не участвовал в саботаже, возглавляя профессиональную организацию ленинградских писателей.
Будучи и в прозе и стихах мастером высокого и строгого стиля, в идеологии своей Федор Сологуб отразил упадочные и порой даже болезненные настроения русской интеллигенции до и после 5-го года, настроения безволия, уныния и общественной апатии».
С. Городецкий.
Вырезка из газеты к кончине писателя Сологуба
«Ленинград. 5 декабря (Роста). На экстренном собрании правления Всероссийского союза писателей решено тело Сологуба перевезти в помещение Дома Печати. У гроба будет установлен почетный караул. Сологуб будет похоронен на Смоленском кладбище, рядом с могилой его жены. Писатель оставил много неизданных рукописей, разборкой которых занялся Пушкинский дом Академии Наук и два законченных произведения: стихотворный перевод капитальной поэмы «Мирся» провансальского поэта Мистреля и полный стихотворный перевод стихотворений Шевченко. Оба произведения были заказаны Госиздатом и в непродолжительном времени будут выпущены из печати.
Всероссийский союз писателей постановил похоронить Сологуба за счет союза. Похороны состоятся 7 декабря. Сологуб скончался от миокардита, осложненного воспалением легких и артериосклерозом».
Вырезка из газеты: Похороны Сологуба
«Ленинград. 7 декабря (По телеф. от наш. корр.). Сегодня состоялись похороны Федора Сологуба. Для проводов тела писателя собрался весь литературный Ленинград. Перед выносом тела были произнесены краткие речи представителями Пушкинского дома, всероссийского союза писателей, Ленинградской ассоциации пролетарских писателей. Был оглашен ряд соболезнующих телеграмм. С покойного снята маска, ленинградскими художниками сделан ряд зарисовок».
Один дурак прост, но когда соберется много дураков и они почувствуют свою силу, то устраивают заседание, и такое заседание дураков отличается от обычных тем, что в них все совершается преувеличенно серьезно, как жвачные в стойлах.
Вырезка из газеты
Как расценивает капиталистический мир наш партийный спор? У меня имеются интересные документы. Вот в моих руках оттиск издания лондонского института коммерческих исследований.
Он посвящен Советскому Союзу, автором он не подписан, но, как видно из самого документа, он написан, несомненно, английским разведчиком, который говорит, что он мог два года неофициально наблюдать то, что происходит в Советском Союзе. Я должен напомнить, что это издано еще в декабре прошлого года. Что говорится здесь?
«Из изучения событий в России вытекает тот факт, что судьбы страны в настоящее время формируются двумя диаметрально противоположными силами. С одной стороны, доктринерский коммунизм все еще стремится сохранить идеалы и принципы большевистской революции 1917 года, в то время как с другой стороны упрямые факты жизни заставляют всех, за исключением самых фанатичных коммунистов, принимать один за другим те принципы, на которых основана западная цивилизация».
Написал статью в юбил. сборник Горького, читал Григорьеву и думаю, что печатать не надо, потому что Горький не такой, как я пишу для юбилея, Я хотел провести мысль, что Блок и др. романтики «реакционной эпохи» (1906, 7 и т. д. гг.) задохнулись в искусстве без связи с землей и что Горький — человек земли, и потому он был в стороне от искусства, и этим объясняю неровность в его писаниях. Ошибка моя в том, что не обладание чувством земли разделяло Горького с Блоком и друг., а связь его с соц.-демократами, что Горький с этой стороны является не свободным, а связанным, что он тоже — аскет.
Самое же главное — я совсем опустил его славу (до 1905 г.), такой славы ни у кого не было, он крещен в славе, а я его описываю как обыкновенного художника.
Над изображаемой мной эпохой в «Кащеевой цепи» висела философия Ницше. Когда я рассказывал Розанову о своих путешествиях в Ср. Азии, он сказал: «Это все от Ницше». Я думаю, это он сказал в том смысле, что мой экстремизм, как всякий, имел основу в отсутствии личного счастья, а радостное состояние было тем неустойчиво восторженным чувством, которое и у Горького в босяках и вообще за пределами человеческого: это как бы состояние свечения метеора во время полета его в иной атмосфере. Сверхчеловек и есть тот метеор, вылетающий из своей орбиты в чужую ему атмосферу и в ней сгорающий. Сверхчеловек — это неудачник, сгорающий в борьбе за сверх-счастье (наш большевизм — тоже весь экстремный). Я слышал, что Ницше сошел с ума, когда узнал в конечных переживаниях сверхчеловека — Христа.
В общем, это довольно неприличная история: история человеческой претензии, за которой издали следит психиатр. (Алпатов попадает к психиатру). Блок с этим попадает в хлысты, Алпатов к психиатру, Горький укрывается в революции надолго, пока не оказывается, наконец, сверхчеловек диктатором. Теперь Горький стоит просто за человека (ученого). Мне необходимо пересмотреть, каким же образом Алпатов спасается от пути сверхчеловека в своей погоне за счастьем. Это путь обратный Ницше Горьковскому, он идет мимо салонного, эстетического «смирения» Метерлинка…
10 Декабря. Говорили с Григорьевым о Горьком и не пришли ни к какому заключению. Но мне интересен был анализ славы Горького Григорьевым. Там, в самых низах где-то поезда «Максимы Горькие» характеризуют ценность этой славы. Главная же часть читателя была из полудикой интеллигенции. Научившись грамоте, простак пишет не Бог, а х… Недалеко от этого ушла и вся масса, разорвавшая связь с отцами «интеллигенции», «сознательная» и бессознательная. Вот что и создало славу Горькому.
11 Декабря. Стеклянные люди.
Вот еще тоже вспомнилось к Горькому: в союзе охотников утром после ночевок там я нечаянно в разговоре сказал несколько слов о Библии, что она является, во всяком случае, великим памятником. Вот тогда все набросились на Библию, и Бутурлин тоже послал свой камень в книгу суеверия. А когда я обратился к нему с решительным вопросом о человеке и Боге, он ответил мне, что человеку нужен не Бог, а стекло, что городской человек страдает больше всего оттого, что стекло не пропускает каких-то живительных лучей; он указал мне, между прочим, на собак, которые так тянутся к горячей печке, потому что от печки идут лучи прямо… и т. д.
Так из ученых, очень добрых иногда людей, из всякого рода дельцов есть люди, до последней степени не восприимчивые к духовной жизни, и к таким стеклянно-каменным нужно причислить Горького (см. его разговор с Блоком). Наука в отношении человека, по-видимому, может обходиться без интереса к личности человека… и довольствоваться одной пользой для человека вообще. Напротив, религия часто не обращает внимания не только на пользу, а даже на жизнь общечеловека на его планете. Значит, вот что самое ужасное: что наука и религия с искусством разделились между собой, и люди двух этих категорий гораздо меньше понимают друг друга, чем, напр., животные людей, и наоборот.
Зуб болит, а нет зуба. Так бывает: у иных болит палец на руке, когда самая рука давно отрезана вместе с пальцами. И душа страдает так ясно, как зуб болит или палец, хотя доказано, кажется, что души нет. Или, может быть, не совсем доказано? А то, бывает, такой охватит восторг весной на восходе при пении птиц! так забудешься, что воскликнешь вслух «Господи!» и опомнишься: нет Бога, и птицы просто поют от теплого весеннего воздуха.
«Сознательный путь к бессознательному творчеству» (Станиславский).
14 Декабря. К стеклянным людям.
Я, вероятно, что-то хорошее забываю, когда сужу этих людей: можно так любить человека, что, отстраняя жестокого бога, осуждающего жить их в такой беде, желать им здорового стекла (как Прометей огня). Так весь социализм (материализм) начинается от Прометея.
18 Декабря. Лева вчера приехал на каникулы, пишет книжку «Самоеды». Связаться с букинистом, который будет доставать охотн. книжки. Писать об охоте как о свободе (Вот бы журнал: «Охота и свобода»).
Приписка на полях Надежда Васильевна Верещагина — Москва. Сокольники. Б. Ширяевская ул. д. 40. Радиостанция.
17 Дек. ей послано письмо о переписке Розанова и Горького.
19 Декабря. Николин день.
О людях, которые живут, ругаясь, вроде любивших все-таки друг друга, покойных мамы и сестры Лидии. Можно ли сказать, что они друг друга любили? Руготня — это неустройство, это внутренняя бесхозяйственность… Ругаются между собой главным образом бабы; это война в мелочах… Лекарство от этого, лучшее средство — ограниченное соприкосновение, надо в этих случаях действовать не на внутрь человека, а на извне. Вот где разумный материализм больше любви (Любите друг друга! — Господи, да мы любим, мы просим Тебя только устроить нам, чтобы мы виделись не так часто).
Очень возможно, что в этом загромождении любви и возникает материальная революция с отрицанием Бога: не в любви тут дело, и не в Боге. Помню, каким великим переворотом в наших отношениях с матерью был раздел.
Еще я думал о психологических умах (женских), которые все понимают душевное и не могут в то же время разобраться даже в накладной или решить простую арифметическую задачу. Россия богата таким умом психологическим, и у нас эта способность отгадывать человека, собственно, и называется умом. Лидия, Павловна, Розанов — все это такие. Способность меры и счета в таких умах почти совершенно отсутствует.
20 Декабря. Был у меня со стихами своими комсомолец, рабочий с прядильной фабрики Гришин. В каждом стихотворении его встречается неоправданно слово «комсомол». Я спросил его, зачем он повторяет слово и не пытается изображать. «Так уже полагается, — ответил он, — без этого не напечатают». Спрашиваю его, кого он читал. «Есенина, но теперь не читаю: это разложение; Казина читал, Жарова, пробовал Пушкина, хорошо бы, но он все господ изображает»… Я вынес впечатление из беседы, что таких множество без конца, что с этим необходимо считаться.
23 Декабря. Есть какое-то свое cogito ergo sum[27] и в любви человека, я хочу сказать, что у мысли есть непременно свой дом… я мечтаю сказать: мысль живет в доме любви.
Cogito ergo sum, значит, я так понимаю.
Самоутверждение в ее избрании: она меня избрала, и я в этом себя утверждаю: бывает ли так у животных?
Есть свое cogito ergo sum и в любви. Как бесплодно можно любить, так и мыслить можно бесплодно cogito ergo sum лучше бы для ясности переделать: я рождаю новую мысль, значит, я существую, или кратко: я рожден, значит, живу. И в любви тоже одинаково можно любить без конца, и не будет самоутверждения, любовь, как и мысль, требует рождения и, может быть, это будет верно, если сказать: я рождаю, значит, люблю, и я люблю, значит, живу.
Но бывает…
Как бесплодно можно любить, так и мыслить можно бесплодно, и декартовское «мыслю, значит, я существую», лучше бы выразить: я существую, потому что рождаю новую мысль, а еще бы лучше сказать, чтобы не обидеть превосходством мыслей маленьких в плоти рождаемых чудесных существ — сказать для всей физической и духовной жизни одно: я рожден, значит, живу, я живу, значит, люблю и мыслю.
Извините, мой друг, я буду немножечко прост
