собрание его сочинений. Напечатал в том числе … и полную редакцию «Сказки о ретивом начальнике». В предисловии я указал, что произведение Салтыкова остается злободневным и для настояще¬го времени. Это само собой очевидное утверждение (которое часто можно встретить и на страницах официальной прессы) страшно вспо¬лошило трусливое издательство. Книга была уже отпечатана, 50 эк¬земпляров было уже сдано в книжные магазины, когда издательство распорядилось книгу задержать и опасную страницу из предисловия перепечатать с пропуском страшной фразы. Снова очаровательный,

895

чисто щедринский эпизод. … Во всяком случае, весь этот эпизод был детально известен проводившим мое «дело» следователям. В связи с этой книгой — еще одно курьезное сообщение. В камере № 85 Лу¬бянской «внутренней тюрьмы» сосед мой, коммунист Б., как-то рас¬сказал мне, что «у них» (я понял — в ГПУ) книжку «Неизданный Щед¬рин» буквально «рвали из рук другу друга», раскупили весь московский запас этой книги, ибо «Сказка о ретивом начальнике» была сенсацией дня. … Придется привести здесь краткое содержание и этой сказоч¬ки, чтобы читателю стало понятно, почему весь сыр бор загорелся. … В книге «Неизданный Щедрин» я напечатал четвертый вариант этой сказки, наиболее обширный и по тем временам нецензурный. Оказалось, что он не менее нецензурен и по нашим временам… В крат-ком и бледном изложении … содержание этой сказки такое: В неко¬тором царстве, в некотором государстве жил-был ретивый начальник, у которого на носу была зарубка: «Достигай пользы посредством вре¬да». Дали ему в управление целый край — стал он применять в нем свою систему: земледелие — прекратил, рыболовство — уничтожил, привел народ в страх и трепет, все по норам попрятались; а он сидит, радуется и мечтает: вот всё уничтожу, сокращу, в прах превращу, и то¬гда вдруг из великого вреда родится великая польза: всеобщая катор¬га. Тогда народ поумнеет, жизнь процветет, а я буду смотреть да радо¬ваться, дарить мужикам по красному кушаку, а бабам по красному платку. Однако — вредит он год, вредит другой, а пользы от этого ни¬какой не приходит: нивы заскорбели, реки обмелели, торговля пре¬кратилась, народ обнищал. Думал, думал, отчего бы это так — и дога¬дался: оттого, что вредил он с разумением, а вредить надо безо всякого разумения. Пошел к колдунье, та ему клапанчик в голове открыла, ра¬зуменье — фюить! — улетело, и стал ретивый начальник вредить без разумения, но и тут ничего не выходит. Стал придумывать разные проекты, например, проект о закрытии Америки, и спохватился: «Но ведь, кажется, сие от меня не зависит?» Бился, бился — ничего не вы¬ходит: вредит, а пользы нет. Тогда решил он призвать на помощь мер¬завцев, которые тут как тут, словно комары на солнышке вьются, и говорит им: «Так и так, господа мерзавцы, врежу я много, а пользы выходит мало, не можете ли помочь мне?» Мерзавцы охотно взялись помочь, но поставили условием: чтобы мы, мерзавцы, говорили, а все прочие чтоб молчали, чтобы нам, мерзавцам, жить в холе и неженьи, а остальным прочим — в кандалах, чтобы нам, мерзавцам, жить в пол¬ное свое удовольствие, а всем прочим чтобы ни дна, ни покрышки; чтобы наша, мерзавцев, ложь за правду почиталась, а остальных про¬чих хоть и правда, да про нас, ложью числилась; чтобы все прочие пикнуть не смели, а мы, мерзавцы, что про кого хотим, то и лаем… Со¬гласился на их условия начальник, хотя и сказал: «Вижу, господа мер¬завцы, что из работы вашей вреда, действительно, много будет, но выйдет ли из этого вреда польза — это еще бабушка надвое сказала». И господа мерзавцы стали действовать… Окончания сказочки можно

896

и не приводить. Достаточно и этого, чтобы понять, почему господа коммунисты стали «рвать из рук друг у друга» книгу с этой сказкой, — так всё это, как перчатка к руке, подходило к нашей советской дейст¬вительности. И мог ли думать Салтыков, что его сатира … через пятьдесят лет окажется как нельзя более злободневной! Недаром же и испуганное Издательство Писателей изъяло из моего предисловия фразу о злободневности сатиры Салтыкова. Все читатели понимали, что эта сказка о вредном начальнике попадет не в бровь, а в глаз тому начальнику, который довел советскую Россию начала тридцатых го¬дов до голода и разорения. Один мой приятель (имеется в виду При¬швин. — Ред.), живший в подмосковной деревне, дал книжку с этой сказкой прочитать соседним мужикам. Возвращая ему книгу, они ска¬зали: «Здорово здесь про Сталина пишут!» … Запретить напечатание этой сказки Салтыкова было невозможно — это значило бы признать, что между господами мерзавцами и господами коммунистами стоит знак равенства. Лучше было сделать вид, что сказка эта имеет только историческое значение» (Иванов-Разумник. Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки. М.: Новое литературное обозрение, 2000. С. 260— 262).

С. 61. …(смертью смерть!) — слова из Пасхального канона «Хрис¬тос воскресе из мертвых».

С. 62. …и после меня рассказы мои (напр., «Черный араб») долго бу¬дут гароватъ… — Ср.: «Это чисто поэтическая вещь, она может слу¬жить самым ярким примером превращения очерка в поэму путем как бы самовольного напора поэтического материала. … Если бы меня спросили, чем отличается прозаический очерк от поэтического, я от¬ветил бы так: отличается направлением к тому или другому читате-лю… В поэтическом очерке «Черный араб» … поэзия … без огляд¬ки на какое-нибудь практическое дело направлялась прямо к сердцу читателя. Так что прозаический очерк о моем опыте — это служебный, деловой; поэтический — свободный и, осмелимся сказать, празднич¬ный» (Собр. соч. 1956-1957. Т. 2. С. 801).

…один из секретарей пустил «Франса в халате»… — Имеется в ви¬ду книга личного секретаря Анатоля Франса Жана Жака Бруссона «Анатоль Франс в туфлях и в халате» (1925, русск. пер. А. А. Поляк и П. К. Губера), в которой речь идет о вкусах, человеческих пристра¬стиях, слабостях и интимной стороне жизни писателя.

…или как Вересаев пустил своего Пушкина. — Имеется в виду книга В. Вересаева «Пушкин в жизни» (1926—1927), которая вызвала неод¬нозначную критику пушкинистов и успех у читателей. Ср.: «В. Вереса¬ев в данном случае и не претендовал на создание научной биографии великого поэта, что специально отметил в предисловии. … В. Вере¬саев смотрел на Пушкина как художник и не стремился анализировать

897

его творчество, а старался дать представление о повседневной жизни поэта, пытался воспроизвести его характер, образ — как это и полага¬ется, скажем, в романе. Только вот роман вышел необычным по фор¬ме. Однако В. Вересаеву казалось, что монтаж свидетельств современ¬ников дает яркое представление о «живом Пушкине, во всех сменах его настроений, во всех противоречиях сложного его характера, — во всех мелочах его быта…»» (http://az.lib.rU/w/weresaew_w_w/text_ 0070.shtm).

С. 64. На востоке японцы расстреливают Шанхай. — Речь идет о захвате Маньчжурии Японией и наступлении на Шанхай, вызван¬ном как экономическим кризисом в Японии, так и ростом революци¬онного движения в Китае; в марте 1932 г. Временное Центральное правительство Китайской Советской республики объявило Японии войну.

С. 66. Европа не должна и не может закатиться, но она пройдет герез востогную гистку… — аллюзия на сочинение О. Шпенглера «За¬кат Европы» (1918-1922).

С. 67. …«за другимоя», «душу погубим»). — Ин 15:13.

…только и разговоры, гто о войне. — В 1932 г. Советский Союз установил дипломатические отношения с Китайской Советской рес¬публикой. В газетах в это время постоянно присутствует военный мо¬тив, в частности связанный с захватом японцами Маньчжурии. Война в принципе была одним из основных мифов в советское время, сквозь который человек понимал новую жизнь, как личную, так и обществен¬ную («нет радостей, праздников, подарков, и ждать лугшего тоже не¬льзя: ждут войну», «если только этот перегиб не является вестником войны», «Война выясняет нам жизнь как сгастье», «опасность войны огень серьезная», «Ребята рвутся на войну» и др. записи). Ср.: Фиц-патрик Ш. Повседневный сталинизм. Социальная история Советской России в 30-е годы: город. М.: Росспэн, 2008. С. 15—18.

С. 68. Хорошо в Америке? — Нет, дикари (Пильняк). — В 1931 г. Б. Пильняк совершил поездку в Америку, в результате которой был написан роман «О’кей — американский роман» (1933). Ср.: «»О’кей — американский роман» — шаг вперед по пути освобождения Пильняка от сменовеховских и националистических тенденций. В нем Пильняк дает картину бытовых, национальных и производственных отноше¬ний в Америке, вскрывает порочность капиталистической техники (фордовский конвейер). Пильняк с полным правом заявляет, что пи¬шет «О’кей» для того, чтобы лишний раз разъяснить американским братьям-рабочим капиталистическую кабалу их существования» (За¬славский Д. С птичьего дуазо // Литературная газета. 1933. № 14).

898

С. 69. …вот оно опять возвращение (война, голод, сыпняк)… — В те¬чение 1932 г. обозначились перебои с продовольствием («Вот-вот корова отелится, и у хозяйки бродят в голове негестивые мысли, как бы устроить так, гтобы не поить теленка дорогим молоком, а как-нибудь от него вовсе избавиться»), информация о голоде в основных хлебо¬родных районах Центральной России, Северного Кавказа и Казахста-на не проникала в газеты, но нехватка хлеба и хлебные очереди в не¬которых районах возникала то и дело. В 1932—1933 гг. это произошло не вследствие засухи или недорода и даже не вследствие сплошной коллективизации и раскулачивания, но в результате принудительных хлебозаготовок. (Ср.: «Несмотря на энергичные усилия партийно-хо¬зяйственного руководства, практиковавшего в сентябре-ноябре сня¬тие с работы и исключение из партии руководителей районов, «сры¬вавших план»; занесение на «черные доски» не выполняющих план колхозов, населенных пунктов, районов; объявление им экономиче¬ского бойкота и другие меры, планы хлебозаготовок не выполнялись. Ситуация изменилась в декабре 1932 г., когда в регион по указанию Сталина прибыла комиссия ЦК ВКП(б) по вопросам хлебозаготовок во главе с секретарем ЦК партии П. П. Постышевым. … У крестьян отбирали хлеб, заработанный на трудодни, в том числе и оставшийся с прошлых лет; хлеб на трудодни не выдавали; вывозили семенной хлеб. Нередко в ходе хлебозаготовок к крестьянам применялось наси¬лие … чтобы «выбить» хлеб, посадили в амбар под замок почти все село … «Приходили, хлеб силком забирали и увозили», «дали, а по-том отобрали», «ходили по домам, забирали хлеб и картошку; тех, кто противился, сажали на ночь в амбар», «из печки [хлеб] вытаскива¬ли», — вспоминали старожилы. … Это был искусственно организо¬ванный голод» (Шурыгин В. Вопросы истории. 1991. № 6. С. 176—181).

С. 74. …а помните, ведь с Японией война котилась нашим разва¬лом… — Имеется в виду Русско-японская война 1904—1905 гг., кото¬рая закончилась Портсмутским миром 1905 г., по условиям которого Россия признала Корею сферой влияния Японии, уступила Японии Южный Сахалин и права на Ляодунский полуостров с городами Порт-Артур и Дальний (Далянь).

С. 75. Архимедовы круги. — По-видимому, имеются в