мху, случился пожар, и лес провалился, а на его месте вышло озеро, сначала маленькое, потом больше и больше. Говорят, будто вода в Батаковском озере находится в какой-то зависимости от Туголянского: «подземный ход».
Молодой человек (комсомолец) вошел к нам как везущий нас на отцовской лошади в Переславище. Он внутри себя волновался, не знал, как ему себя вести, куда девать концы своих, казавшихся ему наверно очень длинными, рук, и, чтобы скрыть свое волнение, принялся пальцами щелкать. Презабавно было! Он волновался, трусил, а нам казался невероятным нахалом.
Воспоминание детей.
Ефр. Павл. любит парить дичь и на случай всегда возможной перепарки, когда у нежных дупелей, бекасов и вальдшнепов разъезжаются ножки, крылышки, она обматывает дичь нитками точно так же, как голубцы. Раз пришел к нам сторож моих охотничьих угодий (Михаил). Его посадили обедать и дали ему дупеля. Он положил его в рот целым, не развязав нитки, разжевал, проглотил, и потом потянул ножку изо рта…
Живопись в сравнении с литературой приблизительно так же несвободна, как фотография относительно живописи, но в этой несвободе живописи заключается ее значительность, точно так же, как ценность фотографии заключается в точной передаче образа мира, вследствие чего у нас получается убеждение в его существовании как бы совсем независимо от нашего восприятия. На самом же деле, конечно, все это можно понять иначе: действием Лейца, 1 нрзб. Но все равно люди не помнят человеческое происхождение мира из творчества и думают, что аппарат дает нам мир сам по себе.
Я хочу воспользоваться этой особенностью фот. аппарата и доказывать светозаписью мои видения реального мира.
Стрелять бекаса на открытой пойме после тетеревиной охоты в кустах так же легко, как после бекасиной охоты стрелять по тарелочкам на стенде. В новом месте у меня закипает в душе.
Вечером в Чиренине мы стояли на утиной тяге, небо совершенно было закрыто тучами и, когда совсем потемнело, мы ушли. Но вдруг на небе что-то открылось, светлей, светлей и стала часть его, как светлое голубое сияющее море, а все остальное из тучи сложилось, как обрыв, и что особенно было хорошо и трогательно, это на светлом была единственная маленькая звезда: невозможным казалось, чтобы эта звезда была только просто светилом в холодном пространстве мира, нет! Нам верилось, что она была только небесным знаком каких-то существующих в наших земных человеческих сердцах отношений.
Сделать портрет Безродного как топографа. Он скептик и про себя хохочет над всеми охотниками, особенно, наверно, над автомобилем с нар. комиссарами, который поднимается и гремит его мостиком. Нам он рассказывал, надрываясь от смеха, об охоте на бекасов, как трое приехали с одной собакой и, когда она делала стойку, становились вокруг нее, а бекас улетал сзади.
Кто-то скажет: «Стараюсь не только не называть имени Бога, но даже и думать об этом как можно меньше, потому что имя Бога разделяет мир надвое: половина собирается возле Бога — ангелы, святые и разные угодные люди, половина возле Врага, его сторонники — дьяволы, бесы, черти, чертенята, и начинается война. Что же, раз есть из-за чего воевать и приходится неизбежно — пусть! Но чаще бывает, человек едва имеет времени для устройства мирских своих дел и совсем не склонен к войне и, главное, не из-за чего ему вовсе и воевать, а церковная настройка заставляет его тоже представлять себе мир разделенным на враждебные части…»
6 Сентября. Все мы ходили на Туголянское озеро. Нашли с Петей второе озеро, которое было немного меньше 1-го (большого), скажем, ⅔, и было не круглое, а в виде пирога.
N — берег боровой, ближе к озеру бор молодой, несколько сот шагов от берега просека и за ней старый бор, по этой просеке и надо идти к озеру от тропы в д. Ширяйку, приблизительно с версту от р. Шусты. На месте сворота мы сделали на дереве четыре зареза.
Начались осенние медвяные запахи тлеющей листвы, показались там и тут багряные ветки молодой осины и под ногой лист березовый золотой и красный осиновый с каплями росы. Озими везде позеленели. Наша прогулка от 7 ут. и до 7 вечера. Вернулись с ягодами, грибами и тетеревами. Чудесное настроение было, но по возвращении узнал, что утонул охотник, учитель Фед. Степ. Автономов, мы полагаем, что он утонул, спасая московского (или сергиевского) гостя. Его нашли на плесе, под мышкой у него было весло, на которое он опирался, стараясь выбраться из тины, быстрик развевал его волосы в струйках… (вода во рту, а глаза видят).
Несколько дней тому назад я рассказывал И. П. Елкину о жизни одного охотника как примере свободы на земле для человека и в этой свободе возможности счастья. Это острое чувство свободы развивалось у меня всю жизнь и переросло зависимость свою от человеческих отношений. Гибель Фед. Ст-а (в тине, куда он медленно погружался, спасая другого охотника) открывает встречу моей свободы, переросшей человеческие отношения с тоже нечеловеческой необходимостью (смертью: тина). Второе в этой гибели — это страшное действие ее на живущих близких: жена учителя возвращается в родную деревню (Шепелево) как простая деревенская баба, вдова с маленькими детьми… Его последние минуты были наполнены борьбой — это не страдание, это жизнь, последний момент борьбы, крик «погибаю!», потом мгновение, равное вечности, оно не так страшно, я испытал его: легче и лучше так просто остаться, чем бороться: не стоит моей борьбы то, за что нам внушили бороться. Жизнь не стоит борьбы за нее — и после нескольких хлебков воды сознание исчезает. Все это: борьба, мгновение, равное вечности, потеря сознания безмерно легче удара слов у родных: «он утонул» с последующей жизнью духовного калеки. Так выходит, что лично для себя смерть пустяк, значащий не больше маленькой (неопасной) операции, но для других…
Вот еще: скоро год умирает Александров — ему почти ничего, что-то установилось, — жена извелась…
8 Сентября. Они утонули в предрассветный час 5-го Сентября, сегодня их похоронили.
1 нрзб. — Автономов.
На полях Начало: Слух о гибели Автономова.
Железная лодка. Начало: Московские думают об этих лодках как лодках: что на них можно спокойно сидеть, повертываться. А это не лодки, а скорее велосипеды: надо приучить себя к мысли о постоянном равновесии.
В Заболотье старые охотники постоянно спорили с теми, кто поддался моде и завел для утиных охот железные лодки. Говорили заступники старых долбленых челноков, что деревянная лодка опрокидывается, и за нее можно держаться, а железная, как ключ, на дно идет, железная лодка — могила. Заступники железных лодок говорили, что легче она, скользит по резуну, и вода в них никогда не сочится, сухо сидеть.
Чистый кол.
От отца я ушел к чистому колу.
Стрежень. Кладное плесо. На месте гибели человека утки, и где-то недалеко стреляли живые охотники. Что значат колы? Мыс, плотик. Какой Давыдов? Стрежень 12 арш. глубины, а на месте гибели: волосы из воды. Страшная музыка.
Начались речи:
— Хотя охота считается забавой, но т. Автономов умер на своем посту и завещал нам соблюдать его дело.
— Сегодня тов. Автономов в последний раз уходит от нас навсегда и говорит нам: «Соблюдайте мое дело и проводите его в жизнь».
Мальчик стихами: «Умер и, утопая, не кричал».
На полях Красные бойцы. Московские не знают, как на этих лодках сидеть.
На полях В кусту слышал: не бойся, спасемся.
Спор о том, кто кричал «утопаем». Вернее всего, кто сидел в кусту, он же потом вместо крика стал стрелять (стрельба никого не призовет). Кто стоял на берегу, бросился в село, послали к Мореву, тот не поверил (сказал Иудину, Иудин сказал Сударкову и пошло…): «Вымокли и ушли в Морозове», но все-таки пошел, а там лодки нет, за лодкой пошел к озеру (сколько и какие плесы ему пришлось проплыть — понятие об озере, а также понятие о крае): шел из Сергиева, в Зимняке говорят: Авт. утонул, не поверил, вымок, он постоянно тонет, потом в Мергусове, в Копалове (Чумаков), в Смолине — все не верил, автомобиль Томского остановился: Томский не поверил, и с ним был красный командир Ив. П. Елкин: ерунда! описать и характер Автоном., и железные лодки, и охотников утиных.
На полях Изобразить охотника в чувстве свободы и смерть его как необходимость.
Красные похороны как неизбежное из сложившихся отношений: на одной стороне поповство, на другой большевизм… Мать провожала, жена рожала третьего, сестра с ума сошла.
На полях — Хорошо ли бьет ружье?
— Нет, когда вычищу хорошо.
— Часто ли чистишь?
— Нет.
На полях Говорили, что жена Автон. рожает, а это рожала жена Давыдова.
Телеграмма Раевского: «Организовать взвод охотников».
Что значит «правый фланг» (Елкина спросить).
Страшная музыка: музыканты все могут: их лица, их пальцы — все могут; встреча автомобиля народом. Звонок на фабр, непрерывен. Мих. Мих., на правый фланг! Красный командир великолепен, а когда кончилось, с трудом могли найти Ивана Петровича.
На полях Музыка не полная: всего 22 человека, а приехало 7.
Взяло. Иудин, ныряя, достал ружье Давыдова, торчком стояло. Ружье Автономова и сырые патроны, бельгийская бескурковка, недавно завел, патроны сырые — возьмет. Ушел. Взяло.
На полях Его ружье берет сильно.
Сменивший красного командира шут из Болеботина. Шапку на крест, зажмурится, пли! Все удивятся, а потом в разную. И опять ученье. И по крестам.
Красный командир, его жизнь в боях, в Карелии: так глухо, так дико, что мне показалось даже страшно умереть… «Вы не охотники, а бандиты!» — сказал И. П. в трактире, всем охотникам зараз. «Стреляйте куда хотите, верьте, во что хотите, а кресты нечего вам трогать, надо серьезно думать о красных похоронах и делать их, а кресты вас не касаются, не вами поставлены и вам не поручены, вы бандиты!»
На полях Говорили, что тело испортилось, что даже лопнул живот (того же происхождения, что: пьяные утонули), а он был такой свежий, что нельзя было принять за покойника.
11 Сентября. Иван Постный. Крепкое утро. Небо, как точеное. Близко от села токует осенний тетерев. Стая голубей вздумала сесть на колокольню и спустилась на зеленый купол. Голуби не знали, что звонарь, черный человечек в пролете колокольни, уже раскачивал язык. Когда черная чугунная дубинка, наконец, дошла до медного края и ударила, голуби так и посыпались, но скоро одумались и, не обращая внимания на звон, спустились на колокольню.
Вечер вчера.
Облака еще по-летнему громоздились, но как-то очень уж сильно, так что солнцу не было места, и оно матово светило между спайками белых и синих громад. Только перед самым закатом, как лазурное плесо, очистилось на западе место, и лучи полились на болото, а облака расцветились, стали такими прекрасными, что если
