Европе. И, вспомнив европ. речки, я понял иностранца и полюбил кручи особенно. Кручи эти погиб¬ли, и пусть! я и о себе самом, а не только о кручах, готов во всякую минуту сказать, если дойдет: «пусть!»

Так я об этом и сказал директору Леспромхоза, челове¬ку здесь еще новому:

— Этот лес, — сказал я, — пойдет на канал, и как раз это моя тема: я хотел бы изобразить государственную не¬обходимость неизбежной, как смерть: надо, и пусть!

— Канал тут не причем, — ответил директор, — вот как было…

634

За этими кручами, за лесом — вон там подальше — ста¬ли в [карьере] торф разрабатывать, и весь берег должен был перейти к торфяникам и те бы непременно срубили. Так вот, чтобы не дать тем, здесь успели лесорубы и тор¬фяникам отдали местечко чистеньким.

— Но ведь это же преступление: есть закон, охраняю¬щий лес на берегах рек: это защитный лес.

— Об этом должны думать общественные организа¬ции, если бы в Рике постановили…

Подрумяненные деревья: сон: везде-везде румяные.

Так на рассвете было — 8, а после обеда окладной теп¬лый дождь, очень мелкий. Стоял на крыльце, раздумы¬вая, — идти на тягу или пожалеть ружье: измочишь его. Такая тишина! и такой мелкий дождь: из одного домика долго боролся синий дымок и поднимался немного. А по крыше мерно барабанило, и под дождь, как всегда, хоте-лось бы куда-то уйти в уютный угол и там сидеть с кем-нибудь и молча слушать дождик. И ведь есть люди такие, тоже где-то сидят, как птицы под елочкой, нахохлились.

Когда стемнело и похолоднело, то не дождь, а мокрый снег большими хлопьями стал валить тяжело напрямую, и скоро крыши в темноте побелели.

4 Мая. Зима при майском солнце. Пешеходы посере¬дине шоссе пробили на белом черную тропу, и на черное-теплое слетелись из неприятного-заснеженного леса зяб-лики: радуются и тут же спариваются.

Случись что-нибудь, и всё кажется, — ничего, объяс¬нить — и все поймут и не дадут пропасть. Но бывает, такое случится, что люди отступаются, и не верят, и слушать не хотят. Тогда приходят к суду, на который вызываются свидетели, и тебя тоже выслушивают, но уже не верят: те¬бя разбирают без жалости, как мертвого. Так вот до рево¬люции было положение писателя, а теперь много стало писателей, и всяких, нельзя к писателю относиться как к личности, и ты становись в очередь, и некто совсем ни¬чтожный и посторонний твоему писательскому интересу будет распоряжаться тобой. Стоит сто пар калош, ты зна¬

635

ешь свои, но потерял номер, и швейцар тебе не поверит, и ты будешь дожидаться, пока все 99 человек не уйдут. Швейцару ведь нет никакого дела до того, что ты один-единственный мог «Войну и Мир» написать. Или взять деревню и для сравнения дом в Москве, один дом, вмеща¬ющий в себя всю эту деревню: тут не дом за домом следит, а управдом.

На полях: Так в городе создаются трудные условия, гтобы сделаться известным. В деревне все известны, и каждый геловек в то же самое время есть извест¬ный геловек, а в городе надо много всего, гтобы стать известным.

Незабудки. Сонечка. Невеста — это загадка, а у жены ответ, и когда ответ хороший: это награда. Сонечка свои¬ми голубыми глазками-незабудками всем раздавала за¬гадки. А когда пришлось отвечать, то… Винить ее было не в чем, но… Да у нее ничего никогда и не было, только ми¬лые глазки, и все лучшее, что имела, раздала незабудками всем. Муж награды у ней не нашел.

О лесе известно, что летом в нем хорошо: можно ягоды и грибы собирать. Самый же лес понимают приблизи¬тельно как облака: вот была поляна с березами — только сейчас! и уже елки, а вот опять сошлись и разошлись груп¬пы каких-то деревьев, как облака. Если заяц покажется — о! тут есть на что посмотреть, а деревья, как облака, су-ществуют где-то на заднем плане сознания.

Срезать любое дерево, и можно по годовым слоям всю его жизнь разобрать и понять жизнь природы иногда за сто и больше лет. А человек должен записывать за собой, и множество других людей его записки сличать, прове¬рять и, несмотря ни на что, сомневаться, — есть у нас ис¬тория, подобная рассказу дерева, или же только сказка…

Приписка: Погему это?разве нет в геловег. обществе вещест¬ва, подобного древесине: все эти предметы мате¬риальной культуры. Есть и нет. Есть в истории свидетельства о геловеке, как в древесине, но о лиг-ности геловека нет, и если мы хотим верной исто¬рии, не надо лигности. И все-таки без лигности —

636

это не история. Попытка удостоверить лигностъ геловека — вот все, гто отлигает историю гелове-ка от истории дерева.

Опушка вся на свету, как лицо у человека: лес опушкой движется вперед и так занимает новое пространство. И, глядя на светлую опушку, думается, — хорошо в лесу! Но стоит войти в самый лес, где кругом борьба за свет…

Приписка: Лицо дерева — [на свету], а корни то в воде киснут, то в песке сохнут.

Вечер был очень тихий. Вечерний свет солнца на дере¬вьях у тихой воды. Потом новорожденный месяц с боль¬шою звездой и тоже чудесные барашки и все в воде. На этом фоне прошел человек согнутый с двумя огромными мешками, за ним маленький мальчик бежал… И стало мо¬розить.

Петя приехал из Москвы, решено: едем в Вологду, а по¬том на Пинегу. Сейчас Пинега еще не трогалась. Там люди только лесом живут.

Катынский говорил Пете, что яйца от этого снегу про¬падут, значит, тока затягиваются: еще долго будут токо¬вать глухари.

Кажется, зеленеет в кустах, но это нет: это сквозь се¬рые кусты зеленеют лужайки.

Березка-кормилица. Сквозь березовый лес виднелась заря, и в тишине этой березы были такие напряженно жи¬вые. Вспоминаю нашу кормилицу, от которой одной всю весну я ставил себе самовар. И так ведь каждая из этих сейчас…

Живой человек. «Партия и правительство сейчас уде¬ляют огромное внимание заботе о Живом человеке» («Изв.» 5-го Апр. передовая, подчеркнуто в тексте). Не-сколькими днями раньше напечатано, 2—3 дня как в су-масш. доме замучили здоровую женщину.

Теплый вечер, в большой тишине четко высвистывали певчие дрозды, и их короткие песни значили как слова управления событиями в этом ходе зари.

637

Кое-где еще белелись остатки майского снега, и в то же время сегодня начала кукушка: значит, кукушка прилете¬ла на неодетый лес — не к добру!

Такая тишина, что рост этих березок, наполненных со¬ком, был понятен и близок нам, людям. Вот эта сосновая роща… (по мутовкам — монахи сажали: вот прудик, по-лянка, остатки изгороди: жил монах)… ели начали разби¬вать порядок насаженных сосен, березки пробились… по¬дошли елки к ручью, и в нем дикий лес… Никогда эти деревья не бывают так расположены к человеку, как в ти¬хий вечер, почти человеческие слова высвистывают пев¬чие дрозды — нет у них своего сознания, но они рады и отвечают сознанию, если появляется со стороны.

Я думал о «живом человеке», о котором соскучилось те¬перь наше государство. Петя сказал, что он так же скучает о живом вальдшнепе… Живой человек — это прежде всего Я, которого государство хочет приспособить себе на поль¬зу («Ты дашь мне Пришвина, а я тебе переброшу Толсто¬го») и превратить в учреждение (Горький: не поймешь, — человек это, город, улица, ведомство). Живой человек — это личность, из личностей складывается общественное мнение и родится качество, имя, а не количество и нумер (имя и номер — в звероводстве).

«Механизация» как обезличение и механизация как избавление от застоя и тем самым как условие развития личности. Так вот где-нибудь на Пинеге… Начало: Поня-тие механизации глубоко проникло как обезличение, между тем в практическом деле механизация складывает¬ся из необходимости изменить жизненные условия к луч-шему: вот хотя бы проложить дорогу к водосплавной реке, чтобы не рубить лес возле реки и тем не губить ее.

6 Мая. Ночь простояла теплая и утром дождь. Вот те¬перь пойдет зеленеть безотменно.

Петя сегодня едет в Институт: завтра сдает кормление, 8-го достает палатку, все закупает и вечером к нам, а 9-го вечером в 10 в Вологду и 10-го в полдень там. Взять с со¬бой 3000 руб. Павловне оставить на устройство ворот

638

1000 р., на жизнь 200 р. (пенсию). На текущее: 500 р., ито¬го 4.500 р. = 3 тыс. здесь и 1500 в Москве (7-го Лева пре¬дупредит).

На полях: Карасеву дано 160р. — полугено бензина 150

7 Мая. Ночь светлая, рано утром легкий мороз и за-геркнуто: потом сошел. Солнце.

Глухарь (Ночь на севере: запевка).

Из рассказа Катынского о глухарях. Есть на току глу¬харь злобный, услышит, где запоет другой, прекращает пение, летит туда, отдерет — и тот замолчит, потом воз-вращается на место и поет до тех пор, пока не запоет дру¬гой. Он поет, а другие должны молчать. Раз К. убил такого драчуна, а на другой день два новых запело. Сам К. пре¬вратился в услужающего по глухариной части. Вот запело два глухаря новых, и он думает: того, получше, Семену Ивановичу, а того… Кстати, и глухарь такой необыкновен¬ный: можно в туфлях идти (князья Меньшиковы два раза лес свели, мелочи, а глухари все держатся): трудность кон¬чилась, и, конечно, интерес пропал.

Кадры решают все (Веселкин).

Речь Сталина переносит центр внимания с производ¬ства на кадры («живого человека»), и последствия, конеч¬но, большие, даже немного и странновато: вроде как бы даже и стоять-то не за что, раз вернулись к нормальной культуре труда.

Взято 3000 здесь + 2000 Петя в Москве = 5000 р., из них 3000 с собой — 1000 р. Павловне на постройку — оста¬ется 1000 р., из которой: 150 Павл. на жизнь + Петя купит на дорогу: руб. 300, остается 550 р.

Написать перевод Разум, и 200 р. за июнь.

Основная причина величайшей некультурности людей в Риках: вот сегодня на складе хозяин ворчит: «бензин на пахоту надо, а им на легковую машину» — это бывш. крес¬тьянин, у которого «пахота» была долгом и как бы ничего нет важнее пахоты; простейшая работа на сохе (!), и если отнять от человека и это, то остается в нем лишь место

639

для какого-то неопределенного мрачного обществ, долга; некультурный человек такого типа появился в Рике в луч¬шем случае как погоняльщик… (Григорьев: «брось ябло¬ко!») Взяв идею леса, пройти по всем в Рике здесь, в Пере-славле, и зарисовать их вместе с деревьями (не мешает наблюдать эти типы и в пути).

Гром. Дождь. Настоящая гроза (в 5 веч.), и через час прямо из-под грозы как бы брызнуло зеленью и запахло теплой землей. Весна от февральской оттепели, придав-шей особый характер всей весне, и дальше как трудней¬шая борьба и наконец победа