уже обсыхает.
Мещанство в дворянстве (Огневы). Точно так же и у коммунистов в тылу иногда встречаешь чопорность, надменность и глупость, — три кита мещанства.
24 Апреля. День великой красоты. Тянули вальдшнепы.
25-го укушена Нерль.
Три дня во гробе{233}.
С 26–29 Апреля от заседания редколлегии в детском отделе… про встречу с солнцем в Карбушинском парке.
Все птицы ужасно старались, но они не пели в моей душе, а щебетали. Пришел в место, где весь лес лежал срезанный, а тетерева вокруг токовали.
Гепеусиха и гермафродит Боря: каляевские уроды, сифилитики, женщина с исправленной маткой, онанисты и даже гермафродит (пенис — наперсток, щелка узкая — нельзя), который вечно онанирует и ржет, вся эта публика конвейером делает теперь ту самую троицкую игрушку, которая раньше имела печать Лавры: теперь это красная игрушка.
Долой, долой все пустяки, шуточки: что птицы поют, деревья распускаются, теплый дождь весенний падает…
Солдаты поют: «Свободная страна!»
Совет умного человека и 1 нрзб. моей капельки крови непобедимой силы вернули меня к жизни: 29-го я послал телеграмму, ударная книга должна быть написана.
На полях: Ребенок по улице бежал за мной и лепетал, я спросил, что ему надо, а он спросил меня: «Ты не поп?»
Когда увидел этот свет и отлегло от души, то вдруг понятен стал птичий язык и дорог, и главное понятно стало, что это не просто птицы, и люди, да, вот как это удивительно просто вышло: голоса птиц весенней порой — это голоса людей, наших предков…
1 Мая. Все эти дни солнце грело, как летом, вдруг после зимы стало жарко в одной рубашке; раскрылись почки, зацвела ранняя ива, волчье лыко, и на иголочках, значимость которых определяется только числом, засверкала первая роса.
Тактика Бострема есть общая тактика решительно всех: так получается, что живут люди вдвойне (Л. сказал: «такой разговор я в год раз имею»). Первая форма «отсиживаться и залегать» в пустыне кончилась: пустыни вскрыты; вторая форма: отсиживаться, прикрываясь каким-нибудь делом, но дело-то ведь надо же делать, как требуют, и надо делать хорошо; из этого и выходит жизнь вдвойне.
Как я живу? Живу, укрываясь делом, которое понять и разобрать до сих пор не могли; пожалуй, я даже и не укрывался. Я просто жил за счет своего таланта, меня талант выносил. Но теперь слышатся голоса: «нам не нужно индивидуальных талантов и личных качеств, — ведь таланты как грибы растут при дожде, будет дождь — будут грибы; так и нам нужен социальный дождь, а не заботы об отдельных писателях, будут созданы условия, а таланты вырастут сами».
Разве это неправда? Конечно, правда. Но я, занятый обязанностями в отношении своего таланта, не имею большой возможности определять социальную погоду, если я займусь погодой, а не 1 нрзб. своим — то что же это будет?
2 Мая — провел в Дерюзине, где только что организовался колхоз; церковь закрыта; в 1-й день Пасхи в деревне шла «раскулачка» — одних раскулачили, другие от страха быть раскулаченными бросились в колхоз, беднота не пошла (ей нечего бояться). Молодая женщина говорила: «мысли раскинулись и не собрать, выйдешь из дома и хватишься: «зачем это я вышла?» вернешься домой: не вспоминается; другим займешься чем-нибудь, поставишь чашку на стол, и вдруг вспомнишь то, выйдешь, а когда вернешься, вспоминаешь: «да зачем это я чашку водой налила и поставила на стол»».
Так совершается пролетаризация деревни. Саня говорил: «Вот вы шли сюда по своему желанию, а у меня теперь своего желания ни в чем нету, мне самому жить нельзя». А раскулачивают 18-лет. мальчишки, которые ничего в человеческом деле не понимают.
Разные люди и разные деревни: есть люди, которые бросаются в петлю, есть которые решаются бороться до голодной смерти, но не вступать в колхоз; но определяют поступки отнюдь не идеи, а состояние хозяйства данного лица, напр., Егор не идет потому, что у него восемь работников (дети), а в колхозе будет два, он и жена.
Четыре месяца хлопот, расстройств и, наконец, фининспектор сбавил налог: подох, налог вместо 1500 руб. — 300 р.; культналог вместо 600 р. — 8 р. Сколько потрачено времени, чтобы доказать фининспектору необходимость в отношении писателя считаться со специальными узаконениями. Точно так же, сколько творческого времени нужно истратить, чтобы обороняться от теорий творчества, создаваемых ежедневно людьми, иногда ничего не создавшими и претендующими на руководство худож. литературой.
6 Мая. Лева едет за сывороткой. Вечером прививка.
Мания или реальность Кащеевой силы? Ну, как же не реальность. Вот, напр., «Г. на волоске». — «Как?» — «А разве не читали «На лит. посту»?{234} Почти совсем разъяснен». Что значит «разъяснить» писателя? Значит это прекратить его деятельность. Вроде как бы подкоп ведется под тебя — разве это не страшно? Пора покончить с этой зависимостью от лит. заработка (кстати, ведь и бумаги нет). Буду переключаться на фото-работу и пенсию; буду иметь в виду поехать в экспедицию фотографом, а также изредка и печататься. Так стушевываются и замирают последние из могикан.
9 Мая. В ночь на 7-е мы с Павловной ходили в Бобошино к Марахину, переночевали и 8-го к обеду были дома. Распускаются березы. Снимал в овраге последний старый снег, грязноватый, волосатый и такой крепкий, что только ломом возьмешь.
— Колбаса, какая колбаса? ну, конечно, верблюжья — верблюд горбатый, колбаса должна потом вонять — нет! не возьму верблюжьей колбасы, давайте ландрину!
Парень босой шел, но с портфелем. Вдруг дерево рухнуло где-то в лесу. Парень крикнул:
— Это ты Артамон?
— Валек! — ответил голос из лесу, — иди сюда!
— Некогда, спешу!
— Поди!
— Не могу.
— Подожди.
— Не могу. — Голос приближался.
— Подожди!
— Не могу, а что тебе?
— Купи в Сергиеве полкило ландрину, чай пить не с чем.
Если бы наш социализм явился как средство преодоления мирового капиталистического штампа, от которого тоскует душа всех нас, хлебнувших из блюда большого творчества большого синтеза, то можно бы все простить: революция, разрушение… ведь это разрушение каким-то очень сложным путем вызывает внутренне бессознательно-созидательную работу. Часто разрушительные мотивы столь бессмысленны и отвратительны, что возмущаешься всей душой, а когда разрушение совершится, вдруг оказывается, что жалеть-то нечего. Так вот я целый год мучительно переживаю уничтожение колокола Годунова, вот теперь начинаешь передумывать сложившееся представление о Годунове, и как будто мерещится смысл в разрушении колокола, в этой «динамической» смерти самого Годунова. Из «ничего», оставляемого разрушением, создать новый необходимый смысл в пережитом, и вот этот процесс неизбежно приводит к тому, что ищешь выхода из всего факта революции. На этом сходимся мы все — что европейско-американская культура количества (числа) и вместе с тем падение качества вещей, исчезновение надежды на глубокое счастье в творчестве — что все это нам не мило. Но вот мы, желая преодолеть то, догоняем материально Европу, чтобы этим материальным оружием уничтожить фетишизм 1 нрзб. и денег. Но, догоняя, мы заражаемся этим фетишизмом, отравляемся военщиной, стандартом, теряем из виду исходные пункты революции до полной потери всякого смысла. И когда я говорю, что коллектив должен так же любовно относиться к машине, как ремесленник к своему инструменту, то на меня набрасываются за то, что я посмел взять сравнение из ремесленного мира, окончательно у нас запрещенного. Или когда я говорю против капитализма Америки, все начинают прославлять небоскребы и проч.
Во всех этих глупых возражениях, выходках таится забвение революции и простое стремление к скорейшему мещанскому счастью. Тем наверно все и кончится, если только не возгорится новая мировая война…
10 Мая. Приехал вчера Фадеев с мануфактурой. Рассказывал, как рабочий отвратительного вида и, вероятно, выпивши в трамвае ехал и зачем-то встал со своего места. В это время прилично одетая старуха метнулась, чтобы занять его место, он же, отстранив ее, сел и стал ей говорить, что, мол, довольно посидела, теперь постой, а я, рабочий человек, посижу. «Стой, стой! — не унимался он, — вот я нарочно еще свою остановку проеду, я нарочно буду ехать по всей Москве, а ты стой и стой!»
Удручает в этом рассказе, что всем в вагоне будто бы было очень плохо, «все носы повесили», а никто не встал и не предложил старухе свое место.
На стройке машина и учеба, в тылу великое страдание и церковь. Жизнь так и раньше шла, только теперь погуще…
Нельзя все близко к сердцу принимать — не надо!
Глупо и смешно обижаться на революцию, и это ведь не легко: обижен, а обижаться нельзя. Но, в конце концов, тебе-то после обиды хотя сознание остается, расширяемое все больше и больше в опыте. А тем, кто обижает, ничего не достается, действуют и проходят, совершенно не понимая, что творят.
14 Мая. Мужик ведет от ветеринара корову, сам пьяный, корова еле идет. Ветеринар признал у коровы малокровие, а мужик напился перед вступлением в колхоз: там уж того не будет.
Получается теперь так, что все, кто когда-то словом или делом стоял за революцию, теперь как бы получает возмездие: Ленин был наказан безумием и потом мавзолеем, Троцкий сослан, и так все вплоть до нас. Новая жизнь начнется, вероятно, когда все имущие память о прошлом вымрут, — вот уж воистину «жизнь за царя».
Общее, всенародное состояние духа у нас выражается словами: «работать не хочется, руки отваливаются».
Сегодня Горький приехал, встречают, как царя. В «Правде» поместили этот портрет под Сталина — вот до чего!
Дорогой Алексей Максимович! Приветствую Вас и жду хорошего, свойственного Вам дела охраны искусства даже и в такое время, когда не до него.
При случае заступитесь за моих зверей: ведь писателей-анималистов на всем свете раз-два и обчелся, а между тем предъявляют требование генеральности линии и в поступках животных. Я стараюсь подойти к своим зверям путем достижений в области звероводства. Дан первый очерк «Звери и Люди»{235} в «Наши Достижения», вместе с этим отправляю второй. Считаю в области биологии величайшим достижением наш Зоопарк с Мантейфелем во главе. Хочу им заняться основательно, написать книгу вроде Арсеньевской «В дебрях». Мантейфель соглашается мне помогать. Что вы думаете, если по мере накопления материала я буду печатать его в «Наших Достижениях»? Мне думается, журнал от моих зверей повеселеет, ведь через моих зверей люди видны, а через машины нынешних механизаторов искусства вовсе не видно людей: котлы, колеса, а людей нет, и оттого лиц нет и качества.
Или же, считаете, что теперь не до зверей. Напишите мне, или встретимся и поговорим. Напишите, где встретиться и когда, а то теперь до Вас не долезешь.
Второе.
Дорогой A. M. (Это послано 15-го Мая.){236}
Читал Ваши громы и молнии (в «Известиях») против загрязнения литературы и, как с фактом, согласен. Но,
