прямо объявляют, что все няньки есть одно и то же.
Предвесенний свет открывает голубые царства в славе и блеске, все крепнет и крепнет мороз по утрам, но по вечерам и утрам по дорогам остаются неисчезающие следы полдневного угрева. С каждым днем полдень все сильней и сильней разгорается.
6 Марта.
Какое безумие: стереть пушок с крыльев всех бабочек и сказать потом, что все бабочки одинаковы. Какое безумие!
7 Марта.
«В Боброве…» — «Где это Бобров?» — «Город есть Бобров, не знаю, где это находится». — «Ну, что там в Боброве?» — «Сказывают, что в Боброве большевиков нет и все дешево, как при старом правительстве».
Сказка-сон: я будто бы звонюсь к себе, открывают дверь, я говорю: «Знаете, неужели не знаете, да как же вы не знаете! ну, слушайте, не слышите? Откройте форточку, ну?» Через форточку явственно слышно — играют трубы и поют: «Славься, славься, наш русский царь!» Старуха,
-366-
крестясь, становится на колени и шепчет: «Слава тебе, Господи, дождались батюшку!» Мальчик Лева, возбужденный музыкой, поет свой «Интернационал»: «Кипит наш разум возмущенный, на смертный бой идти готов!»
— Славься, славься, наш русский царь!
9 Марта.
Говорят, что четверть населения Ельца спит на соломе, в валенках в помещениях, более месяца неотапливаемых, — источник эпидемии тифа.
Сегодня говорит:
— Я Анна Каренина! или: — Я в церковь не могу войти. Завтра:
— Я не чувствую в себе измены — я его люблю. — Не люблю, совсем не люблю как мужчину его.
Привязанность, жалость, дети, хороший человек. Основа колебаний — неуверенность в серьезности моих чувств.
10 Марта.
Третий день дождь, оттепель. Это еще не весна. Где моя былая охотничья радость! Никуда не уехать — тюрьма. Кто ездит — привозит тиф. В какой дом не пойдешь — везде тиф. Мы перестаем вовсе бояться заразы, относимся к этому как простой народ.
Печник Софрон, который настоящего не сознает и живет по-старому.
11 Марта.
Поколеблены такие основы, нельзя было предположить, чтобы мог старый бытовой человек при этом жить, а он живет. Все объясняется приспособляемостью человека.
«Видел, няня, во сне царя». — «Какого царя?» — «Николая». — «Жив ли батюшка-покойник?»
Искусство: монах творит, эстет питается — вот жизнь искусства, а филистеры учат народ уму-разуму.
12 Марта.
День свержения царя. Накануне видел во сне Николая.
— Няня, я видел во сне царя Николая, к чему это?
-367-
— А как видели?
— Будто бы он денег мне дал на Рябинскую библиотеку.
— Это ничего, не насильно же взяли у него, сам дал, это ничего. Он жив ли, жив ли батюшка-покойник?
Я видел сон, будто я в дороге, еду с поклажей неизвестно где, неизвестно куда и со мною Лева. Останавливается моя лошадь, и вижу я, будто нахожусь во дворе перед нашим старым домом, сижу уже один, без Левы, на семейной нашей старинной линейке. Вокруг меня все родное: вот направо от входа лимон, посаженный еще покойницей няней, вот по двору по траве-мураве тропинка к леднику, работал с покойницей. А стекла в доме все выбиты, дом пустой, внутри, видно, разломано, как теперь. Но мне удивительно и радостно видеть все свое, родное, во всех подробностях, мне сладостно впиваться чувством во всякую мелочь, всякий камешек, всякую мертвую для всех безделушку природы, я смотрю — пью в себя и удивляюсь и благодарю кого-то, что дал мне видеть. И моя часть именья, где я трудился три года, мне видна отсюда, но как видна! Ясени будто всей массой подошли к старой конюшне и всею густелью свешиваются через старую конюшню, и смотрю — вижу, будто одна ветвь с широкими листьями кланяется мне. «Так это мне показалось, или ветер качнул?» — думаю. Но ветра нет, и гляжу, другая ветвь кланяется, третья, весь парк широлапистыми зелеными свежеизумрудными листьями шевелится, кланяется.
Под конец выбегает из пустого дома Лева и говорит, увидев меня:
— Ну, я так и знал!
Таким тоном: я папочкино знаю, он как сел, так и сидит, он большой чудак, как сел, так и сидит!
Родина моя, за сколько тысяч верст сейчас я от тебя! Какое счастье, что хоть во сне удалось повидать тебя. Сын мой, завещаю тебе смело и прямо идти на родину.
-368-
Белая ложь. Он (Горшков) сказал старухе, чтобы о муже она не беспокоилась. А на другой день велел его расстрелять.
— Вы спрашиваете про Лопатина? — сказал ей солдат на другой день. — Какой он из себя?
— Лицо красное?
— Да, красное.
— Одет в синем?
— Да, в синем.
— Он, знаю, вчера расстрелян.
Белая, преступная ложь (Смердяков?), почти аристократическая, гениальная обворожительность обхождения, и за ней прозорливец, как через марево, видит всю лестницу преступного русского: там очаровательно нежный разбойник Васька Морячок, вор-форточник Петька-брех, и тяжелый лошадный вор Ржавый, и бесчисленные русские ребята, молодчики-неудачники. Все они вышли теперь из подполья, у всех свое дело, и жалованье, и френч, и все в обществе, и компания, где собственник-буржуй лишается собственности ради общего блага, все они микробы, разъедающие труп частного, переделывающие собственное единственное в безликое общее.
Революция как преступление. Нужно знать историю русского преступления, и поймешь русскую революцию. Недаром в конце Империи преступники государственные перемешались с преступниками уголовными, и постоянно в ссылке уголовные выдавали себя за политических.
Завет революции: мщение всем, кто знал благо на родине.
Под-лость,
совершил Яша: живет, ест хлеб-соль у женщины, сидит вечерами у нее на лежанке, любезничает и в то же время пишет о ней в газете, называет кулачихой, предает.
Он знает, что мать этой женщины помешалась, замученная в тюрьме за неуплату «контрибуции», и все-таки
-369-
предает тайно, написав статью и скрыв свое имя под Лость.
А что такое Лость — это известно каждому русскому, это блестяще-гладкая шерсть хитрого и сильного битого зверя, ныне выпущенного на свободу под именем беднейшего из крестьян.
Добро пересилит зло. Награда за дело злое в руках, а наказание неизвестно когда будет. А за добро часто наказание, а награда Бог знает когда придет.
Ох, потянуться бы, поднатужиться да поднять с собою всю Русь.
13 Марта.
Ежедневно утром, днем и вечером смотрю на преступный Аграмач и думаю — представляю себе всю революцию как «наше преступление».
Достоевский изобразил интеллигентное преступление — «Бесы», Родионов — народное.
За добро часто немедленно получают наказание, а награда настоящая, верная награда обещается в той жизни. Злое дело вознаграждает немедленно, а наказание в той жизни. И несмотря на это вывод: добро перемогает зло.
Мы, конечно, находимся во власти преступников, но указать на них, сказать: «Вот кто виноват!» — мы не можем, тайно чувствуем, что все мы виноваты, и потому мы бессильны, потому мы в плену.
Революционер и контрреволюционер — одинаковы, у всех рыльце в пушку. Спасет нас не добро одних-других, а наше страстное желание жить, победит «трудовик».
14 Марта.
Мой доклад на театральном съезде о самобытном русском театре.
Я запрятал в него анархизм, славянофильство, и успех у коммунистов громадный, потому что все эти «революционеры» наши в существе своем мещане и факт анархизма достаточно гарантирует бытие их мещанской самости.
-370-
«Самобытность» по-ихнему значит жить самому хорошо…
15 Марта.
С неделю — вода. Если еще дня три тепло, то дорога испортится, река пойдет. Через три дня новолуние: можно ждать, что за эти дни схватит мороз, и так дорога останется еще недели на две.
Стало тепло: есть заметно стали меньше. Вчера ввели военное положение, слухи о военных бунтах. И так по исторической логике видно, что назревает конец власти через разложение армии. Скоро ростепель отрежет путь, пошлют тогда солдат для усмирения мужиков?
Съезд деятелей театра
Председатель, заведующий подотделом внешкольного образования, сын диакона, в фуражке студента коммерческого института (образованный) Германов («балда») — глушит коммуной, как балдой. Похож на соборного протодьякона, когда ему сказали, что архиерей подъехал, и он замахал кадилом, а нет архиерея, и диакон упорно машет и машет кадилом.
Артист Диосей (с большим флюсом) год был деревенским инструктором театра, разочаровался, простудился, подал прошение назначить его в городской театр первым попиком — хочет карьеру сделать, берет слово и начинает:
— Господа! Балда:
— Лишаю слова! Диосей:
— За что? Балда:
— Слово принадлежит тов. N. Я лишил т. Диосея слова за то, что он сказал «господа».
— Я ошибся…
— Слово принадлежит…
Футуристический «фабричный гудок» дошел до слуха коммуниста и стал играть роль: нет равенства, нет любви, остается «фабричный гудок».
-371-
Идеал коммуны в понимании нашем (субъект перешел в объект) психологически исходит от мещанского домика (уничтожение субъекта — мещанства).
Дама из центра: клубный инструктор от военной организации, одета в солдатскую шинель с императорскими гербами на пуговицах, коротенькими семенит ногами, ужимается, улыбается, читает доклад по тетради, плохо разбирая, и никто ничего не понимает, употребляет выражение «выжатый лимон» — про интеллигенцию.
Диосей (вскакивает):
— Вы хотите нас, артистов, выжать и выбросить за окошко?
— Совершенно верно, это одна из основных диктатур про-ле-та-риата: выжать всю интеллигенцию и выбросить вон.
Недоучка из коммерческого училища, сын дьякона, ныне коммунист, заведовал отделом, внешкольным отделом — называет себя вождем народа (от лица народа).
Они (социалисты) правы, пока говорят о равенстве материальных условий и достижениях разных индивидов, но когда они на практике хотят сравнять самих субъектов — получается абсурд.
Спор, волнение, Балда грозит мандатной комиссией (им):
— Приходите завтра в ячейку, там поговорим! Балда:
— Мелкие пороки, описанные буржуазными писателями, Шекспиром и пр. — это всё насмарку, всё: ревность и любовь всякая. Пролетариат жаждет воспеть фабричный гудок и машину.
Иронический голос студента:
— Подобно тому, как Акакий жаждал песни о своем стуле, на котором высидел сорок лет!
— Любовь и ревность — это естественная страсть, а не пороки.
— Нет, порок нужен!
-372-
— Страсть есть тоже порок. N.:
— Но естественный. Балда:
— Нет, не естественный: воспитанный порок. Отмените брак, и не будет ревности: жена уйдет, и кончено. Отменят денежную систему, и нет скупости, а вы говорите: «Скупой рыцарь» Пушкина. Не нужно нам таких пьес.
Директор музыкальной советской школы Шулькин. Художник Стрежнев с ассирийской бородой и штаны клеш из матросского сукна.
Пьесок, керосину, соли. «На что же соль?»
Заскорузлый местный художник против [сцены]: кустики, цветочки. За — коммунист, [сцена] — движение вперед. Председатель захолустного культкружка за (как коммунист), но, не понимая в этом, говорит про кустики-цветочки. «Нет пьес!» (Пролетарских и всяких.)
Пьеса: «Ванька-Пролетариат». Идея пьесы: воспитать культурную молодежь для образования человечества, чтобы создать всем понятное и всем приятное.
В собрание попал мужик-скиф, я спросил его, как он смотрит на такое собрание:
— Поклоняются Акулькиной ноге.
…в этот момент речи культурного деятеля его укусила сыпная вошь.
— Выше вы говорите: все в будущем, но где же цвет души вашей?
— Нет его, я отравлен.
Самобытность мою они поняли по-своему, и за ней скрывалась «национальность»: они закричали против Европы.
