лучи солнца он видел где-то уже давно… Жара! и архангельцы говорят, что и жара-то такая у них несвое¬временна. Листья деревьев не только уже давно вполне листья, а даже, как летом, стали густозелеными. Дали те¬леграмму домой о себе.

21 Июня. Начало.

Пришлось приписка: привелось побывать в лесах, где еще не нанесена квартальная сеть, где летом ездят на санях и колесо только-только начинает вводиться через колхозы; где только что приписка: очень недавно поя¬вилась пила на лесозаготовках; где охотники и пастухи составляют заговоры от медведя по псалму «Живые по¬мощи»; и все-таки даже в таких глухих местах вам эти же лица будут считать путь не в верстах, а в километрах, и в районном местечке имеется своя районная газета, в кото¬рой напечатаны сообщения о творческой поездке писате¬ля Михаила Пришвина по сплавным рекам и дальше в глубь массивов, еще не знавших топора человека.

Часов в 12 д. пришел Панкратов, редактор лесной газе¬ты, и мы поехали смотреть Сульфатстрой, предназначен¬ный использовать отбросы завода им. Молотова (такой же целлюлозный завод, но сульфитный для отбросов ле¬созаготовок строится на р. Мечке). С нами в машине еха¬ли Маршак, директор Сульфатстроя, и заместитель его Дашевский, только что злгер/сну^о:разжалованный спу¬щенный с места главного инженера (все построил, а перед пуском — долой).

Ехали по деревянным мостовым с прыгающими брев¬нами, все опасаешься, что колесо машины нырнет под бревно, а оно влезет в автомобиль. Строительство Суль-фатстроя интересно особенно тем, что видишь, как на мокром болоте строятся города (в Архангельске из-под мостовой крапива лезет, а по мостовой бежит, перебирая доски, автомобиль). Постройки делаются на сваях, боло¬то засыпается опилками и сверху землей. История колон¬ки Маршака: будто бы он — а может быть, это Дашевский: можно сделать так, что инженер, включивший колонку

723

в эскиз рабочего поселка, пострадал за нее: дворянская колонка открыла дворянское происхождение инженера, а еврей, с малолетства глядевший на дворян и их колонки как на высшее достижение культуры, схватился за нее и настойчиво стал проводить: все были против, потому что будто бы из дерева колонки не делают; но когда секре¬тарь крайкома утвердил, то все ахнули — как хорошо! и начались паломничества секретарей райкомов, с тем чтобы и у себя на бараках их заброшенных в невероятной глуши запоней ввести знаменитую колонку.

Нам показали замечательного по подъему тяжестей мастера: ходит с волшебной палочкой и всякую тяжесть поднимает без всяких видимых расчетов, посмотрел и поднял. (Маршак взял у него из рук волш. палочку, на¬чертил на песке план и учил: так сделайте, и так… А тот почтительно слушал и не смеялся.) Рядом работали шве¬ды, чрезвычайно хорошо организованные в работе, с пнев¬матическими сверлами и др. инструментами. Рядом с куль¬турной работой шведов шла наша работа, и в ней налицо были все элементы нашего труда: гениальный мастер-са¬моучка, которому показывает, куда поднимать, еврей Мар¬шак, и человеческая «моль», своим числом заменяющая культурную единицу: количество в качество. Завод пред¬полагают пустить уже осенью: сейчас уже все готово, под¬нимают котлы…

На полях: Механизация — пароходы и станки вместо моли.

Завод им. Молотова самый большой в мире, но может быть, в этом мало хорошего, что завод такой большой: огромная баржа, вмещающая ценность в 5 мил. р. золо¬том, находится в постоянной опасности от огня (и чуть ли не вчера еще загорелась). Завод так же прост, как и все в лесном деле: бревно, мое знакомое бревно, с которым я боролся на Пинеге, за это время приплыло сюда (мино¬вало Бобровскую запань) и было изловлено особыми до-зорниками. Это бревно вошло из Двины в лоточек, здесь багром его направили в дворок, где листва, подтоварник и др., из дворка оно стало в очередь, багорщица дала ему крючком направление к транспортеру, и оно пошло, еще

724

мокрое (вода в лоточках всегда теплая зимой). На заводе в двух корпусах по 12 рам, пройдя через которые, бревно распадается на доски. В зале средней величины, чистой, с вольным сосновым воздухом девушки, которым, оче¬видно, живется недурно, судя по внешнему виду, по нето¬ропливым движениям, обрезают доски и приводят их лег¬кими движениями в окончательный вид…

На машине въехали на баржу (в 2 х 1 кил.; а баржа всех заводов тянется по Двине на 20 кил.): это город штабелей (одна, самая хорошая доска, без сучков, стоит 3 р. золо-том). На берегу против баржи стояли иностранные суда и шла погрузка.

Пришел некий Яков Львович Колтунов, «проф. лесо¬пиления». — Неужели есть такая кафедра! — воскликнул я, — ведь все процессы лесопромышленности так про-сты…

Он мне начал доказывать сложность «топорной» рабо¬ты и необходимость ее (пила отчасти губит дерево). Еще он говорил о сложности работы рамщика, от которого за-висит иногда сделать одно и то же дерево во много раз до¬роже или дешевле. Так он возражал против моей «просто¬ты» и в то же время ее доказывал: раз не в машинах дело, а в человеческом мастерстве, то тем самым механизация и примитивна.

На мои слова о хищнической рубке он стал говорить: «А чего лес жалеть? Это народы первобытные жили ле¬сом, а теперь живут кам. углем и нефтью. Но и уголь скоро кончится, и нефть: через 50 лет ничего этого не будет. И тоже не надо жалеть: что-нибудь выдумают другое» и проч. Я хотел ему возразить на это тем, что при автомо¬биле и друг, механических способах передвижения челове¬ку ведь и ноги-то не особенно нужны, между тем почему-то их берегут, и в особенности странно с зубами: с каким упорством врачи стремятся спасти коронками и мостика¬ми последние погибающие зубы, а между тем в их же ру¬ках искусственные зубы. Я только собрался возражать профессору пиления, как… взвился на другую высоту: и то¬пор, и пила скоро вовсе не будут нужны: скоро будут лес штамповать из отбросов, придавая доскам небывалую

725

прочность и желаемый рисунок. Не надо особенно боять¬ся ломки, жалеть остающиеся деревья в лесу: в Калифор¬нии вытаскивают из глубин леса гиганты в 1500 лет, и де¬сятки таких же по пути сами валятся… Один из самых ярких типов (весьма полезных для понимания «Чащи» или «Синей птицы»).

На полях: Дал тему Панкратову: топор и пила.

22 Июня. Все по-прежнему ясно, только ветер завер¬нул несколько с севера, и стало прохладней вчерашнего. В 7.20 у. мы выехали на катере в Бобровскую запань.

Один из студентов, приехавших на запань, узнав, что я — Пришвин, писатель, сказал: — Надо взять пропуск, а документы в порядке? — Личное письмо самого нарко¬ма. — Здесь не нарком хозяин, — ответил студент, — а за¬вед. запанью. — Если бы такому студенту сказали, что Пушкин приехал, то он смешался бы только на одно мгно¬венье и сказал бы: «А разве он еще жив?» Драма не в том, что он это не знает, а что он студент: простого лесоруба никто не спросит о Пушкине, а студенту всегда это грозит. И если он не знает Пушкина, будучи студентом, то он как человеческая единица гораздо ниже лесоруба-колхозника и в общем напрасно учился: небольшие задатки в себе быть человеком, сознать себя, творить жизнь хоть как-нибудь по-своему он убил, заполнив свободные промежутки в се¬бе знанием механизированных запаней.

Сортировочный аппарат на запани хотя и в увеличен¬ном виде, но такой же, каким видели мы его на Леже. Ходи¬ли по бонам и станкам, и в местах разрывов было трудно¬вато: глядящие со всех сторон обезьяны хохочут заранее. (Рассказ о бухгалтере, который при этом обезьяньем сме¬хе «погиб и со всем своим образованием».)

Видели три рода станков: 1) В. К. Л. (Волжско-Касп. лес) переваливает через себя лес в пучки.

2) Лан 3 (Лебед. Александ. Никол.) собирает пучок це¬пями.

3) Блокстад: наезжает, счетчица шевелит губами (170 бревен), берет и метит пучок проволокой.

726

Очень просто, сокращает работу на 2/3, но главное, лю¬ди работают с сухими ногами.

И опять необыкновенная простота.

«Тело запани» дедовское, но хорошее (а то есть за гра¬ницей по-новому). Борьба с наркомводом за моль. Между тем ведь дело все в буксирах: буксиры как средство меха¬низации сплава.

Четвертый год действует Бобровская запань, и четвер¬тый год сидит, заведует ей хороший человек, партизан Жилин Василий Дмитрич.

На запани сейчас около миллиона кубом, леса с Пине-ги + Выга + аварийный… всего пропустит около 3 милли¬онов.

По пути заезжали на р. Мечку посмотреть Сульфит-строительство (Мечкастрой). Но завед. не застали, а стро¬ить собираются только еще жилые дома для служащих.

На полях: Моль — это бревна сами плывут.

23 Июня. В пользу охраны Чаши.

Погода продолжается летняя, но жар спал. И так всегда на севере: при всякой жаре чувствуется некоторая угроза. Нам достали билеты на 24 вечер 9г/2. Значит, 26-го утром мы будем в Загорске, и всего путешествия с 9-го Мая по 26 [Июня] = 48 дней приписка: 7×7 = 49 = шесть с по¬ловиной недель, т. е. трех дней не хватает до Великого поста.

Двести-триста лет, и северному лесу конец: он умирает, гниет; а на юге и полторы тысячи — все еще здоровый лес. А сколько нетронутых лесов на Кавказе (не дают). Вот хо¬рошо бы после севера посмотреть лес на Кавказе и, может быть, какой-нибудь холеный лес в лесокультурной базе.

На полях: солнце одевается.

Были в местном музее. Там Заведующий, вероятно, из бывших людей кокетничал английским языком и всяки¬ми познаниями, адресуясь к пожилой, когда-то очень кра-сивой даме, тоже, вероятно, сотруднице музея, и оба они, интеллигентные люди старого умершего мира, были са¬

727

мыми яркими экспонатами в этом музее. Чисто и акку¬ратно в музее, но это скорее музей для средней школы, чем краевой музей: от всего взято по диковинке и схема-тизировано, и все; но ни один отдел не охватывает мест¬ного материала и не живет, переменяясь вместе с жизнью и пополняясь.

Солнце переодевается.

К ночи на р. Пинеге: оагеркнуто: солнце на небе и на воде между темными лесами оставило вместо себя боль¬шое малиновое пятно; Солнце, как актеры в театре, на самые короткие минуты ушло в глубину сцены за кулисы, чтобы переодеться к новому выходу, и вместо себя на небе и на воде оставило приписка: бросило большое малино¬вое пятно…

Приписка: Роль гисленно малых велигин в ландшафте — лист¬венница ближе к солнцу, на солнце указывает, а бе¬реза на геловека.

Лиственница = «листва». Если подсчитать, какой про¬цент лиственницы в отношении ели и сосны, то он будет ничтожен, но если ехать по рекам и смотреть на леса, то везде будет лиственница: это потому, что она везде выде¬ляется и очень высокая и любит опушки и берега, высоты, часто определяющие характер ландшафта. И по-другому несколько, но в смысле художественного значения малых в проценте величин