Скачать:TXTPDF
Дневники 1928-1929 гг.

палисаднике свой осенний концерт. Мне почему-то под пение воробьев вспомнились мужики, с которыми я в нашей усадьбе рос, как родня или, вернее, как фон моей родни, вроде воробьев на акации, и как потом они превратились в «граждан»… и распахали усадьбу по-своему. Какие следы нашей усадьбы сохранились на том месте, где сложилась моя жизнь? Ничего, но воробьи поют о ней на всем свете, да есть ли место на свете, где не собирались бы под осень воробьи большими деревнями?

С Кентой ходил на Скорынинское болото, где взял вчера двух дупелей, никого не нашел и возвратился с тремя бекасами.

 

Остожие. В кучке молодых березок одна была высокая. Мужик обрубил на ней сучья и сделал стожар. Вокруг стожара он согнул и надломил молодые березки на пол-аршина от земли и все повел и наклонил к стожару и привязал к нему. Так вокруг стожара на сыром лугу стало вроде помоста — это остожие, на остожии сено улеглось вокруг стожара и под сеном его кончик торчал. (Это годится для «Щавелька»: забрался под остожие.)

 

Приметы. Я приметил одну безголовую ель, вокруг нее были низкорослые березы, под березами большие кочки с черной водой между ними, на кочках росла осока и редкие тростники (разработать тему «примет» для описания леса).

 

На полях Перед этим описание обыкновенных остожий: из века в век на том же месте зимой прутья. Но родился мужик на земле, который вздумал сделать по-своему.

 

Эту тему развивать, напр., описать Скорынинскую тропу (через Попов Рог в коровьих растопах среди черной ольхи по трестнице до первой березы переход через канавы).

 

Бесы. Жизнь писателя ничем не отличается от жизни подвижника: те же бесы вокруг, от гордых сверхчеловеков, как у Гоголя и Толстого, до маленьких «купринских» пьяно-богемных (вспоминаю какую-то драку в ресторане приверженцев Куприна и Леонида Андреева). Но у подвижников религии есть сложная система борьбы с бесами, а писатель среди них, как ребенок…

 

На полях Лермонтов.

 

Есть бес гордыни, но и в смирении есть тоже бес, хотя по существу он тот же самый: этот очень осторожный. Я его вижу («Кукарин»){38}.

 

У Мережковского, Разумника, Блока, Ремизова и др. несомненно жизнь проходит с бесами, но о Максиме Горьком почему-то не скажешь этого, не потому ли, что он авантюрист?

 

На полях Пусть в романе граф Бобринский писал научную работу: роль коровьих растопов в образовании болотных кочек.

 

Сегодня я с таким волнением возвратился к «Брачному полету» Алпатова, мне вспомнилось, когда я невесте своей сказал: «Погоди ж, я тебе за все отомщу». — «Как, чем?» — удивилась она. Я ответил: «Своей любовью». Она довольно улыбнулась. Ни она, ни я не знали в то время, что местью моей будет этот роман. Как тонко в нем загримирована эта «месть любовью» и как поучительно она превосходит офицерскую месть Лермонтова своей Сушковой.

 

Ветер был на меня и я услышал…

 

На полях (Разговор с собакой.)

 

30 Августа. Ночь лунная. Встал в 2 ч., в 3 утра вышел в тьме с Кентой проверять дупелей на Селковскую низину.

По пути рассветало. Мне в этот раз так было, что и ночь, и утро, и день сходились в одно: ночь разделась, это называется утро, а утро оденется — день. Когда ночь разделась, стало холодно, и потом все умылось росой и одевалось в голубое и красное, забормотал тетерев. Солнце показалось, закричали журавли.

Я дупелей не нашел. Надо подождать жатвы овса. Бекасы были у пруда пачкой, одного убил, все разлетелись. Появление бекасов пачками я заметил уже с неделю тому назад. Сгонишь эту пачку, на другой день воротятся не все. Главный бекас еще в кусту: в Серковских крепях постоянно встречаются.

В Серкове встретил две кучки штук по пяти чернышей, на выстрел не допускали, — вероятно, уже начинают табуниться.

Всего я убил сегодня только двух бекасов и вальдшнепа, а путался в невылазных местах до 12. Дождик помочил. Местами не узнаешь, где раньше была тропа, там река.

 

На полях Князья, купцы, крестьяне, рабочие — все устраивают свою жизнь согласно своим вкусам, почему же бы и художнику не устроить свой быт согласно главному стимулу искусства — свободе?

 

На полях Дупелей ищут возле капустников по коровьим растопам. Серых куропаток по оржанищам утром и вечером, днем в картофельниках.

 

Не вспомнишь того, что передумал поутру. Больше всего вертелась мысль у «реликта». Этот реликт мне хочется сделать «тайной творчества». Алпатов хочет постигнуть реликт путем книжным, но каждый раз при этом охлаждается, однако при новом взрыве мыслей это годится (борьба разума с чувством). Из всего этого рождается работа, которую художники считают наукой, ученые — искусством. «Реликт» открывает и человеческие перспективы (археология, неолит и т. п.).

 

Приписка на полях Тема для диссертации: «К вопросу происхождения болотных кочек: доминантное значение коровьих растопов в их формировании».

 

Начало романа:

Друг мой, согласимся с вами назвать просто народом тех людей, которым нет ничего легче сойтись с особой другого пола и воспроизвести с ней существо себе подобное — пусть это будет простой народ. И назовем интеллигенцией тех, для кого создание живого себе подобного существа самое трудное в жизни.

Простите за такую необычайную классификацию общества, но мне так свободней думать о людях и писать свой роман. Моя личная жизнь сложилась столь причудливо, что в ней стерлись все сословия и классовые границы. Сколько я знаю лично мужиков и рабочих, которые целиком попадают в категорию той высшей интеллигенции, о которой я только что говорил, и наоборот, сколько встречалось мне князей и ученых и богачей в вопросе великом воспроизведения жизни, целиком падающих в безликую массу простого народа.

 

31 Августа. Последний день Августа. Последний день охоты на серых тетеревей. День серый, но теплый. Упражнял спозаранку Нерль на бекасах. Убил одного.

 

Приписка на полях А то был у меня день этим летом, вот так денек: вроде как бы заговорила меня бабушка: чудеса и чудеса! Вышла у меня из рук первопольная Нерль.

 

Догадка

Натаска собаки — одно из самых мучительных и рискованных дел. Можно, конечно, взять несколько собак и выбрать легкую — это легко, но если попадется собака трудная, то натаска мучительна. По-моему, и поговорка: «он на своем деле собаку съел» пошла от егерей: съел собаку, значит, покорил ее. Для натаски от дрессировщика требуется непременно характер, большая любовь к делу и, главное, способность вовремя догадываться. При натаске каждой трудной собаки бывает случай, который ни в какой книжке не найдешь, и непременно нужно самому догадаться.

Нерль вышла из рук. Не слушает свистка, если почует. Потяжка по следу кончается взлетом бекаса без стойки. Едва успеваю добежать, это не легко по топкому болоту. Делаю промах за промахом и опять спешу, не успевая даже вынуть из волос вечно жужжащую пчелу или осу. Наконец, беру Нерль к ноге, снимаю шляпу, взъерошиваю волосы, встряхиваюсь, как мокрая собака, и докучливый звук прекращается.

 

На полях Не люблю писать о муках натаски, но приходится…

 

Пускаю Нерль. Она бросается в карьер и скоро в можжевельниках начинает опять свои эволюции по следу бекаса. Бегу к ней, попал ногой в коровий растоп, вытягиваю ногу осторожно, постепенно, чтобы не утопить другую, и вижу, как Нерль подбирается к бекасу, а в волосах опять пчела жужжит и жужжит. «Чирк!» — бекас. Не успел даже вскинуть ружье. А какой был хороший, Нерль, подшивая следы, подобралась почти к самому и все-таки стойки не сделала. Вдруг мне послышалось, будто опять чиркнул бекас, но не взлетел. Но так не бывает. Я удивленно смотрю по сторонам. «Чирк!» сзади. Обертываюсь. Опять нет. Прислушиваюсь: жужжит пчела в волосах, стрекочет сорока. Догадываюсь: это на ходу при волнении отдаленное стрекотание сороки так переделывается воображением на звук взлетающего бекаса. И вдруг: «чирк!», и сорока сама собой, и бекаса в воздухе нет.

Приходит такая глупость в голову, о которой совестно даже сказать: сегодня бабушка, не имеющая понятия о том, что охотнику надо желать «ни пуха ни пера», пожелала мне побольше убить: «Пошли тебе Господи!» — сказала она. Так вот это все, и что Нерль вышла из рук на поиске и не делала стоек, и что пчела жужжит в волосах и чиркают без взлета бекасы, — все это колдовство от бабушки.

 

На полях и тут опять новая загадка: в этом лесу был 2 нрзб.

 

Измученный, вошел я в лес на суходол, сел на заготовленные жерди, снял шляпу, хорошо перебрал волосы: пчелы не было, звук прекратился.

Мало-помалу силы мои стали восстанавливаться, и вместе с тем возвращалась обычная моя уверенность, что догадкой можно преодолеть всякую неприятность с собакой. Я стал вспоминать свой опыт, а также все прочитанное о натаске собак, ставя вопрос: что нужно делать, если собака, имея (неоценимое-?) чутье, шьется в следах и не делает стойки. Книжные советы пришлось все отбросить, да это и бесполезно: книга не может ответить на всё, непременно бывают случаи новые, и это естественно: ведь и мой характер в своем роде единственный и собака эта моя Нерль — не отпечаток другой, а тоже в своем роде небывалая, вот и небывалый случай, вот и необходимость догадки своей собственной…

А между тем Нерли было неловко лежать на том месте, где я ее уложил. Робко оглядываясь, она перешла на другое место, но и там не понравилось. Встала и тихонечко сделала круг, что-то причуяла на земле, взглянула на меня и, тихо ступая, сделала кружок побольше и еще побольше, дальше и дальше. Я тихонечко сказал ей: «Что сказано?» Она стала приближаться не прямо, а тоже кругами и не дошла, опять удалилась, и опять я сказал: «Что сказано?» Я заметил при этом, что Нерль, сдержанная в поиске, старалась как можно выше задрать нос и так заменяла себе невозможное теперь (копаройство) в следах потяжкой по воздуху… Тогда мне вдруг мелькнула догадка: «Надо пока бросить с ней этот поиск в карьер, довольно, она это знает, и к этому ее всегда можно будет вернуть; я буду держать ее по шагу, приговаривая в случае ее волнения и удаленности: «Что сказано?» Энергия, затрачиваемая на передвижение, непреклонно заставит ее думать над материалом, поступающим в нас… а кроме того, вблизи-то я ее всегда могу задержать и, наконец, стрелять без волнения…

Вот догадка!

Отдохнув, с новым притоком жизненных сил, надежд я встаю, тихонечко говорю: «Что сказано?», иду вперед, и она идет в десяти шагах от меня на пружинках, высоко задрав вверх нос, играя ноздрями. Так мы подходим к кусту. Она останавливается. Вылетает черныш. Блестящий результат моей догадки был так очевиден, так меня это обрадовало, что я не пожалел

Скачать:TXTPDF

палисаднике свой осенний концерт. Мне почему-то под пение воробьев вспомнились мужики, с которыми я в нашей усадьбе рос, как родня или, вернее, как фон моей родни, вроде воробьев на акации,