— теперь давай послушаем лес.
Мы были очень счастливы, нашему привычному уху сначала по догадке, потом все ясней и ясней послышалось…
— Заяц! — сказал я.
— А там филин, — ответил спутник, — слышишь?
— Да, слышу.
— А это? — обернулся он в сторону города, — слышишь?
— Петухи?
— Нет, среди петухов, послушай лучше, очень похоже, почти сливается.
Да, это было, я разобрал, голос человека кричащего в тон петухов.
— Ка-ра-ул, по-ми-ра-ю!
— Слышу, — сказал я, — человек.
Мой спутник сначала ничего не сказал мне, вслушивался, вместе с тем как бы вдумываясь, наконец, ему все стало ясно, и он вывел из всего.
— Значит, догнал.
На полях Учащие. Они молчали, а некоторые потихоньку уходили. Им казалось, что не только говорить им нельзя, но, может быть, даже и слушать опасно. Все про себя дивились, что вот есть же где-то такие смелые люди.
Мне пришлось читать и потом говорить в собрании последних рабов жизни, у таких забитых людей, что им не только мне возражать, но даже брала опаска, не будет ли им чего-нибудь худого лишь за то, что слушают. Все дивились на мою личную свободу и явление мое понимали как чудо. И когда я стал говорить, что в творчестве нет великих и малых, все равны: поэт и столяр, учитель и домашняя хозяйка, если только они создают в избранной области что-нибудь новое и лучшее, все одинаковые творцы, потому что и стих, и быт, и труд по добыванию пищи подчинен одному и тому же ритму, мере, — и кто это сознает и действует согласно.
26 марта. Стрельба.
1) Боевыми с открытым прицелом пять пуль, чтобы сравнить с телескопом: мушка 1 нрзб., результатов нет.
2) Боевыми с телескопом на 100 шагов 7 пуль. После каждого выстрела вынимал телескоп из гнезда и возвращал для того, чтобы возвратить на место, если от выстрела телескоп был сдвинут. По вертикали отлично, по горизонтали почти удовлетворительно.
3) Стрельба лонгами на 100 шагов долго не удавалась, все несло вправо, пока я не догадался, что на 100 шагов и лонгами надо стрелять при том же винте, как боевыми. Явилась догадка, что при стрельбе и боевыми и лонгами по горизонтали (винту) телескоп одинаковый, а расхождение происходит потому, что на 60–70 шагах при лонгах отклонение пули вправо не сказывается. Опыт стрельбы на 70 шагов подтверждал предположение: и боевыми и лонгами прицел по горизонтали тот же самый.
1) боевыми на 200 шагов, чтобы окончательно установить винт, потому что на 100 шагах расхождение может быть незаметно.
2) Лонгами на 200 шагов в точно такой же круг.
Кожевников, Лебедев (эскимос): открытие книг Лосева.
27 Марта.
Окончательная пристрелка.
Лонгами до 70 шагов на Е
Лонгами на 200 шагов (около 200) — чуть выше рубчика после А (на 150, перепустив S).
Боевыми: обе верхние черты углами, перепустив движущуюся черту.
Что касается горизонтали, то лонги идут несколько влево, а боевые вправо, так что если стрелять лонгами, то надо возвратить телескоп поворотом на себя к прежней черте, а если боевыми, то немного от себя.
Из беседы с Лебедевым выяснил себе: два вида аскетизма. 1 нрзб. 1-й «творческое самоограничение». Это значит выбор из себя и утверждение того, что годится для многих. Чувство утраты при этом своего «счастья» поправляется радованием в творчестве, половое удовлетворение заменяется эротическим.
2-й вид аскетизма истребляет в индивидуальности всю самость с полом и эросом, от человека остается «дух» бесплотный и мертвящий творчество жизни.
Ночью был значительный мороз. Днем таяло только от солнца. Сильный наст, иди по снегу куда хочешь. Воды еще нет. Рыба стала подниматься вверх. На Вифанском пруду в прорубях ловят наметками.
28 Марта. При сумрачном небе морозное утро. Ветер. Днем стало сильно сдавать и, кажется, вообще повернуло на более теплый уступ.
Вероятно, было где-то очень хорошо, но мне было не до весны, я шел, думая о своей необходимой работе, и в то же время старался осторожней ступать, а то на улице предательский, закрытый навозом лед постоянно чередовался с лужами навозной жижи, и так можно было ухнуть, что встал бы весь рыжий. Чтобы свободней можно было думать о своей работе, я догнал какую-то женщину и пошел за ней след в след. На голове у нее был вязаный, серый шерстяной платок, пальто наверно было зеленое и выгорело до цвета навозной лужи, а по бокам пальто врезаны были по-модному косяки с ярко-желтыми на синем полосками, ноги были обуты в валенки, обшитые кожей, заплаты на старых валенках были тоже из кожи, в правой руке у нее был бидон из-под машинного масла, как можно было догадаться, для керосина, в другой руке обыкновенная плетеная сумочка для провизии, как у всех, обшитая сверху мешком. Впереди виднелись открытые двери кооператива, куда наверно и шла эта женщина: вчера объявили выдачу чая по четверти на книжку, по два кило сахара, соли и еще чего-то: у нас в доме женщины тоже собирались за выдачкой. Все это стало до того привычно, до того обыкновенно и серо, и женщина в рыжем была мне серой будничной судьбой, я бы никогда о ней не вспомнил и наверно, утратив ее возле С. № 11-й, пошел бы за другой такой же в № 12-й. Ступая шаг в шаг за своей серой судьбой, я отлично сочинял свою повесть, как вдруг эта женщина вздрогнула и сказала одна громко на всю улицу:
— Фу ты, батюшки, забыла, будь-те прокл…
И повернулась на меня.
— Что забыла? — спросил я.
— Книжку забыла, будь-те прокл…
Вот именно проклятие кончалось на букве «л» и расплывалось без окончания.
— Кого же ты проклинаешь? — спросил я.
— Сволочи, — сказала она.
И пошла, повторяя вслух жалобы и ругательства.
29 Марта. Ночью в доме было, как осенью в ноябре: ревела буря, и стегал дождь по крыше. Утром на рассвете открылось, что так ринулась весна воды.
У Розановых опять схватка: в этот раз Варя даже укусила Таню. И это дочери человека, посвятившего всю жизнь свою поэзии семейной жизни. То же и у Разумника с его 1 нрзб.. Вот поистине где: «это от меня не зависит». Но от кого же? Разве может влюбленный считаться с генетикой, он скажет: «к черту!» И разве может мыслящий человек допустить свободный брак, без оглядки на евгенику? Мы управляем породами собак, почему же люди должны быть без породы, все «дворные». Деревня живет и дает нам здоровых людей только потому, что там до мельчайших подробностей, зорким глазом следят за породой… (Если поеду весной в деревню, то надо с этой точки разобрать ее.)
Вот где-то тут, в чувстве рока, свершающего свой суд надо мной, надо искать Розанова. Я знаю это в себе: страх и ужас от борьбы крови моей матери с отравленной кровью отца: «тут ничего не поделаешь!» Есть какой-то Христос, для которого необязателен род и быт. Не все ли равно, подлинный он или только извращенный церковью: это реальная сила, которая может последнего в роду, над которым уже занесен меч рока, поставить на высокую ступень самоутверждения в духе и огромного влияния на людей. Но в моем состоянии тогда было так, что «Ина» как женщина недоступная, и я весь тут в своей самости, уничтоженный, раздавленный — скажи мне тут о Христе! Я хочу женщину, а не Христа!
Потому Розанов до того страстно боролся с этим Христом, что похож на легендарного богоборца, полубога…
Уединенное. Есть живое чувство греха в онанизме, но не у всех: одному он вреден (грех), другому при известных условиях полезен. Рюмка водки. Выпью вечером один в тоске и на другой день не могу работать. Придет кто-нибудь, и в радостной беседе разопью целую бутылку, на другой день отлично. Пройду час в лесу, и утомлен, с ружьем на охоте весь день, и все ничего.
Вот так и Христово тело и кровь: «пейте от нея вси». Нет, как «вси-то»? Одному это отрава, другому в руки губительная власть, третьему, да, может быть и спасение. Надо подобраться к этому вину поближе. И путь к этому не мысль о самом вине, а то расположение духа, с которым его принимают («со страхом Божиим и верою»).
В Лавре, в растреллиевской колокольне у нас теперь винный склад. Вино остается и в кабаке и в колокольне вино: это реальность. Так и Христос: был, есть и будет. К вину можно чувствовать отвращение. Розанов чувствовал это к Христу. Мы судим не Христа, а Розанова.
Конечно, глупости, что все началось в нем от затруднений в разводе. Все началось от чувства предельной самости: ее, этой родовой земли в себе только-только, чтобы самому прокормиться, удержаться, не сойти с ума; необходима жестокая экономия, защита, война: все внимание, весь дух бойца, устремленный в обладание, через это накал в себе белый. И вот Голубой соблазняет все бросить. Так происходит знаменитый розановский + и —: родовое с плюсом, противуродовое с минусом, отражение земли, пола. А что глазу видно? Победоносцев, бесполый, но почему-то сильный, Мережковский — «говорящие штаны», «Зинка» Гиппиус, женщина-поэт, физически не способная рожать, бесчисленная бюрократия, паразитирующая на мужиках…
Розанов добрался и до «сладчайшего Иисуса», который является нам в творчестве, и увидел там, что «сладчайший» (радость творчества) обретается за счет того же пола, что весь «эрос» находится внутри пола, и христианская культура — это культура по существу эротическая, но направленная против самого рождения человека, она как бы паразитирует на поле, собирает лучи его и защищается духами от пота и вони.
Вот и добрался в Розанове до того, чем и сам живу.
30 Марта. Вполне хороший зимний день. Даже незаметно весну на дороге. Так обозначилось в природе следующее:
После очень строгой без оттепелей зимы открылась такая же ровная блестящая солнечная весна света. Якут узнал свою якутскую всегда блестящую весну света. В Марте стали прорываться оттепели, но они сейчас же, на другой, третий день опять закрывались морозами. В последний раз уже готова была ринуться весна воды, но дождь перешел в снежный буран и потом опять все заковал мороз.
Сегодня заметил сильное уменьшение, почти исчезновение в городе ворон и сорок.
На полях За эту неделю взято 100 р., из них: расчет прислуге: 13 руб., набивание ледника 20 руб., хозяйство 9 рублей.
31 Марта. Нашел книжку на поддержку себе{51}: Лосев «Диалектика античного космоса и современная наука». Это поход против формальной логики и натурализма. Многое мне станет понятным в себе самом, если я сумею представить себе античный космос и сопоставить его с современным научным. Имея то и другое в виду, интересно явиться к
