коровы и сами едут с ней как проводники.
6 Июня. Мишины именины. Наконец хлынул дождь и моросил целые сутки. Температура с +25 Р упала до — + 5 Р. И все как осенью.
Моя <1 нрзб.> разделится на два цикла: 1) Зимний и 2) Летний солнцевороты.
Разговаривали о прошлом и настоящем: вот важный момент, когда пришлось увериться, что на этом фронте еще хуже. Теперь мы установили, что стало лучше, народ одумался — это похоже на солнцеворот.
Москва летом 1919 г.
— С тех пор, как увидел я, что памятники чугунные и медные падают, как домики из карт, я пришел к выводу, что лучше делать их из гипса.
Настроение общества: будто ходишь босою ногой по битому стеклу.
Родные
Укоры совести, что не пишу родным, исчезли: писал, хотя насилуя себя, письма и не получил ответа. Теперь спокойно считаю всех мертвыми, и все они со мною мертвые лучше, чем живые. Ласточка вылетает из гнезда и видит вокруг себя все ласточек, хотя они и не были с ней в гнезде. Так и я встречаю везде родных под другими именами, и они все так же добры ко мне, как первоначальные родные. Сегодня мне снилось, будто я еду в снежных волнистых полях и за мною с длинными палками в руках идут и мать моя, и сестра, и Дуничка, и братья, а снежные суметы такие большие, что как в горах; я иду впереди и вижу высокий гребень субоя, мне легко перебраться через него, но вижу, что трудно для женщин, я им указываю правее, сам перехожу. Вот и железная дорога и поезд дожидается, вхожу в вагон, но где же мои родные? Или они вошли тем путем раньше меня, спрашиваю, ищу по вагонам — нет и нет! Как будто они исчезли в снегах, слились с голубыми тенями суметов. Я еду один и без шапки — где моя шапка? Осталась в снегах? Нет! я забыл ее, шел без шапки, еду без шапки один на гремящем поезде по засыпанной снегом России.
9 Июня. Вознесенье. К 14–27 Мая добавление: К. Леонтьев передает мысль Милля о том, что, истребляя последние убежища диких зверей в природе, мы иссушаем источники самых глубоких мыслей человека. (Нельзя осушать болота, из которых берут начало великие реки; нельзя истреблять заповедные уголки природы, потому что с ними таинственно связаны самые глубокие потоки человеческой мысли.)
О народе. К. Павлова{106}
Всегда, в его тревоге страстной,
Являлся вслед за мыслью ясной
Всегда он был, поочередно,
Иль лютый тигр, иль смирный вол.
О труде. К. Павлова{107}
Труд ежедневный, труд упорный!
Ты дух смиряешь непокорный,
Ты гонишь нежные мечты; Неумолимо и сурово
По сердца области все снова,
Как тяжкий плуг, проходишь ты,
Ее от края и до края
В простор невзрачный превращая,
Где пестрый блеск цветов исчез…
Но на нее в ночное время
Нисходят ангелы с небес.
А. Блок{108}
Грешить бесстыдно, непробудно,
Счет потерять ночам и дням
И с головой от хмеля трудной
Пройти сторонкой в Божий храм.
В моей писательской карьере слишком много отнялось времени на установление себя в этой области, с чем неизбежно связано развитие таких инстинктов, которые противоречат свободе творчества. После некоторых достижений извне я поставил, однако, стража на охрану сокровища смиренных{109}, который и стоит по сей час на своем посту.
— Что это? проповедь рабства?
— Мы все рабы, только те, кто знает своего господина и любит, называются свободными, а кто не знает и ненавидит, настоящими рабами, я — люблю своего господина.
«Идиот» Достоевского, кн. Мышкин, соединяет небесное и земное, видит далеко в близком, он проницательный и не может ошибиться — ветряная мельница перед ним или человек{110}.
10 Июня. Темрюково поле. После 2–3 дней дождя установилась прежняя роскошная погода. Был в Пузынине — пустыня в цветах. Обедал в лесу — хлеб с земляникой. Убил тетерева-черныша.
14 Июня. До восхода небо обложило ровно и пошел мелкий дождь.
17 Июня. Так и продолжается: пасмурно, мелкий дождь и временем холодно, как осенью.
19 Июня. Троица. Проглянуло солнышко к завтраку. Через две недели жатва. Решил поступить в агрономы. Встает во всей силе Левин вопрос. Ходим в Пузынино — лесная пустошь, по краям деревни: Плоское, Колычево, Макеево, участок Томаш, Мильда, Плешавцево, Лочатино, Починок, Верховье, Чамово; названия урочищ: Турлесица, Березовый мох. Земляника на лугах кончается, в лесу очень сочная и крупная. Черника вполне поспела.
Провожал нас Ваня Вавилинков, мальчик 19 л., я ему советовал поступить к нам в школу 2-й ст. «А то, — говорил я, — пройдет года два, женят, так и останешься». — «Да я женат, — ответил он, — и еще в другой раз». Диво! 18 лет женился, ей было 16, полгода прожили — разошлись. Сегодня помин шестинедельный матери, а неделю тому назад он женился на другой девице 19 лет. Мать будто бы сама, умирая, невесту указала и не велела дожидаться 6-ти недель: «А то подходит навозница и жатва, без женщин дома нельзя».
Вот как перестраивается жизнь быстро, и как удивительно легко люди старого завета уступают жизни. Кажется, будто все эти семейные драмы написаны не о русском народе. В ответ на мои размышления у Севериковых мне сказали, что, как ни плохо все, а много революция дала и хорошего: прежде жили прохладно, много бы можно лучше жить — не хотели, не стремились, теперь же каждый думает, как бы ему лучше пожить.
Новое тоже явление, всеобщее стремление выйти на участки, в этом такая жажда, что даже свои землемеры явились: по закону, нельзя выходить на участки, так они промеж себя разделятся, а домашний землемер вымерит, и деревня расселяется без начальства. Так в недрах деревни вопреки коммуне осуществляется закон Столыпина. Азар Григорьевич (из Громова), когда я сказал ему, что хочу поступить в агрономы в Совхоз или в Колхоз, сказал: «Брось ты и Совхозы, и Колхозы, поступай к нам в землемеры, в темноту, вали в темную — сыт будешь, по пяти пуд. за раздел давать будут».
Удалось, наконец, повидать, как изготовляют самогон. Дм. Ив. этим занимается для добывания хлеба: «Так, говорят, не достанешь, а за самогон сколько хочешь». Винокурение было в лесу, прятались не от начальства (начальству все известно), а от своих, свои налетят и много надо угощать. В лесу стояла бочка с закваской, по случаю холода квасилась три дня, в бочке было растворено 3 пуда хлеба, из каждого пуда выходит четверти 2–3 самогона. Выкопали яму для котла вместимостью в 1 п. хлеба, под котлом развели легкий огонь, на котел надели бочонок, пазы и дырочки замазали глиной, в донное отверстие вставили змеевик и его опустили в бочку с водой для охлаждения паров, и у выходного отверстия для собирания драгоценных капель чайник. Огонь должен быть легкий, а то может взорвать аппарат. Разговор шепотом и напряженное ожидание первых капель. Кто-то рубил вблизи, ближе, ближе, вот он и виден — рубит жерди. Мы видим, а он не хочет нас видеть, он все ближеет, дожидается приглашенья. «Ну, иди, иди, ой, не видишь!» Чайник наполнился — ах! забыли кружку! Пока чайник сливают в четверть, драгоценные капли поят землю. Гость берет поганое ведро, подставляет, и промежутки достаются ему. Тут же сидит, носит воду, работает Азар Григорьевич, для которого и делается самогон по случаю крещения младенца. Совершенно исключительный случай изготовления днем — всегда ночью, в тишине, когда только совы летают. Начальство, однако, может нагрянуть только «по злобе». Так один позвал по злобе милиционера. Конечно, милиционер пожелал выпить и стал мирить хозяина и врага его, долго враг упрямился и все грозил милиционеру, но в конце концов сам выпил, и, «когда уже мы подошли», — повествует рассказчик, — все сидели, целовались, обнимались, пели песни, на шум собрались многие, все пели — пили и даже плясали. Так, сливая чайник за чайником, слушали мы рассказ про Турлесицу, где жили когда-то туры и теперь, верно, живет много зверя. «Что как это все звери и птицы подсмотрят, подслушают и себе примутся работать самогон!»
Не дождавшись окончания дела, мы пошли на охоту. В деревне не знали, что мы уже были в лесу, и таинственно говорили: «Вы бы шли к Дм. Ив. в лес, он угостит, хотите, проведу». Словом, все было известно, и народ не валил в лес только «по совести». Когда вернулись с охоты, то Азар Григорьевич уже с самогоном и в сопровождении музыкантов выходил с Громова на крестины и звал нас к себе «на музыку». Девушки играли в горелки.
22 Июня. Был агроном Андреев, подтвердил мои наблюдения о расселении крестьян за спиной власти, говорил, что это все российское явление и что это должно быть скоро легализовано, потому что единственный выход. Несколько раз я слышал от крестьян, что они готовы отдавать много государству, лишь бы дали им право собственности, причем тон этих слов выражал готовность работать до самозабвения и тем отделаться от ненавистной политики. Так теперь за спиною коммуны по всей русской земле над каждым мельчайшим куском ее завязывается узел личного обладания ею в поте лица и так создаются те крепкие земле люди, которых хотел насадить Столыпин.
Любопытно еще наблюдать, как легко расстаются крестьяне со всеми заветами прошлого, если это только требует хозяйство, причина этому материальная скудость, вечная угроза голода. — Откуда же берутся «принципы»? — От удобрения! «В ночное время — в бразды святое сеять семя нисходят ангелы с небес». «Ангелы» — это существа личные, личность может независимо от голода нести святое семя, но общество, народ, государство несомненно живут только в пределах железного закона двух глаголов — есть и съесть. А личность выходит тонким стеблем из удобренной земли, цветок свободы.
Завтра еду в город. Дела: Виноградскому о школе. Керосин у Сем. Демьян. Щенок у Афанасьева и чучела. Политпросвет для разрешения книг. Центр. библиотека. Комтруд: о плотнике. Библиотека музея. Мыло и табак в потреб. Комиссарово дело. Зубы. Учит. — свояченица.
Vivere momento[13].
Тов. Корнюшин, Михалкин с Шарапина, Иван Иваныч, участник с Вязмичей, крючок или хранцуз (что задирает всех, а Михаил, кот. все примиряет), какой-то Дмитрий Иванович.
Ив. Ив.:
— Дайте газету покурить. — Взяв газету: — Блаженны милостивые{111}.
Корн.:
— И в карман! вот церковь! все учреждения под отчетом, только церковь не учитывают.
Ив. Ив.:
— Церковь отделена, потому что церковь наша и вам не подлежит.
— На что же тогда отделение от государства?
— Церковь наша, мы ее и учтем: она не подлежит.
— Далеко заглянул! вот у нас полено с печи упало, баба ревет, полено могло бы
