последние колокола, и звон совсем, как в Москве, прекратился («бес¬покоит рабочих» — и правда!) Но говорят, что в Подсос-нине, в Шарапове еще звонят.
Вспоминаю из беседы с библиотекарями, что кто-то благодарил меня за «мужество оставаться самим собой»
590
и другие это горячо поддержали. С другой стороны, мне кажется, народился и воспитался тип полуинтеллигента, преданного без всякой одумки правительству, как, быва¬ло, крепостные были преданы господам. Собравшимся библиотекарям я сказал, что «очень приятно это собра¬ние тем, что я встретил тут много друзей». На это какая-то дама ответила: — А если кто до сих пор вас не знал или сомневался, то с этого разу и тот полюбил.
NB. В Москве достать Маркова и Шекспира.
Очень трудно мне встретиться с Горьким, очень! Это потому, что я много думал о нем нехорошего. И он тоже, наверно, чувствует во мне недоброго свидетеля и оттого избегает встречи… Чем я особенно не политик и не дипло¬мат, это что если к кому-нибудь почувствую неприязнь, то не могу с улыбкой, не подавая виду, встретиться и ему для всех как будто дружески пожать руку. Если же мне это и приходилось когда-нибудь делать, то потом всегда пре-мерзко было и что-то я из себя терял.
На полях: Читатели и погитатели.
Из людей обыкновенных таких простаков много, и они вот, наверно, и являются моими главными читателями и почитателями. Но из людей, наживших себе крупное имя, людей таких мало. Если мне удастся «перевидеть» в Ка-барде борьбу за власть, то хорошо бы отдать эту свою чер¬ту святого обывателя победителю; возможно изображать его так, что в борьбе он это теряет, но победа каждый раз возвращает ему эту силу обратно. А между прочим воз¬можно, что в большом плане творчества культуры («новой лучшей жизни людей на земле») эта черта именно и опре¬деляет победу. Возможно представить себе властелина со всеми пороками, но одна вот эта черта, для всех скрытая, в своем редком проявлении и определяет место этого властелина. И эта черта делает его «нашим». Эта черта, конечно, сделала Ленина и, надеюсь, есть у Сталина (хоть иногда эту веру трудно бывает держать среди всеобщей лжи, его окружающей). Между прочим, конечно, «мы»
591
(народ) до последнего краха втайне лелеем мечту вопло¬щения этой нашей черты в лице нашего героя.
Итак, моя тема при поездке в Кабарду будет победа (это значит анализ борьбы, раскрытие ее тайны как-ни¬будь в патриархальной простоте кавказских народнос¬тей). Наш простолюдин в своем движении к власти эту основную черту теряет ступенями, и часто уже на самой низкой ступени плутовства эта черта остается во внешнем для всех простом, веселом и дружеском обращении.
10 Января. И снег, и заяц совсем белые, но снег сине¬ватый, как рафинад, а заяц желтоватый, как обыкновен¬ная вата. Вот только что там иссиня, а тут изжелта, и что одно мелькнет на другом в черных прутиках и возможно бывает не прозевать появление.
Корка и под снегом в четверть аршина хрустит, верно, раз такая появится, то и на всю охоту беда.
Экономисты на нас, человеков, смотрят приблизитель¬но как биологи на род млекопитающих…
Б. замечательно верно сказал, что моя способность чувствовать факты дается людям, близким к совершенно¬му отрыву от земли. Именно вот это ко мне относится, и это ключ ко всему пониманию моего дела. У Толстого про это сказано так, что «нужно заблудиться», и вот имен¬но что я постоянно блуждаю и мне как блуждающему по-казываются факты как сигналы органического целого… Эта встреча с фактами имеет еще свойство девственнос¬ти… Бывает два восприятия, одно через новизну: никогда не видел и спешу, пока не привык, вобрать все в себя жадно, и об этой первой встрече можно писать и всем это будет интересно и останется навсегда как открытие личности, качества… Другое восприятие дается посредством ката¬строфы в привычном: разбилась вещь, а как она служила и как я ее не замечал!
13 Января. Вчера охотились семьей в княжеских мес¬тах, целый день зайца гоняли… Охотились, или стреми¬
592
лись превратить зайца в кусок мяса… Лес был завален сне¬гом, и в округлых формах насевших на сучки фигур трудно было заметить округлые формы зайца: весь снежный лес был как заяц и давал нам понять, как сложен вообще заяц и как прост и ничтожен кусок мяса, в который он обраща¬ется после выстрела… Мысль о возможности появления зайца заставила всматриваться в снежные округлости, и всюду благодаря этому показывались снежные сущест¬ва и благодаря зайчонку оживали, и весь лес жил. Здоровый эгоизм Левы…
Приписка: Притягательная сила «света» (Чапаев — обнял… Пушкина, Лермонтова) Соц. консерватизм: и хорошо, и плохо. Необходимость «тайны» для творг. лигности, или же…
14 [Января]. Тепло. Снег. По пути в Москву: «сорва¬лось».
В Москве. Замошкин, изрезанный человек. «Рассказы Охотника» несу к Фадееву. Заказал Фадееву объектив 105. В трамвае кошмарное столкновение с контролершей: в от¬делении милиции находят мои «Записки охотника».
15 [Января]. До обеда выправлял рукопись и сдал ее. Готовлю сдавать детскую книжку «Бурундук».
Бывает, все как будто отлично идет и нет никаких оснований тужить, но вдруг ни с того ни с сего заберется в тебя такая тоска, что вот прямо чувствуешь, как у тебя в груди тысячи рачьих клешней разрывают мясо твое. От¬чего это?
Если это болезнь… да нет же, я вполне здоров. Думаю… и вот попадается мне на глаза одна вещь. Недавно это был большой хороший грузовой автомобиль. Пришел он к нам в гараж вечером в полном порядке, вдвинули мы его, а ночь простоял и не завелся. С машинами это очень часто бывает, ездишь на ней весь день, и все ничего, а ночью во время стоянки сама собою разладится.
Крутили мы эту машину, крутили и бросили. Мы вози¬ли камень на большой новый путь, машин в гараже было
593
много, — не заводится и не надо, взяли другую. Не раз мы еще пробовали, но когда наш механик приехал, посмотрел и покачал головой… раз уж сам механик покачал головой, то мы, обыкновенные водители, и не смотрим на эту ма¬шину, и так стоит она и стоит. Раз как-то глянул, а колеса одного нет, в другой раз — другого нет, а там гляжу — и весь автомобиль без колес и оси на плашках лежат. Приписка: Раз лампочка понадобилась, открыл я фару в неподвижной машине, и уже нет лампочки: другие взя-ли. А то колесо смотрю — нет колеса, и когда самому пона¬добилось, гляжу — нет колес в неподвижной машине и все четыре конца осей на плашках лежат. Да так и пошло, и пошло, кто лампочку отвернет, кто жиклер из карбюра¬тора вынет, кто молоточек из дистрибутора, кто сережку, кто пальчик приписка: коленце, шестеренку. Однажды глянул я на это место и вот вижу, у стены прислоненный деревянный ящик стоит, — это все, что осталось от боль¬шой машины.
И теперь смотрю я на эту вещь и вспоминается мне, как мы в Тихом океане ловили переметом акул. Бывало, чуть запоздаешь — и акула, пойманная на крючок, еще живая, а уже без глаз: это бесчисленные морские [желтенькие] крохотные рачки, как только животное перестало дви¬гаться, нападают на него и начинают с глаз разбирать, как с лампочек начали разбирать шоферы машину. Нельзя останавливаться живому существу в море — и я это с ма¬шины и с акулы на себя перевожу, что если тоска, то, зна¬чит, ты застрял, или кажется тебе, что грудь твою разры¬вают тысячи клешней — это значит, рачки уже нападают, и надо набраться всем остатком силы и рвануться вперед.
16 Января. Почему, почему это стало все проходить мимо, не оставляя следов для глубокого раздумья? Если имена, числа, мысли плохо держатся в памяти, с этим просто бороться: надо записывать. А если жизнь начина¬ет проходить без следов, надо сильней-сильней собирать¬ся в себе просто сказать: надо Богу молиться — и так это верно: у молодого сама по себе непременно остается, как в губке вода, а пожилой должен делать усилия…
594
Чем больше резали в животе у Замошкина, тем больше ему жить хотелось.
21-го — радио, Ленин, 100 р. 21-го 6 веч. клуб: 100 р. — машину Возвращается 10-го Марта Лева.
22 [Января] день Ленина (вчера смерть). Петя приез¬жал. С вечера чудесная погода. Ночью ветер. На охоте за¬стала буря, метель. Потеряли зайца, лисицу.
Мрамор или дерево, если падает на них вода, кажутся телом живым: это не сама вода живит, а движение. Так то¬же, бывает, зимой в лесу в темноте и тишине темных елей начинает ровно падать крупными хлопьями снег, и как же тут весело, как очаровательно это движение в полном молчании. Идет, идет! а ели живые все думают, думают. Идет. Не то это их думы идут, не то это люди идут, мои милые, дорогие люди, которых в жизни так трудно найти, так трудно встретиться! И вот совершилось: мы все тут вместе идем и проходим.
23 Января. Вот уже 3-й раз повторяется: яркое солнце, морозит, вдруг падает барометр до бури — ветер, метель, тепло. На завтра в 6 в. — ремонт машины, Молодцов — фо¬то. Читаю Франка: Личность и вещь (Штерн): мне очень приходится.
Опыты с фото: Сосулька 15 снимков: 6 снимков загуб¬лены и 6:1/60 при всех диафрагмах.
24 Января. Главная мудрость нажитая выражается тем, что человек, имея какой-нибудь загад, не торопится с его выполнением, а выжидает, поручая в этот промежу-ток нечувствительно для себя «задаром» работать тем же самым естественным силам, которые выращивают, на¬пример, посеянную оагеркнуто: в земле рожь.
Я это заметил в себе только в этом году. Я начал рас¬ставаться с задуманным планом, совершенно спокойно поручая его времени. На первых порах это казалось опас¬ным, — расстанешься, и оно не вернется, — но после не¬
595
скольких опытов убедился, что все возвращается, что я вступил в более спокойную, уверенную фазу своей жизни.
Понимаю философию как схему творчества, как леса на постройке: очень помогает, очень облегчает, если толь¬ко… что? нужно все-таки наличие внутреннего опыта, над которым и думаешь во время чтения. Читаешь и гово¬ришь: верно, верно! читаешь и как будто сличаешь с под¬линником в себе и повторяешь: верно, верно!
Приписка: Франк. Этика нигилизма (1909 г.) 26 лет тому назад Франк не мог предвидеть Литвинова, речи ко¬торого теперь являются мостом, на котором встречаются вместе те разнородные… Франк ошибался в оценке интел¬лигенции, то брал ее обособленно, понимал ее как секту и отказывал ей в доле участия универсального строитель¬ства…
Оглянешься на прошлое — что пережито! — и страшно подумать о себе теперь: как я могу после всего жить так обыкновенно и как будто
