Барсову. Поснимав погребальные сосны с камнями на фоне моря в Запретной пади, я перебрался в Барсову падь, спустился почти к самому морю и без тропы перешел и с трудом одолел подъем по Барсовой пади, по Запретной обратно в Голубую. Солнце было уже над самым морем, когда я сел отдохнуть на лавочку сторожки Голубой пади. Пришел домой ночью при луне и застал полный разгром: как полагается, к Дулькейту набралось перед пароходом множество ночующих. Мне стало очень неловко, а тут Дулькейт передал мне приглашение студентов переночевать у них. У Дулькейта не было никакого умысла, но я принял как намек и решил уехать.
Ночью был шторм нордвест, но с утра ясно. Егерь доложил, что на том конце сетки с воли пришли два дикие рогача.
Так сама жизнь указывает способы обновления крови. И нужно сделать парк в самом обильном дикими оленями месте (Судзухе) и устроить так, чтобы дикие олени могли проникать к парковым оленухам.
Ходил фотографировать Малиновый ключ, который мне все как-то не удается снять хорошо. Горный ключ бежит, не обращая никакого внимания на ветер среди расцвеченных деревьев. Вот почему и не удается мне снять: впечатление цветовое так сильно, что не хватает спокойствия прочитать картину только и по свету и тени. Ветер обрывает хваченные морозом красные листья винограда, обнажает черные сладкие теперь после мороза ягоды. Особенно красивые розовые тона дают листья мелколиственного клена. И вообще я замечаю, что красного в здешнем осеннем лесу гораздо больше, чем у нас в средней России, где желтое сильно преобладает над красным.
В полдень на коне Поцелуе с Левчуком отправились увольнять егеря Покорного. Левчук намекнул мне, что причина политического свойства, что Покорный, по всей вероятности, есть «чушка-собака». «Что значит?» — спросил я. Он ответил: «Чехо-словак».
Эта поездка дала мне представление о Новом парке. Долгаль дал схему распределения оленух в этот момент — Старый парк, 2 — Сеннокосная и до Рисовой, 3 — Юго-восточный склон от бухты Астафьево до Высокого мыса. Рогачи держатся более в Новом парке по западному склону в левой пади и пади Белинского по р. Улунчу и до Высокого мыса более по северному и частично по Южному склону (в летнее время). После гона возле сетки по северному склону.
В Рисовой мы узнали, что Долгаль только выходит ставить нового егеря-красноармейца на место Покорного. Они пошли туда по сетке, мы же заехали на Хутор возле Андреевской бухты, доехали до р. Улунчу и долиной сенокосной р. Улунчу, часто спугивая фазанов, доехали до сторожки Покорного. Как могут устроиться немцы в тайге! И как неожиданно и мгновенно вся эта идиллия была разрушена. Долгаль говорил, что Гамовский парк весь продувается северными ветрами, и оленям хорошо укрыться можно только в Старом парке в падях Голубой, Запретной и Барсовой. Парк в районе Улунчу был покрыт низким дубняком, широкие листья которого теперь уже были завернуты в желто-серые трубочки — какое обилие зимнего корма! если только не засыпет все снег. Эта зимняя картина пастбища совершенно изменилась, когда мы приехали к Астафьеву ручью, тут многие дубки были совсем еще зеленые и часто были с листьями, краснеющими лишь по краям.
Когда мы выезжали от Покорного, был сильнейший шторм, и у нас был спор, ехать ли нам через хребет прямо, где сильный ветер, или объехать. Решились ехать через хребет, но когда поднялись, там было тихо: ветер кончал.
Ветер стих совершенно. Утром наблюдал оленей с Долгалем, вечером один.
18 Октября. а) Стоят ясные ветреные и холодные дни. В 10 у. через горное пастбище возле Орлиного мыса проходят олени и прячутся в кустах Старого парка. В пятом часу вечера они выходят снова из кустов и медленно движутся в район Астафьева, на местах, где есть корм — задерживаются, где нет — идут ходко своими тропами гуськом. Теперь на этих открытых пастбищах низко стелющиеся кустики азалии кровяно-красного цвета и среди всего желтого, всей желтой земли, кажутся пролитой кровью.
Стадо оленей одно, другое, третье. В большом стаде штук 70, среди них много рогачей и сайков. Вот один из рогачей направился к оленухе, она заметила и отошла, он за ней, она в рысь и то ныряет в одну кучку оленух — нет! он знает, какая она? и врезается за ней… Выбегает, он за ней, удаляются от стада, спускаются в падь, вот дерево, под ним густая трава, она ложится, он стоит и ревет скорее жалобно, чем грозно… И тут он дежурит долго, все стадо ушло, он будет до тех пор, пока она не встанет… В это время откуда-то со стороны из-за хребта показались рога, голова и весь черный громадный рогач. Он откуда-то идет и совсем один, быть может, он весь парк (18 верст) прошел в поисках, по следу шел, а может быть, ветер доносил ему запах, он идет, как будто знает, с сопки на сопку и прямо к тому дереву, где лежит оленуха. И когда он показывается, тот отступает, дальше, дальше… Новый становится на его место, а он, как этот, идет дальше, дальше в странствие.
Между тем стадо движется в Астафьево, и по пути постоянно рогачи ухаживают и гонят своих оленух до встречи с другим, более сильным, которому он обыкновенно уступает без боя…
Ветер летит, уши ловят, нос чует. Возле нас погуляли и остановились: впереди саек, в середине большая оленуха, назади оленуха поменьше. Старая оленуха верно определила место опасного запаха и шума, смотрела прямо на нас, младшая смотрела на Орлиный нос, саек просто вперед. Старая оленуха нашла возможность в виду дальности людей продолжить путь тем же осторожным шагом, но впереди стоял саек, она его толкнула — он стоял, тогда еще — стоит! нечего делать, она его укусила с досады и так, что шерсть полетела… Саек двинулся, и все пошли.
Вот бежит, бежит за оленухой, гонит, гонит ее, вот нагнал, и она остановилась, а между тем почему-то нельзя, он смущенно прямо по-человечески стоит и ревет почти жалобно…
Утром с Долгалем, вечером один. От м. Орлиное Гнездо мы дошли до Астафьева. На берегу моря сидел на камушке усталый от перелета кулик (вроде ржанки, по-немецки Regenlogen…) он потом пришел к самому дому Ив. Ив., его состояние я угадывал по своему собственному после поездки верхом на Поцелуе в Улунчу. Перелет вальдшнепов от 15/Х до конца месяца. Тяга у них с 10 Апр.
Мало кто знает, что у енотов кал очень скоро высыхает скорее всего и потому, если вчерашний кал в клетках неубран, то непосвященному кажется, он тут месяц лежит. Но кто же знает особенности жизни уссурийской енотовидной собаки? Во всяком случае, т. Матвеев не знал и по этому своему простительному незнанию набросился на директора…
Полуостров Гамов в разных частях своих разными ветрами продувается и потому, хотя и на одной высоте, но жизнь природы в какие-нибудь 5–10 километров друг от друга бывает совсем иная: возьмем, к примеру, местность по р. Улунчу по Астафьевскому ручью.
В сопках р. Улунчу теперь лист дубовый весь в серой трубочке, а у Астафьева только краснеет, и очень много даже вовсе зеленого.
Барсук — и видом и повадкой своей похож на медведя, а енот на лисицу. Енот зимует большей частью в барсучьей норе (сказал Долгаль).
История Гамова: из Песчаного, из Сидеми и Путятина привезли 500 оленей (в каком году? кажется, в 21-м). Теперь их 2500. В 25 г. по предложению Долгаля сетки перенесли (Новый парк), а в 28 г. у артели (Филипчек, Конрад) Гамов отобрали. Как Юрка Янк. надул брата своего Яна: оставил отец брату 200 оленей. Юрий подговорил сторожей, олени прорвались в парк, и Юрка их не отдал.
В субботу (17-го) мы ездили верхом на Улунчу ставить новых егерей и выселять Покорного.
Драки у оленей бывают в конце гона, когда остается немного непокорных оленух.
Ночью ветер доносил стук оленьих рогов.
Ведь как ухаживает! Кажется, чистая дружба, но, гражданин, дружбы, собственно говоря, нет никакой: каждый под предлогом дружбы норовит сесть верхом.
Иной олень не сразу попадает и вскакивает несколько раз.
Орлиный мыс и остров Томящееся сердце окружены погребальными соснами.
Снимок: старые манзы (мыс Астафьевский).
22 Октября. Возвратился во Владивосток.
Сегодня шел по улице Ленина — мостовая умощена камнями с кладбища… нашел имя своей невесты… как ссорились мы с ней из-за рабочего движения, я был революционер, она целиком была против рабочих и даже нарочно затыкала нос, если рабочий входил в трамвай. Я бессилен был объяснять ей, что при вере в новое будущее человечества исчезают запах и грязь рабочего человека, что не в этом дело… Довольно, пора и тебе на мостовую рядом с возлюбленной…
23 Октября. Утром (ночью в гавань не пустили) приехал с Гамова в город. Получил радостную телегр. о Пете. Денег у меня 1800 р. Через неделю выеду и в полов. Ноября буду дома. Сегодня хлопоты: белье, столовая, номер, комбинат.
Гон.
12 Окт. выехал на Желябове («Капитан Желябов») Вас. Ив., матрос: «Жизнь была никуда не годная, а матросы на удивление, нынче жизнь отличная, а матросы — вырождение». — Красота? вы говорите о чайках, понимаю. Все это туман — дунул, и нет ничего. На берегу, край — это да, а на море — вот вы, вот я, Желябов, и пристал к берегу, шапки снимали, поклонился, и нет ничего. Пар! Чайка!
13 Окт. После ночевки в Посьете на пароходе поиски Кувасаки в Зарубине. История с ГПУ и с молодым мотористом (текучесть, итал. забастовка: бесконечная сеть). Старый опытный моторист увез в море. Ночевка у Суханова (в Андреевской) с двумя морск. гепеушниками, купившими корову в совхозе.
14 Окт. Пешком на Гамов. Гепеушники и корова. Том Цой — егерь, преемник Янковского, жизнь оленя в его рассказе. Встреча с Долгалем (флюс). Встреча с Вас. Иванов. Левчук 1 нрзб. Юлия Ивановна на увале. Беседа с Дулькейтом. Поход с ним в Астафьево. Гуси, барсук, съедобные 1 нрзб.. Звезды.
15 Окт. Утро по лесенке. Гон. Рев. Фазаны. Обход падей (Голубая, Запретная, Барсова). Сюрприз у Дулькейта (полон дом гостей). Моя подозрительность: Дулькейт хочет сплавить, и решение уехать.
16-го. Утро в ожидании парохода. Левчук не пустил. Водворение в Совхозе. С Ив. Ив. в бухте Теняковского.
17-го. Ветер. Утром беседа с Долгалем. В обед поездка к Покорному верхом.
18-го. Утро с Ив. Ив. в бухте Теняковского прошли до Астафьева, и завтракали. Вечером ходил сюда же самостоятельно.
19-го. День отдыха. Это не работник, кто отдыхает в день отдыха и считается с 8-ю часами рабочего дня.
