его, а в конском навозе находит экскременты тех лошадей, которые кормились бобами, — вот это самый ценный навоз; так вот, попробуйте механизировать китайскую обработку навоза!
Русский смотрит на грядковую культуру китайца, вроде как бы мы смотрим в микроскоп. Русский воспитан на размахе. Шел за соболями в Сибирь и, отбирая шкурки, как ясак, завоевал всю Сибирь. А земледелие в Приамурье? Наши отдавали новь корейцу или китайцу, те собирали три урожая, а потом с возделанной земли собирал русский. Вот почему при виде земледелия корейца, обреченного весь год есть чумизу{260}, русский смеется над «чумизником». А сам живет гораздо хуже… Так на русского большевика со всех сторон наступает трудовое мещанство, с запада немцы, с востока китайцы. Интересна не русская встреча с китайцами, а немецкая.
Было время, когда правительство покровительствовало внедрению китайцев и корейцев в Приамурье, но потом раскаялось в этом, и началась обратная политика. Сов. политика вначале, конечно, ликвидировала имп. политику. Вот за этот промежуток возгорелась рисовая авантюра. Теперь, наоборот, корейцы, как японские шпионы, взяты на мушку. Рисовая культура повисла в воздухе, начался разговор о том, что рис портит почву и, ежели рис, то не лучше ли сухая культура, пусть она даст урожай не 200 пуд, а 60… и пр.
Большой размах — все равно, что теория, а малый размах — это практика. Русские — теоретики, немцы — практики.
Когда вода в море спокойна — это не остановка жизни, а отдых могучего существа, все живое в океанском мире должно неустанно жить, чуть остановился, и ты обречен на погибель. Вот мы сегодня осматривали акулу. Она была еще живая, но глаза были выедены и кое-где на мягких местах пятнами бесчисленные маленькие рачки, поедающие мясо еще живой рыбы. Разве эта мелочь посмела бы напасть на громадную рыбу, когда она полна сил. И вот она попала на крючок. Она еще была жива, еще билась, но уже была обречена, и на обреченную можно… Так в океане жизнь ни на мгновение не должна снижать своего течения. И когда бывает спокойна вода — это не остановка движения, это отдых могучего существа.
Много, много лет, отдаваясь впечатлениям от украшений поверхности земли, я, считая, что смотрю на лицо природы, лицо земли, очень удивлялся, почему после первых приятных впечатлений внимание к этому пропадает, а многие люди совсем даже и не обращают внимания.
Через много лет я, наконец-то, понял, что это не лицо, а это у земли зад такой, а лицо…
Русские моряки славятся не тем, что хорошо плавают, а то удивительно, как некоторые в море могут выплыть из беды в крайних случаях, и вот этих людей называют героями, а у нас в небыстром плавании надо уметь не выплыть из беды, а просто плавать — и так повелось, что в плавании не видят геройства.
Зверей потому интересно наблюдать, что через них себя, то есть человека, понимаешь в глубине, без прикрас и обманов. И не знаю, верно ли это, но я постоянно при наблюдении держу такую мысль в голове: какое бы ни было в природе живое существо, где-нибудь оно сохраняется в человеке, если и не в физическом виде, то хотя бы в психическом. И это до того верно, что стоит назвать зверя, и сейчас же по нем видишь и человека. Скажете — ящерица — и сейчас же она является в виде человека, крокодил, бык, корова, волк, баран, змея, голубь, ласточка, курица, галка, воробей, улитка, 2 нрзб., комар, муравей, пчелка — все люди. Правда, есть целый ряд зверей еще не открытых в человеке, например, песец, но стоит присмотреться к их жизни, и сейчас же открываются давно знакомые типы. Говорят, в глухой тайге есть деревни, где туземцы сотни лет из поколения в поколение занимаются охотой, кто на медведя, кто на белку, кто на оленя, кто на изюбря и лося, и все будто бы, кто из поколения в поколение медведем занимался — сам стал походить на медведя, кто белкой — на белку, кто лосем — на лося.
А что уж все наверно знают в деревнях, что и старые люди, в особенности женщины, ужасно начинают походить на галок, сов, ворон.
Кавасаки перевез нас с Путятина в бухту Разбойник в 9 у., но «Желябов» не пришел до 8 веч., и мы сидели на берегу бухты Разбойник даже без крыши до вечера. К счастью, погода была хорошая. Я достал чайник, вырезал в кустах рогульки, собрал дровец и стал готовить чай. К огоньку стал подваливать народ: кинооператоры, китайцы-1 нрзб., радистка, умеющая говорить по-западному и по-восточному, дама с лотосом, охотник Горовой психотехник, корейки с подвяз. детьми, лишенный голоса китаец, два осужденн. с о. Аскольда: завидовали их сапогам и говорили: вот им хорошо, с рыбного завода дама. Китаец: жень-шень.
Каштанка, старая собака, говорят, будто бы умеет различать хороших людей от дурных: хорошего человека понюхает и отойдет, а плохого укусит. Леонид Иванов, экономист, выдумал себе работу: вычислить процент людей хороших и плохих. У него получилось, что людей плохих по Каштанке — 49 % и хороших — 51 %, из этого вывел заключение, что 49% людей хороших уходит на погашение, и таким образом равновесие мира возможно при 49 % хищников и 49% их жертв и только 2 % людей движут мир вперед: из сотни два! Эта же Каштанка может отличать корейцев от китайцев.
31 Августа. Сидеми. Приехали в 12 д. Опыты на рост пантов (европейцы научно, встреча культура, а с рисом в грязь). Фенолог. 2/3 оленей к 1-му сентября переменяют прекрасный летний наряд на скромный брачный. Почему нельзя купить банку сельди на промысле и засолить? Еврей — таежник.
31-го вечером мы поднялись на гору, чтобы наметить участок, в который в ближайшее время будут выпущены еноты. Нам были видны и олени домашнего питомника, и олени парка кое-где на просеках. Парк был очень избит оленями. Саженцы кедра, переросшие свое назначение, были с объеденной оленями корой. Жень-шенник Янковского тоже был избит оленями. Управляющий пытался найти хоть один живой корешок и не мог найти. Вечером было заседание с рабочими о переходе на полупарк, для чего должно быть изловлено и пущено в заповедник Сузухе 500 оленух. Говорили о том, как их изловить. Ночевал в хозяйстве и пил чай у заведующего. Латыш по фамилии вроде Пеливзир. Чем раньше занимались? Тоже администрировал. Оказалось, он фармацевт, был зав. Здравотделом, старый парт, работник. Большой дипломат, как впрочем, и все партийцы. Психика такого «администратора» (партчеловек) и научного работника, «спецчеловек». Спецчеловек имеет ориентацию на далекое будущее, потому что опыт его иногда длится больше его жизни, и туда он относит свое упование, что же касается сегодняшнего дня, то он непременно должен сомневаться во всем, как всякий работник науки. Напротив, партчеловек непременно должен быть готов, чтобы дать ответ, что все хорошо. Так вот с опытами над действием пантов. Мы говорили со спецчеловеком Миролюбовым (Исаак Иванович).
Был заключен договор с эндокринологическим институтом. Дали ответ на маленькой бумажке, что в пантах есть признаки сперматина. Миролюбов называл этот ответ возмутительным, и нельзя не возмущаться таким отношением, если знать, что мы торгуем пантами, что если все равно, чем ни торговать, то ведь выгодней всего сеять мак и продавать опиум. Так спец. выразил свою большую тревогу, а партчеловек сказал, что все благополучно и существует «договоренность», что он сам лично во Владивостоке договорился с деканом мединститута и т. п. Очень подозреваю, что нынешнее предпочтение экономики перед биологией происходит потому, что посредством экономики скорее можно дать результат, конечно, цифровой пример студента-экономиста, ничего не понимающего в Приморск. природе и делающего проект оленника. Но вот по вопросу о бочке селедок нечто другое. Спец. сказал, что здесь на море громадные сельдевые промыслы, между тем нельзя себе достать на зиму бочонка селедок. На это парт, сказал, что селедки направляются в Центр, где, конечно, нужда в них больше, а если для нашего совхоза нужны будут селедки, то всегда можно сговориться, и нам дадут. Таким образом, ясно выходило, что спец. говорил о бочонке в личную заготовку, а для парта ничего личного как бы не должно было существовать…
31 Августа — 4 сентября. Сидеми. К первому сентября лучшие старые рогали свое яркое солнечно-защитно-пятнистое одеяние переменили на скромное зимнее. Фазаны из бурьяна стали перебираться на азиатские пашни. Пролетел табунок маленьких куликов. Конец виноградной лианы, огромной, обнявшей и скрывшей собой совершенно высокий и просторный грецкий орех{261}, побурел от осени, стал такого цвета, как переспелый виноград. Надломленный прошлым тайфуном листик этой лианы трепался все сильней и сильней. Исаак Иванович обратил, вероятно, на него внимание, или может быть, что-нибудь другое подобное навело его на мысли, он сказал:
— На тайфунчики не обращайте внимания, еще один или два, и вернется чудесная погода, и весь сентябрь и октябрь, а может быть, и половину ноября будет стоять наше осеннее лето.
Вечером пошел дождь, и ветер поднялся и креп, превращаясь в тайфун…
Закупоренный тайфуном в даче Бриннера{262} сидел я без чая, без книг и думал о прошлом владельце Бриннере, недавно убежавшем в Китай. Все построено было дельно, только с тем немецким вкусом, который убивает всякую эстетику. В этой безвкусной, однако, удобной даче, устроилась внизу дальневосточная испытательная станция. Там был уже теперь микроскоп и еще кое-что, и на стенах развешены были оленьи рога. Но электричество было еще без тока, водопровод без воды, фонтан не бил, термометр висел без ртутного шарика, в комнатах, отлично сохраненных, но пустых, там лежал тюфяк, там одна кровать без всего, там столик был и стул. Детская клеточка лежала на балконе без птички. В саду были как будто фруктовые деревья, на самом же деле это были обманчивые здешние лесные дубы, совершенно как яблони, орехи и бархат. Летали черные птицы, по крику похожие иногда на ворона, иногда на ворону… Остались, было, на клумбах последние цветы, лилии и маргаритки, но вчера на катере приехали женщины из Дальлеса и все их оборвали и увезли с собой. Среди интеллигентного мещанства распространено мнение, будто безвкусная немецкая дача верх красоты. Так же думает и студент, молодой коммунист, страшно довольный, что Бриннер сбежал и оставил такое великолепие. Особенно глупо стоит на скале эллинский портик. Нужно ничего не понимать ни в красоте, ни в живой природе, чтобы тут, где природа похожа на первый хаос первого мироздания, где на глазах тайфуны и волны обваливают громадные скалы и
