человека-птицу. В какой-то комиссии мы подбирали русское слово для пилота, и я предложил цирковое «полетчик». Потом стало летчик…

И вот прошло время, четверть века. Летают аэропланы, рычат, и люди не дают себе труда поднять голову — поискать его в небесах.

Я сказал Леве:

— Какая неприятная, злая вещь и как-то совсем чужая.

Лева на это:

— Но представь себе, что аэроплан у тебя свой, как фотоаппарат.

Пришлось подумать.

— Фотоаппарат, — говорю, — маленький, ему не завидуют, но аэроплан, если мой собственный полетит — мне да… мне было бы очень хорошо, если бы не совестно: я ведь наверно буду знать, что лечу один, что человек у земли холодной, снежной, идет злой, у земли, разогретой солнцем, завистливый. Мне бы такое обладание не только не доставило радости, но лишило бы последнего счастья, доставляемого мне скромным трудом… Вот если бы о моем собственном аэроплане я мог бы сказать: это наша машина.

— Как железная дорога? — спросил Лева.

И тут мне опять пришлось задуматься, потому что на своем месте сидишь в вагоне и в то же время наша дорога: все едут. Но никогда не чувствуешь к железной дороге, к нашему, того, что к своему? Ответ: потому что эта дорога создавалась без моего личного участия.

Моспушторг.

Егоров:

— Зайдите… Некогда, говорите, убили лисицу. Зайдите, вышло… такое, 30 лет окладывал лисиц, и не было такого.

Я зашел. — Ну, что же? — Зайца обложил. (Обложили лисицу, стали затягивать, увидели выходной след — выругались! Пошли по следу, обложили и оказалось, — это заяц вышел из оклада, а лисица осталась на старом месте.)

После манифеста мало-помалу определяется положение: сразу вскочили цены на деревенские продукты, это значит, мужик стал продавать в пользу себя, а не распродавать ввиду коллективизации. И заметно многие перестали думать о войне, что, по всей вероятности, и более верно: не будет войны. Сколько же порезано скота, во что обошелся стране этот неверный шаг правительства, опыт срочной принудительной коллективизации. Говорят, в два года не восстановить. А в области культуры, разрушение всей 12-летней работы интеллигенции по сохранению памятников искусства?

14 Марта. Чуть подморозило. Пасмурно. Ветер. Зоя и мы с Павловной едем поздравить Дунечку.

Дела: с приезду ½ 12-го) Павловну с Зоей за «Лейкой». Я в «Федерацию», в «Октябрь».

Дунечка больна. (Справим ли еще именины?) Видел Маню Игнатову. Умер Анат. Алек. Александров.

15 Марта. Вернулась зима.

Второй манифест. Все злодейство этой зимы с государственной точки зрения названо «исправлением партлинии»{53}.

Вынос Александрова.

16 Марта. Валит снег.

А. Н. Тихонов (я говорю о нем, потому что он, Базаров — имя им легион) все неразумное в политике презрительно называет «головотяпством». Это слово употребляют вообще и все высшие коммунисты, когда им дают жизненные примеры их неправильной, жестокой политики{54}. Помню, еще Каменев на мое донесение о повседневных преступлениях ответил спокойно, что у них в правительстве все разумно и гуманно. «Кто же виноват?» — спросил я. «Значит, народ такой», — ответил Каменев{55}.

Теперь то же самое, все ужасающие преступления этой зимы относят не к руководителям политики, а к головотяпам. А такие люди, как Тихонов, Базаров, Горький еще отвлеченнее, чем правительство, их руки чисты не только от крови, но даже от большевистских портфелей… Для них, высших бар марксизма, головотяпами являются уже и Сталины… Их вера, опорный пункт — разум и наука. Эти филистеры и не подозревают, что именно они, загородившие свое сердце стенами марксистского «разума» и научной классовой борьбы, являются истинными виновниками «головотяпства».

Они презирают правительство, но сидят около него и другого ничего не желают. Вот Есенин повесился и тем спас многих поэтов: стали бояться их трогать. Предложи этим разумникам вместе сгореть, как в старину за веру горели русские люди. «За что же гореть? — спросят они, — все принципы у нас очень хорошие, желать больше нечего: разве сам по себе коллективизм плох или не нужна стране индустриализация? Защита материнства, детства, бедноты — разве все это плохо? За что гореть?»

Вероятно, так было и в эпоху Никона: исправление богослужебных книг было вполне разумно, но в то же время под предлогом общего лика разумности происходила подмена внутреннего существа. Принципа, за который стоять, как и в наше время, не было — схватились за двуперстие и за это горели. Значит, не в принципе дело, а в том, что веры нет: интеллигенция уже погорела.

На полях: Разум хорош, когда он идет в помощь вере, но когда он прикрывает равнодушие…

В редакцию журнала «Октябрь».

Пересмотрев дома вещь, которую я Вам предложил, я убедился, что в «Октябре» ее печатать не стоит: это не октябрьская (небольшая) вещь.

Месяц тому назад я был свидетелем гибели редчайшего, даже единственного в мире музыкального инструмента — Растреллиевской колокольни{56}: сбрасывались один на другой и разбивались величайшие в мире колокола Годуновской эпохи. Целесообразности не было никакой в смысле материальном: 8 тыс. пудов бронзы можно было набрать из обыкновенных колоколов. С точки зрения антирелигиозности поступок не может быть оправдан, потому что колокола на заре человеческой культуры служили не церкви, а общественности. И единственный в мире музыкальный инструмент — Растреллиевская колокольня могла бы служить делу социализма: на ней можно было играть 1-го мая революционные марши, и процессии рабочих под звуки революционных колоколов, единственных в мире, привлекли бы к делу социализма любопытное внимание иностранцев.

Я являюсь в религиозном отношении человеком совершенно свободным и разделяю вполне взгляд Перикла: чем больше богов, тем государство богаче. Я являюсь смертельным врагом того мрачного фанатизма, который, несомненно, живет в сердцах некоторых влиятельных членов партии и порождает те преступления относительно живой жизни, которые post factum называют искривлением партлинии.

Я готов с эпиграфом Сталина «снять колокола — подумаешь, какая революционность!» написать новую «поэму с фотографиями». Я напишу ее с темпераментом и без малейшего лукавства.

Если мне будет дана возможность высказаться, не озираясь на «партлинию», то я готов удовлетвориться не только гонораром пролетарского писателя, а даже и вовсе отказаться от денег, если их мало в редакции.

Обсудите с товарищами мое предложение и напишите безоговорочно: да, или нет. Если да, я приступаю к работе, нет — буду продолжать писание своей книги для маленьких детей.

Похороны Анат. Алекс. Александрова.

Червонка огулялась (16-го Декабря отел.).

Едет папа Римский. Рассказывала Мария Виссарионовна, что будто бы стояла она у шлагбаума, в ожидании проезда поезда, мужиковские подводы прикапливались. И вот показывается дрезина, в кабинке человек.

— Это папа едет! — сказал мужик. Другой серьезно ответил:

— Ну нет, папа еще через неделю приедет.

Слова Конст. Леонтьева: если только мужики попадут в католичество, то за папу они всю либеральную Европу расплющат{57}.

17 Марта. Мороз -15°. Сильный роскошный свет в снегах. Весь день фотографировал Мишку.

Первый раз в жизни открыл Америку. Шурик Филимонов рассказал мне, что похождения кота постоянно снимаются в кино методом мультипликации. Таким образом, вышло, что фотоаппарат привел меня к теме «Мишка» и выполнение задания фотографического привело в кино. В ближайшие дни надо там побывать.

Манифест и фельетон. Сталинский манифест «Головокружение» — пример всем литераторам, желающим влиять на жизнь непосредственно: добейся государственной власти, а потом напиши не жалкий фельетон, а манифест.

18 Марта. До восхода -25°. Весна света сияет{58}. С медведем хожу в снегах и такие вижу в лесах сказочные долины с голубыми тенями и через долину след лисицы — против солнца черный по белому, по солнцу белый по серому.

Что это, правда щелкнула белка орехом или мороз поиграл или так что-нибудь: мало ли что может в лесу… Но что же именно может быть, если не белка щелкнула и не мороз поиграл? Притаился где-нибудь человек? Нет, в снегах зимой после пороши птица-тетерка спускается погулять вокруг можжевельника, и то видно, зачем птица! мышонок пройдет, и то останется, бисерная ниточка на снегу, даже сухой лист скорченный упадет на снег и ветер погонит его, то от этого листа остаются тоже следы. Что же это, нет-нет и щелкает совершенно как если на очень хороший молодой зуб и крепкую челюсть орех попадет? Нет, беличьи следы с каждым часом слабеют, жарко идти, солнце жарит в лоб, пахнет солнцем, рубаха вся в поту, лыжи хорошо еще 2 нрзб.. Нет, и не мороз. Я не знаю что, и так пусть останется. Я не знаю, но есть много такого в (самой?) природе, чего не знаем…{59}

19 Марта. Третий сияющий день весны света провожу в лесу и фотографирую Мишку.

Вышел я довольно рано, солнце еще косыми лучами освещало снежную поляну, и голубая тень на вчерашнем моем лыжном следу от неровной стенки лыжни показывалась мне то неровной стеной хвойного леса, то городом с башнями, зубчатыми стенами и фабричными трубами.

NB. Снять веточку ольхи, зонтик.

Высшая математика. Теория относительности:

Он постиг (о. Павел Флоренский) самую высшую математику{60}, и ему было все одинаково: скажет кто, что Земля ходит вокруг Солнца или Солнце вокруг Земли. Если человек едет в вагоне и ему представляется, будто он на месте сидит, а бежит лес, то это так и есть, с точки зрения теории относительности — все равно. Или вот идет человек в лесу, задел шапкой за сук, и она свалилась, то это будет опять все равно с точки зрения математической сказать, как было, то есть, что человек шел и задел шапкой и т. д. или же, напротив, человек стоял, а дерево шло и задело.

Из этого, на мой разум, выходит не «подарок средним векам» (Флоренский о системе Птолемея{61}), а только что математика говорит об отношениях вещей, но не о самих вещах, искомое значение которых человек устанавливает только относительно себя самого.

Вероятно, так и надо «Мишку» писать, как «Журавлиную родину». Между прочим, дети отлично знают, играя, что они играют.

Дорогие граждане всех возрастов от самых маленьких и до самых старых, позвольте предложить вам игру мою с медведем из тряпок. С маленькими гражданами мне гораздо легче, они постоянно сами себе выдумывают разные игры, возьмут, например, полено и скажут: «пусть это полено будет будто медведь», и после того полено это живет в игре как настоящий медведь. Взрослые тоже постоянно занимаются игрушками и сказками, только им нельзя так прямо поверить, что полено по их желанию может быть медведем. Бедные взрослые люди! Они так забиты нуждой, что уже пользу свою, нужду, считают настоящей жизнью. Им нужно забыться от этой жизни, обмануться. Им нужно из полена очень похожего медведя с шерстью, с глазами и ушами, лучше, если он будет двигаться и рычать. А еще лучше пойти на охоту к настоящему медведю и считать это не игрой, а спортом, чем-то вроде