Мышкина и жил, бессознательно подражая ему и перевоплощаясь в него (при своих природных неко¬торых маленьких данных). Революция освобождает его от Мышкина, возвращает его к своей собственной приро-де: делается жестоким правды ради. И, утратив лучший образ человека, он находит оправдание в нахождении се¬бя самого.
Лесные письма.
Загеркнуто: О том, как я наблюдаю жизнь в лесу, я вам недавно писал и буду много еще об этом писать. А вот сейчас мне захотелось поговорить о том, как из этих наблюдений выходят у меня рассказы, многим из вас хо¬рошо известные. Видите ли, я хочу вам сказать об этом сейчас самое главное. Для того чтобы зверя узнать в ле¬су, я говорил уже в прошлом письме: надо научиться в ле¬су тихо ходить и следить за зверем. А чтобы рассказ о зве¬ре написать, непременно надо следить за самим собой.
629
Для этого я давным-давно приучил себя все записывать. И так у меня выходит надвое: в лесу я за лесом, за живот¬ными наблюдаю, а в дневнике за собой.
Возьмем для примера зайца: мы же все видим, что от него остаются на снегу четыре следа, что у него, значит, четыре ноги. А вот я видел однажды, когда он прыгнул, только две ноги. И так я как наблюдатель знаю, что у зай¬ца четыре ноги, а как писатель отмечаю, кроме того, у се¬бя в дневнике, например, так: «Заяц прыгнул с лежки, и в моих глазах мелькнули две его длинных задних ноги». Если я бы остался с одним наблюдением, что у зайца че¬тыре ноги, то это осталось бы как факт верный, но карти¬ны из этого не выходит. А если я к этому факту присоеди¬ню, как выше сказал, как я сам лично увидел на прыжке две ноги, то получится картина, изображение прыжка зайца. Но вот тут-то и надо следить за собой. Это извест¬но, что охотники сильно врут, и это правда: врут они, по¬тому что мало следят за собой и рассказывают не как есть, а как им показалось. Приписка: «Да ты сам-то видел? — Видел сам». И верно, он не врет: видел сам. Лучшим сред¬ством следить за собой я считаю, это вести дневник, запи¬сывать в нем и что наблюдал, и как показалось. Много лет я так работаю и всегда замечал так: если выйдет, что и мое наблюдение (научное), и запись о том, как мне показалось (художественное впечатление), совпадают, одно усиливая другое, то и запись моя становится ценной не для меня одного, а и для всех. Тогда я бросаю перо, достаю пишу¬щую машинку и отстукиваю свой рассказ для печати.
Сейчас, когда я пишу это, в природе мое любимейшее время года, весна света, когда ночью бывает еще довольно сильный мороз, а утром по насту можно идти без лыж, не проваливаясь. Часам к одиннадцати, однако, надо спе¬шить выбираться на дорогу, а то не вылезешь. Свет солнца при снеге такой сильный, что приходится надевать за¬дымленные очки. В это время у многих зверей гон, и сле¬дов везде множество. Охота запрещается именно потому, что у зверей начинается семик. Но какое это чудное время для охоты с фотографической камерой. Один из таких дней охоты с фотокамерой я записал и привожу здесь как
630
пример, вы должны из этого увидеть ясно, как выходят мои рассказы.
Дорогие колхозные ребята, хотите, я сейчас вам пока¬жу обезьянку оагеркнуто: или петухом закричу? Вы все будете смеяться, и тут я расскажу что-нибудь серьезное, и вы будете оагеркнуто: внимательно слушать припис¬ка: тихо в надежде, что я опять покажу обезьянку. Так у нас пишут для детей. Но я вас уважаю и хочу писать вам так же серьезно, как я пишу для взрослых.
На полях: На белом снегу от солнегного света все тени, все следы зверей делаются голубыми…
Загеркнуто: Заяц-беляк: Загадочный след
Наполях: Доверенность.
Приписка: 15/Х1 в Посеваево и Чирково собаку покупать
18/Х1 в «Дворики» (Коммуна 1-го Мая) на охоту с Левой и Петей.
7/V1935 — спидометр показывает 3716.
3 Мая. На рассвете — 8, но зато тихо и яркое солнце: се¬годня будут уничтожены все следы майского снега и опять начнут раскрываться березовые почки. Можно будет ве-чером сходить и на вальдшнепов.
Родная племянница лесника Николая Серова вышла за Сергея, сына старинного лесника Антипа. Сторожки Се¬рова и Антипова всего в ЗУ2 килом, друг от друга, и если утренняя заря совсем тихая, то Антип слышит серовского петуха, а Серов слышит Антипова. Голоса петухов до того похожи, что только сами хозяева могут понять, — какой закричал петух. А люди, охотники, грибники, ягодницы, очень часто, направляясь из моховых болот по крику пе¬туха к Антипу, обманываются и попадают к Серову. Раз было даже, что Наташа, сестра Николая Серова, всех на¬смешила: не узнала своего петуха и пришла в сторожку Антипа.
Я к тому это начал о петухах, что среди великого хора болотных птиц этой весной слышал голоса этих петухов,
631
и больше от человека тут не было никаких вестей, — вот какие места есть у нас в нескольких часах езды от Моск¬вы. (Приписка: выбросить из начала от… и сделать нача¬лом 2-й главы. И я вам скажу решительно, и это будет очень верно: никакие джунгли не могут сравниться с пус¬тынностью моховых болот, если думать о человеке: и в то же время я не знаю, где бы еще можно слышать весенней порой столько необыкновенных и мало кому знакомых птичьих голосов. До того голоса эти странны и далеки от всего человеческого, что если петух закричит, то это ка¬жется, будто близкий хороший человек пришел. И люди в этих болотах живущие очень редкими деревнями, раз¬личают голоса петухов, как мы голоса знакомых людей, и очень дивятся тому и об этом рассказывают, что петухи Серова и Антипова похожи, и предупреждают: — Не спу¬тайте голоса, не заблудитесь!)
Приписка: Прибыл я в этот край В самом начале это¬го Апреля, в самую-самую распутицу с великим трудом я дотащился приписка: в этот край до Леспромхоза, и только я высказал тут свое желание поохотиться на глу¬харей и попасть в сторожку Антипыча, как высокий чело¬век, на длинных тонких ногах, в триковых гетрах и про-стых башмаках вызвался сам меня проводить. — Вы не охотник? — спросил я, глядя на его башмаки. — Нет, — от¬ветил он, — но я собираюсь сделаться охотником. — Вот хорошо, — сказал я, — в старое время я не верил лесни¬чим, не любившим охоту: такие лесничие не умеют и по лесу ходить. — Тонконогий, мило улыбаясь, согласился со мной, встал и сказал: — Идемте! — А стоит? — спросил я. — Еще не [знаю], но ничего: я буду прыгать, через два часа мы придем, дорога мне известная: приписка: За бугром дом лесничего Серова. на ходу не холодно, приду — об¬сушусь, я буду прыгать. (Заблудились. Петух. — Конец 1-й части. II. Моя охота на глухарей в мох. болоте. III. Тонкий убил глухаря и уходит, а Николай рассказывает, как, он хотел запрыгнуть и лежал в луже.)
Начало 3-й главы: Дома я изумился: Тонконогий убил глухаря и уже с глухарем ушел, чтобы поспеть к началу занятий в своем леспромхозе. — Неужели он сам убил? —
632
Убил сам, — сказал П. К. серьезно, и вдруг не выдержал и стал хохотать и умирать от смеха. Мы пристали к нему, и он вынужден был рассказать о своем начальнике, как он убил глухаря.
Все шло хорошо. Пришли на просеку до свету, сели на пеньки, стали ждать. Светло от снегу, потом вдруг перед светом потемнело и запел глухарь. Слух у него очень хо-роший, не сразу, но услыхал. Подошли и начали скакать.
Лес рубят — шепки летят.
«Государственная необходимость приходит как смерть: нужна древесина, и лес надо рубить, какой бы он ни был прекрасный». Так подумал я, когда узнал, что погибло красивейшее место в окрестностях Переславля-Залесско-го, знаменитые сосновые «кручи» на берегу р. Вексы. Узнав об этом, я все-таки не мог удержаться и выразил свое глу¬бокое огорчение Петру Ивановичу Чернову, заведующему этим эксплуатационным участком: — Петр Иванович! — говорил я, — десять лет тому назад, когда я жил возле Пе-реславля, мы несколько раз при содействии Главнауки спасали «Кручи» как памятник природы, как защитный лес водоема, как любимейшее место отдыха трудящихся Переславля. Почему вы об этом не подумали?
— Лес рубят — щепки летят! — ответил П. И.
И стал мне горячо говорить о том, какая великая нуж¬да в древесине, как со всех сторон ее требуют и как в са¬мом деле это нужно…
У меня осталось прекрасное впечатление от личности П. И. как молодого человека, сумевшего государственное дело сделать делом своей личности, своей совести. Мне захотелось только поглубже заглянуть в его личность, проверить с другой стороны стойкость его убеждений.
— Не боитесь вы, — сказал я, — что в этой горячке мы врубимся в основной капитал леса и затронем…
— Нет! — воскликнул он, — мы вырубаем ничтожную часть: леса прирастает в много раз больше, чем мы берем его.
— Понимаю, — ответил я, в то же время обдумывая, как бы этого честного, прямого и простого человека под¬
633
вести к драме лесной: нужна древесина, а все-таки иной раз и жалко лес.
И рассказал ему, как, бывало, на севере, где лесу так много, мы на охоте за белками рубили дерево, белка спрыгнет на другое и в нем спрячется, и опять не видно. И опять мы рубим, и еще: до десяти деревьев срубали, а белка 20 копеек!
Петр Иванович был возмущен. А я вернулся к нашему разговору.
— Вы говорите, древесина нужна теперь, а нам нужна была белка. Мы рубили деревья, выполняя нашу цель — белку добыть: деревьев же много! А вы вот «Кручи» сру¬били и отняли у трудящихся место отдыха и берег реки погубили, нужной для всех реки.
После того мне даже немного жалко стало П. И-а: так он смутился и растерялся. И я понял, что П. И. превосход¬ный работник, но молодой и смотрит на дело свое упро-щенно, ему бы рубить и рубить…
Наполях: Фотопроба: солнце — 9утра; лугшее d 9/V20 = d 6,3/40 = el2z.d 6,3/Vyi00
В сомнительных слугаях снимать вдвое: нор¬мально и в два раза сильнее.]
Помню, какой-то иностранец, молодой человек в мор¬ском плаще пришел к берегу Плещеева озера и, обойдя все озеро за день кругом, вернулся, сел на своего извозчика и уехал. Мне передавали, будто он кому-то в городе ска¬зал, что в Европе такой речки, как Векса с ее кручами, уже не осталось в
