пыхтит трубкой, никогда ни о чем не рассуждает, пишет и только, если завести речь про охоту, расскажет, как он однажды в Америке убил кондора{142}.
То время, когда леший с водяным в дружбе жили, у нас прошло: лес отступил от озера на пять верст, на берегу под яром остались только ольховые кустики, и село на яру стоит голое.
Тетерева хотя и называются полевые, а лес как основание жизни им необходим. Вместе с лесом отступили и тетерева от села, но небольшое число самок, следуя вековечной привычке, продолжали класться в приозерном мелятнике возле самого села, под яром, и только из-за них исключительно весной каждый день самцам приходилось прилетать за пять верст и драться между собой на деревенских полях прямо за гумнами.
11–12 Апреля. Установилась погода днем теплая, даже и жаркая, хоть в одной рубашке ходи, а ночью луна и такой мороз сильный — забереги намерзают почти на палец. Вокруг льда на озере теперь широкая голубая река, и лед держится только на мысах. Кругом [по берегу] на 26 верст стоят шагах в 100–200-х, как часовые, любители щучьего боя с длинными «отрогами» в руках. Из-за мороза утренний выход щук пропадает: если и выйдет, нельзя по шереху без шума подойти{143} к ней с острогой. Вечером по забережью всюду огни: строжат с лучом, т. е. идут по воде выше колена между берегом и льдом, один несет свет (посмотреть), а двое по сторонам идут с острогами, человек с лучом и два с острогами вместе называются «коза».
С лучом сейчас уже, говорят, убивают, а днем полный застой, и только изредка кто-нибудь убьет щучонка-молошника фунта в два. Ожидают с часа на час боя больших щук, и терпение берется оттого, что каждому хочется первому начать, азарт берет, многолетние счеты друг с другом. У нас против Веськова стоят: Иван, три брата Комиссаровы (недавно только поправились и завели длинные непромокаемые сапоги, надо изучить всех).
Если большая щука идет, то азарт бывает страшный, охотник не посмотрит на ледяную воду, готов броситься за щукой под лед. Иван рассказывал сегодня, как его отец убил щуку в 1 пуд 18 фунтов. Он заметил, что она ходит возле самого льда и к берегу никак не приближается. Он приволок бревно, проткнул его по закрайку, перекинул на лед и сам перебрался туда по этому мосту. Сидел он в ожидании там целые сутки и наконец дождался: щука вышла из-подо льда. Увидав огромную рыбу, охотник испугался сначала ударить, она могла его утащить под лед. С берега ему все кричали: «Бей, бей!» Он собрался с духом и ударил и, верно, попал в голову, оглушил и пригвоздил к дну. Как же дальше, как теперь ее достать? Бросается в воду по самую грудь, и, верно, ему так жарко в ледяной воде. Не выпуская остроги из рук, стоит на чудовищной рыбе ногами, а руки не хватает, чтобы взять, окунуться надо совсем. И окунается. Чуть бы малейшее, оглушенная щука в этот момент ожила и махнула бы его под лед — риск! он хватает ее под водой за глаза (только и можно за глаза взять, а то и руку отхватит), выволакивает на берег ее, и с ней молошник фунтов в десять, на берегу бросает добычу в яму, и тут щука вдруг ожила и так махнула хвостом, что молошник отлетел от нее из ямы шагов на пятьдесят. Убив щуку, он подвешивает ее кушаком за жабры, несет в деревню, и там собираются смотреть все бабы, и разговору об этой щуке будет надолго.
Каждую весну кому-нибудь так удается, и эта затрава из года в год так ложится на душу, что берет страшное терпение, и потому только и понятно то время сейчас, что почти нет никакой надежды, а все стоят весь день.
К вечеру одиночки парятся, троятся, собираются в кучки, приносят дрова и складываются «козы».
Говорят, что щуки должны идти, когда день будет 14 часов, сегодня от 13 часов 25 минут, а 14 будет во вторник.
Пессимисты говорят, будто в нынешнем году щука ушла вся в другое место.
<На полях:> История колеса.
Да здравствует масштаб мировой революции!
История ссоры Соловья с Яриком
2-го Апреля в четверг утром я взял большой кусок хлеба и вывел Соловья из сарая, чтобы покормить на воле. Забыв про Ярика, я бросил хлеб подальше и пустил Соловья. Откуда ни возьмись Ярик и схватил кусок. Соловей ринулся на Ярика и сгреб его. До смерти перепугались за маленького Ярика, я схватил могучего Соловья за хвост и свалил, а Ярик этим воспользовался и насел на Соловья. Я ногой дал Ярику, сбил его и уже двумя руками оттащил далеко Соловья за хвост. Вероятно, подумав, что это Ярик тащит его за хвост? Соловей обернулся и через ватный рукав прокусил мне руку до кости. Я выпустил хвост, и Соловей опрокинулся на Ярика. В это время Ефросинья Павловна явилась с лейкой воды и стала поливать желтый клубок псов. Ей удалось на мгновенье их разнять, я схватил опять Соловья за хвост, а она Ярика и впихнула его в дверь и прихлопнула.
После этого начались очень дурные отношения между Соловьем и Яриком. Целую неделю они видеть не могли друг друга и поднимали с рычаньем шерсть. Только на Ботике, где всем стало очень хорошо, мы решились свободно пустить Ярика, в то время как Соловей делал на стене Дворца свою заметку. Ярик очень почтительно подошел в этот момент и обнюхал основание хвоста у Соловья, а когда тот расписался на стене, стал читать носом написанное на стене. Во время чтения Соловей сделал медленный круговой обход Ярика, и, когда тот, прочитав заметку, стал на ней в свою очередь расписываться, обнюхал у него основание хвоста. После этого Ярик стал делать круг, а Соловей, прочитав написанное Яриком, в последний раз расписался. И на этом уже окончательно расписался Ярик, что означало окончательную ратификацию мирного договора.
Основной жилец моего дома с шестинедельного своего возраста Ярик, ирландец, Верный, гордон, явился ко мне два года тому назад, когда ему было уже 5 лет, гончий Соловей живет всего один год, это громадный рабочий кобель и одними только добытыми из-под него лисицами окупает содержание всех трех собак. Ярик живет в доме, Верный на дворе свободно, а Соловей сидит на цепи.
Нос Ярика: если я пришел с охоты, то дома он долго меня обнюхивает и читает, где я был. История Ярика: в голодное время: решился; а если ребенок? Случай: рано перешел на лес и понял, что рано: пришлось искать, нашли Верного «Понтия» (у хозяев).
<На полях:> Собаки у меня были всегда, но в первое время революции я лишился их, и, думал, навсегда. Но в голодное время мне пришлось детей учить в деревне, где были мои дети. Ружьецо я кое-как сохранил и стал раздобывать себе, а без собак охота — не охота. История Флейты, стойка задом.
13–15 Апреля. Простудился и лежал. Вчера был теплый дождь, гром и вообще поворот на тепло. Сегодня утром в постели слышал зяблика, в полдень во время обеда перед нашим домом ожила и скакала лягушка, мы все думали, что она наскочит на Ярика, но она свернула от него, и он, заметив ее, принялся сдуру лаять. Валовой прилет мелких птиц. Наш двор весь покрыт ими: зяблики, певчие дрозды, скворцы… Купаются в лужах.
Та лужица, куда скакала лягушка, чем-то привлекла внимание чаек, и множество их налетело с озера, бегали по луже и клевали что-то (что?). Какие они сторожкие! я зажег спичку папиросу закурить, будучи сам в доме, — взлетели.
Слабый утренник. Солнце восходит чистое. Все наполнено криком чаек. Они, верно, достают себе из луж оживающую там травку.
Утро. Был на Мемека-горе. Хороши овраги к озеру, по бокам снег, внизу ручей, над ручьем склонились цветущие орешники, сквозь их золотые сережки виднеется голубая река, окружающая лед омзера, потом лед, и дальше, за озером, чуть видные синеют леса. На припеке уже много жужжит насекомых, о каждом жучке уже думали люди, о каждом почти составлена целая книга. Можно бы, так все бы прочитал и все бы знал, но это нельзя, потому пусть себе жужжат, пусть кричат и летают какие-то птицы, и разные рыбы, выныривая из-под льда, мечут икру у берега, и люди там всё идут с холма на холм по своим каким-то делам, — я живу сам, сцепленный на короткое мгновенье со всей этой летающей, плавающей, бегающей тварью, и, если в эту минуту моего глубокого сознания я встречаю одно из живых летающих, ныряющих, бегающих существ, я, не зная его ученого имени, знаю по родству: для каждого из них у меня в душе есть образ-памятка, сохраненный в моей крови, переданный предками за миллионы лет; всё, решительно всё было во мне, глядишь и узнаёшь.
К полудню, как и вчера, слегка прогремело, и полил дождь, в один час лед на озере из белого сделался прозрачным и принял в себя, как вода заберегов, синеву небес, так что все стало похоже на цельное озеро. Какое это прекрасное Переславское озеро, чистое, глубокое. Ночью, закрыв глаза перед сном, я вижу его узорчатый берег и у каждого зубчика на голубом белую чайку — так сказочно! а на правде еще лучше. И так хорошо тут в природе, что если уж и будет потом что плохо, то от себя. На этом мы согласились и отправились после дождя в Соломадинский лес на тягу.
Возле одного ручья, протекающего краем зеленых полей, мы встретили спаренных лягушек, их было такое множество, что приходилось очень осторожно ступать из опасения потревожить ногой этот омерзительный образ любви. Они скакали по зеленям одна на одной, сверкая спинами там и тут, их присасывание друг к другу так сильно, что можно их до смерти застегать хворостиной и не разлучить (вспоминаю ночь в Жабыни: концерт гром-лягушки — надо считать самым ярким узлом весны, в это время подлет всех птиц и высыпка на поляны и в мелколесье всех притаившихся).
Дюны против Соломадина — одно из красивейших мест озера, потому что Переславль отсюда кажется стоящим в голубой воде. (Задача, весь берег Озера изучить по названиям оврагов, ручьев, отмелей и т. д., стараясь узнать происхождение названия (легенда), и найти пункт своего личного соприкосновения; уже замечены: Шутов враг, Мемека-гора, Гремяч; списать названия тонь.)
На заре загудели все тетерева в лесу и запырхали рябчики, их было до того много, что лес, казалось, был весь
