миру. Из всех этих чаяний, этой сердечной жизни ученых складывается общая вера знания, называемая словом «прогресс», сопровождаемая расчетом: сегодня электрические лампочки горят в богатых домах, а через 50 лет будут гореть во всех хижинах, вчера общались курьерами, сегодня по радио. Но юноша еще не знает, что эта даровая услада знания непременно исчезнет, если только сам он не станет в науке творцом, а чтобы стать самому творцом, надо когда-нибудь остаться совсем наедине с собой так, будто «прогресс» идет сам по себе, обирая творчество людей и не оставляя им для себя ничего.

На полях Странно, что наука, цель которой всякое чудесное явление мира обставить со всех сторон доступными разуму причинами, при первом соприкосновении с ней сама излучает из себя чудеса и ценой своих причин от причины к причине уводит 2 нрзб. к первопричине, которая будет когда-то разгадана.

Однако если мелькнуло в уме, что на свете что-то неладно с прогрессом, то это не значит еще каких-нибудь последствий для жизни: человек будет жить, как он жил до сих пор, пока ядовитое семя, долго вращаясь по крови, не попадет на самую середину жизни. А потому Алпатов идет на лекцию по-прежнему, слушает, записывает…

Восстановляю в памяти вопрос свой доктору Москвину в Клину{53}: «Посев клевера есть факт несомненного перехода к более высокой культуре с. х-ва, но ведь не мы с вами выдумали клевер, мы с вами не страдали за клевер, не любили его так, что жизнь наша ставилась бы в зависимость: «клевер или я». Но если трехполка сменяется четырехпольем с клевером, то нам-то какое дело!»

Понятно, что при такой остроте запроса к личности Алпатову мир людей переставляется, и он видит прогресс только в сцепке его с человеком. Он падает в мир несчастных людей, в их трагедию: это когда «открылись глаза» (на внутренний мир). В таком состоянии происходит уверование сектанта, солнце останавливает звезды, возвращается к тем звездам человек, какими увидел их первобытный человек. Все живое. Месяц.

1 нрзб. последняя шкура была сдернута, и человек стал нагишом, нагой душой к нагой душе. Там, наверху, где-то были «счастливые», но они недоступны.

Когда Алпатов сжег письма, то в эту ночь… Он не знал, что в эту ночь он сорвал с себя последний якорь, который держал его в глубине и что он плывет теперь на прекрасную поверхность освещенного солнцем мира. (Вопрос: отчего же это произошло? от смерти, то была смерть, и выплыл наверх ребенок в детский мир; все отпало прежнее, потому что он умер, и это надо описать, как смерть; значит, Петербург ему будет агонией с мотивом: «я — маленький»).

Но ведь не мог же умереть он так, чтобы не осталась память о прежнем? она слилась со всем миром: «всем так». Смерть, как тюрьма, открывает свободу (после смерти — хорошо). (Тюрьма = смерть = кащеева цепь). В общем, тема: человек умирает и родится при жизни: переход Алпатова к радости жизни такой же «естественный», как при выходе из тюрьмы = мотивы тюрьмы = мотивам любви, только все углубляется: там было освобождение, здесь воскресение. Окончательно: человек может быть человеком, если он дает что-то другим, а дает он, если творит, и начинает творить, если исчезает «личная заинтересованность». Он не дописано

Музей — как собрание памятников творчества Девы (Дрезденский музей). (А Рубенс?) Там же встреча с Ефимом.

Волково кладбище: «Энциклопедия» Павленкову. (Виктор Иванович = святой библиотекарь Попов: почему это не настоящие святые?). Это должно окончательно сразить Алпатова: т. е. что и в работе выхода нет.

Творчество истинное: так же как корчуют для нивы кустарники, так для творчества надо освободиться от себя, чтобы «я» не было преградой. Надо, чтобы «я» преобразилось в «я — это весь мир», и в нем где-то на разных ступенях и человек, и, значит, «я», вместе с миром и человеком — мы.

Музей.

Пусть Венера голая, пусть на мраморе видны все мельчайшие изгибы тела, но ведь все эти линии и краски не движутся: они отвлеченные, значит, отвлечены человеком, заменившим асимметрию своих чувств симметрией разума и гармоничного духа. Они все несут в себе печать смерти в создании девственного мира.

23 Января. Сдало. Пырхает снег. В 3.10 дн. выезжаю из Сергиева, в ½ 6-го на Николаевском, а поезд в Ленинград идет в 9.30.

24 Января. Питер. Город мертвецов. Грандиозность Невы и кучка рабочих: Ленинград. Козочка пропала{54}. (Лавочки даже все на прежних местах). Сергей Алекс. Семенов. Ему город хорош: «Вам это литература, мне — родина». — «А как вы чувствуете класс?» — «Не люблю интеллигенцию». Дом, нельзя дом отдавать, а вот дворец и все сделано рабочими, не архитектор, а рабочие. А потом оказывается этого чувства много, и есть теория.

Евгений Львович Шварц.

Ася Никитична Старк — детский отдел.

Маршак.

Маршак до 12 звонить или в 6–7 веч. Пантелеймонов 1 нрзб. (ул. Пестеля) д. 14, кв. 11, 2-й эт. Сергей Александрович Семенов. 5 томов, 60 листов = 9 тыс. (или 10 т. 500 р.). Срок договора относительно первых 4-х томов 2 года, относительно двух последних 3 года; Сроки рукописей и уплата денег.

Вот тут-то, конечно, все и заключается: архитектор строил или рабочие. Мне представляется, что архитектор, ему — рабочие. Но и это чувство вещей, материи он называет «классовым» чувством. Я ставлю на проверку это чувство: если оно «классовое», то сводится к революционно-интеллигентскому, если же универсальное, то это голос земли, материи; если первое, то значение его только разрушительное, если второе, то созидательное и совершенно новое и близкое мне. У меня оно есть, но выходит из сострадания, из сочувствия и жалости, у них же — из «хозяйского» чувства (вспоминается Волково кладбище: Белинский и Павленков).

Вызван дух хозяина земли. Вызвал его «интеллигент»: но интеллигент хотел стать хозяином вызванного им духа, а тот показал ему кукиш: «я — хозяин», и стали врагами друг друга (вот почему Семенов при моем запросе о природе его классового чувства сказал: «я не люблю интеллигенцию». Очень интересно еще, что все трагические Положения личности, о которых я ему говорил, не могли тронуть его, а когда сказал, что это религиозное чувство, что все дело в бабе и что Мадонна есть запрещение жизни (девственность), то вдруг все понял.

А это интересно, что «классовый человек» стал хозяином и поработил не капиталиста, а «архитектора», и что тайная злоба его направлена не на «буржуя», а на личное творческое начало («архитектора»).

Мальчик смотрит на танцующих и страдает, потому что боится не «попасть в такт»: они танцуют, а он страдает, и им «барышня», а ему дева недоступная. Приходит час, и он 1) не может взять ее, робеет перед «Девой», 2) он захватывает деву, насилует ее, падает, 3) он не дописано

25 Января. Подписал договор на Собрание сочинений. Познакомился с Тихоновым. Выпил с Фединым и т. — хорошо! (Имена: Ангерт, Измаил Михайлович Ледницкий. (проверить).

26 Января. Заключение договора и в заключение скандал в «Кавказе».

Четверг 27. Поездка в Царское. Обед у Замятина с Разумником. Поэзия писательских разговоров. Происхождение «12-и». Конец у Форш.

Пятница 28. Ссылка и каторга. Обед у 1 нрзб.. Маршак. У Форш о Молли и Нолли{55}.

Суббота 29. До 3-х — в Гизе: литература. Спать к Семенову. 30-го до… У Федина.

Воскресенье 30. Церковь. Чуфут-Кале. Памятник Суворова. Сейфуллина. О Бухарине = К Иванову-Разумнику. В Царское.

Почти десять лет я оставил Петербург и вернулся в Ленинград: да, действительно Ленинград, потому что Петербург умер — это другой город. Но Петербург был моей писательской родиной, и как только вышел я на Неву, мертвецы окружили меня и подавили все восприятие современности. Мне пришлось вступить в литературный круг Петербурга после 1905 года, когда интерес к политике в обществе совершенно упал. Некоторое время в литературе господствовало декаденство и модернизм, все старались как будто написать как можно чудней, и эти танцы перьев были похожи на всеобщие народные танцы после второй революции. Вскоре, однако, кружком Мережковского был объявлен конец «язычеству», и желанной литературой был объявлен эпос. Мне так и не привелось побывать на «языческих» вечерах Вячеслава Иванова, а начать знакомство с литературой можно прямо в христианской секции Рел.-фил. общества под руководством Мережковского. Тут, возле этого кружка, я познакомился с Блоком и многими другими поэтами и писателями. Блок, красивый, блестящий поэт, окруженный барышнями, поразил меня с первого знакомства серьезностью своего духовного внимания. Он говорил «по духу» и там, где все обыкновенные люди говорили шутя. Розанов однажды в большом собрании Рел.-фил. общества остановил меня и сказал: «Ну как, поглядел на хлыстов?»

В это время Блок проходил мимо нас. Розанов поманил его к себе, взял за талию не дописано

3 Февраля. Погода маслится, табунятся вороны. Кричат коты. Вчера утром вернулся из Петерб. со щитом: продано Собрание сочинений.

Из петерб. впечатлений.

…и когда я увидел Неву и дворцы, то мертвецы обступили меня, в последний раз я вспомнил свою Козочку и махнул рукой: незачем искать ее и невозможно. А вокруг меня говорили, что город с 700 тыс. возрос на 1 мил. 200 тыс. и стал таким же, как и раньше, и что в хороший солнечный день на Невском, как и у Гоголя.

Сергей Александр. Семенов, писатель, и жена его Наталия Георгиевна (птица в комнате). Классовое чувство; что это такое? «Я не люблю интеллигенцию». — «А дальше?» — «Я люблю вещь, и познал, что все эти дворцы сделаны руками рабочих, а не архитектором. Вот это».

Беседы с Форш. «Встреча не произошла»{56}. Да она и не могла произойти. (По свидетельству матери Блока они не сошлись, и эта мука давала его стихи, а она осталась с арлекином).

Революционеры берутся от попов, Горькие от дурных романов (Форш), антропософы от евреев и т. д.

Почему Белый не вынимает леса из своих романов (оккультизм)?..

С новой силой встает выпитая поэтом женщина. (Сама-то Форш как поэт мужского рода и, значит, выпила своего мужа, который всю жизнь переводил Фауста). А Софья Андреевна Толстая? сколько было тут симуляции единства! и кончилось все-таки, что они разделились: он выпил и бросил.

Запись на полях (Послано Пете 50 руб. Получен аванс с Нов. Мира — 1000 р. Послано письмо Горькому. Письмо в Англию.

4 Февраля. Ясно и тихо. Легкий мороз. На дорогах показались снегири. В лесу некоторые птицы начинают петь новыми голосами.

В народ пущено опять это слово «война!», и сразу же все стали готовиться: кому бы надо купить 10 ф. муки, покупает два пуда. Граждане думают жить по вчерашнему опыту, как вчера думали по прошлому и, несмотря на