, что хорошо бы в Японию. Но куда же сейчас? «Извозчик! прокати!» — «30 р. за полчаса». — «Ну тебя!»
Ищем другого, вдруг возле нас выстрел. Ей страшно: «Кого-то, может быть, убили, а мы…» — «Нет, лучше найдем где-нибудь камушек у чужих ворот, посидим». А я чувствую сладость пули, пусть попадет, но только в меня… Садимся на камушек. Вот человек переходит дорогу, направляется к нам, осматривает нас как хозяин вечера, походка его совсем особенная, будто он у себя, хозяин идет по своему хозяйству, и луна над калиткой, и звезды, и темные кроны деревьев — всё его. «Да это ночной сторож!» — сказали мы вместе. И в ту же минуту колотушка заколотила. Это сторож ночной.
Милая, не бойся счастья, желанная, не бойся жизни, сердце мое, смерти не бойся.
И так подходит девятый вал, за ним берега новой земли или пропасть.
Струны звезд и сердец. Хрущево. Гнездо мое опозорено, а ветер шумит тот же самый по тем же деревьям, в этих Тургеневских аллеях с самого детства она жила как Грезица, и вот теперь в это время это она является вопреки всему, наперекор, нежданно, негаданно.
Дорогая, теперь все мое пишется Вам, как письмо, раньше я понимал литературу мою как распятие страсти на бумаге (несчастье), теперь я так нахожу, как еще не знаю, буду о всем писать Вам.
Я весь затаился, ушел в себя. Мне больно и вместе радостно: боль и радость перемешиваются, и не разберешь, где что. Счастье мое в Вас, горе-беда на стороне и где? я не знаю, только не в этих милых людях (Александр Михайлович, Ефросинья Павловна, дети). Мне все кажется так: эта жизнь — ужасный кошмар и стала такой потому, что люди оборвали струны звезд и сердец. Вы понимаете? Звезда и сердце человека — это близкое в дальнем: звезды темною ночью, будто кровью налитые, как сердце, сжимаются и разжимаются. Вы замечали? Теперь наши звезды и сердце разорваны. И вот остается одна паутинка
-178-
тонкая-претонкая, серебряная, дрожит, колышется, вот-вот оборвется.
Что такое девятый вал?
Перевалишь и останешься — кто знает? — где-нибудь в луже, а вал покатится дальше, и опять новый пловец будет мечтать, что за девятым валом — страна непуганых птиц.
Нужно: или отдаваться на волю девятого вала, или найти силу в себе заморозить все море с поверхности… (намеком я испытал это в «Свадебном (брачном?) домике»: сердце пылает, а тело как лед; и еще: губы горячие, а лицо побледнело).
То или другое, только не малокровный идеализм (так называемая «дружба»).
Насильник — Сердце женщины ̶ Тихий гость
(Пан и проч.) — (море) ̶ Алёша Карамазов
Онегин — Идиот и проч.
Люди — Звёзды
Невозможность брака
18 Августа.
Чем она ближе мне, тем яснее вижу, что его любить не могу: ведь я не поверю ни за что его самому теплому объяснению, потому что он устраняться не захочет, я же могу (должен?) устраниться, и у нас неравенство. Впрочем, «враг» получается какой-то отвлеченный, вроде как простому русскому солдату «германец» (он). Жизнь творит все по-своему…
Я думал ночью, что С. будет тяжелее, чем мне, во много раз, потому что я могу себя заполнить (даже в отчаянии) «чехословаками» — «арабами». Впрочем, «рыцарские» любовные мелочи (совместный французский язык и т. д.) — это для женской души может быть больше, чем для меня мои «арабы». Завтра уезжаю — не могу больше. Теперь при
-179-
подозрении <зачеркнуто: невыносимо> [втроем] жить, помимо всего другого невыносимо. «Могила».
Это дождь говорит, подождем, что скажет солнышко, и еще вопрос: есть ли подозрение… и какая ему цена. А могила… что такое могила? говорят, что «брак есть могила любви».
Зачем дождь! Так хочется в Семиверхи. Солнышко против нас, не хочет на нас смотреть.
25 Августа.
Отвез С, привез Фросю. Хронология событий: суббота 4 Августа, утром Василий позвал меня дров напилить. Пилю. Влетает С:
— Приехала Ефросинья Павловна!
Мы — актеры. Осадок. Фрося приглашает С. в деревню. Воскресенье 5-го — дождь, я волнуюсь, что не приедут, и внушаю первое подозрение. Понедельник 6-го — дождь, посылаю лошадей. Вечером в половине пятого приезжают, она мне говорит:
— Это ужасно, я прямая, я не могу так… — и потом сразу: — Ну, давайте читать что-нибудь ваше.
Это у нас-то читать!
Смешной визит к батюшке. Вторник 7-го утром солнце — вырвались на прогулку с детьми и «пьяные» плутали в Семиверхах. После обеда Лидии мрачный визит (розы). Вечером прогулка в парках и в усадьбе Деденцевых. Среда 8-го — дождь, она примостилась на террасе возле моего окна, читает и разговаривает. Вызов Е. П. Вечером мои рассказы про места Тургеневские и кошмарная ночь — «Цвет и крест». Четверг 9-го она кормит детей, ее цветы и сверхвеселье (мысль: страшно сходить с ума одному, а двум вместе очень весело). 10-го (пятница) — безумие в Семиверхах, вечером с детьми возле елочек над прудами — «нежность». 11-го (суббота) в Семиверхах между деревьями, потом «за брюквой» и после обеда разговор, вечером горелки в Семиверхах и начало раздражения моего (причина: близость ее возвращения к мужу): бью кошку, собаку, ругаю детей, ночь — солома, огромная «жидкая луна», детский хаос, ночь глухая: луна и у последней точки.
-180-
Воскресенье 12-го — поездка в Елец и возвращение в Хрущеве
Сойдешь один с ума — будешь сумасшедший — а согласно вдвоем — любовь и победа над всем миром.
Красочно и ярко. Раз я сказал:
— Это все так хорошо происходит, потому что у меня сохранился девственный уголок в сердце и я ведь так испытываю первый раз.
— Это верно, — сказала она (по отношению к себе). Она уже теперь, наверно, забыла свои слова, когда
я, помню, в самом начале, шутя, сделал предложение нашего тесного сближения:
— Я никогда это себе не позволю, потому что в душе моей есть какая-то окончательная доброта и я не в состоянии сделать несчастной Е. П.
Потом этот мотив у нее совершенно исчез без всякого воспоминания, и препятствием стало одно отношение к мужу.
Двор помещичьей усадьбы, уставленный зеленеющими от сплошного дождя скирдами, молотилка без действия, снопы расставлены для просушки, но по погоде вышло — для новой промочки. Низкие над дворами тучи, обещающие новый дождь. На крыльцо выходит седенький старичок, похожий на Плюшкина, владелец усадьбы, теперь живущий тут из милости. К нему подходит известный вор Васька, теперь заведующий коммуной. Отношения с владельцами у вора прекрасные, предупредительные.
Васька:
— Ну как, нашли трубку? Владелец:
— Нашел, возле барабана. Васька:
— Как же я так не видал, вот грех, как я ее не заметил!
— А заметил, взял бы себе?
— Конечно, себе: чай, такая трубка рублей двадцать пять стоит.
-181-
Молчание.
— Особенный: никакого закона не знает, плохой народ.
— Чем плохой? вот неправда ваша: плохой кажется тому, у кого крадет, а к другим это первейший народ, самый разлюбезный, что касается бедного человека, и жалостливый, и ничего для других ему не жалко.
Приходит Артем, волко-жадный человек, на большевицком жалованье, белый с белыми, но красными глазками.
На фоне этих разговоров — получаем известие о гибели Ленина, и вот это равнодушие — странно, как будто это убили бешеную собаку, и нет! а вот какую-то грешно-полезную собаку, которая пущена была сделать наше же дело и нам же, а теперь как ненужную уже ее где-то пристукнули.
Мужики нам продали свою душу за кусочек земли, и так все вокруг изолгались, что невозможно стало жить без соглашений с ворами.
На нас смотрят как на несчастных.
— Про бедноту говорите, хуевое дело, беднота — большевики, и в избу незачем входить, увидал пук удочек — большевик живет. А хозяйство, вот оно хозяйство! Промочил горох?
— Растет!
— Коммуна!
На лошади подъезжает Архип, мужик умный, коварно-наглый, при всех правительствах в делах и все сух из воды:
— Коммунистическое хозяйство, я считаю, хорошее, правильное, только опять на чужого дядю.
— А тебе все на
