в России,
…(песнь о Гайявате)… — имеется в виду поэма Г. Лонгфелло «Песнь о Гайявате» в переводе И. Бунина.
С. 236. …целый обоз единолигников, везут хлеб сдавать по новому декрету. — По-видимому, имеется в виду образование по указанию Сталина чрезвычайных комиссий в основных зерновых районах стра¬ны осенью 1932 г. — новый план сбора зерна.
С. 237. Вреги Белого (Краеведгеская секция)… — имеется в виду до¬клад под названием «Культура краеведческого очерка» на секции пи¬сателей-краеведов в Оргомитете Союза писателей 23 ноября 1932 г.
С. 238. …себя в своих согинениях… — План на 1-е Декабря
1) Краев, очерк. Доклад. Стеногр. — предисловие. Узнать в «Товариществе писателей» судьбу «очерка»
2) Отработать «Реликтовый край» для альманаха «товарищества писателей» 4У2 + 4 Даурия + и заграницу. 2 листа. 2 листа фото
3) Отработать Голубые песцы. 1 лист. г
4) Продвинуть Олень-цветок 1 лист. ^В. Отработать все,
5) Гон пятнистых оленей на Гамове 1 как записки У2 листа. [
Материал для доклада.
Кама (Кащеева Цепь, т. 1. стр. 176)
917
Сулоть (Журавлиная родина, 144) Трактир Ремизова (Жур. родина, 89)
Моренный ландшафт (Жур. родина, 83) или Заболотское озеро
Сосуд вечности (Я и мы) Ж. Р. 63
Родственное внимание Ж. Р. 63
Морены, 5-е [начало] романа (Жур. родина 57)
Ландшафт и ритм (Жур. родина 181)
Моя астрономия — личное начало («мне теперь ничуть не стыд¬но» Жур. родина 185,186) 1 нрзб. «родственного внимания».
С. 240. …«товарищ покойник». — Ср.: «Товарищ покойник! … Ты пал жертвой озлобленной буржуазии, и вот вам всем пример: еже¬ли вы будете сидеть сложа руки и оставите в покое жить буржуазию, вы заслужите участь Товарища Покойника» (Мирская чаша // Собр. соч. 2006. Т. 2. С. 653).
С. 242. …высокие мастера (волгки), артисты… — ср.: «…волгок, так называется в обувном деле артист, изготовляющий настоящую худо¬жественную обувь» (Башмаки // Собр. соч. 1982-1986. Т. 3. С. 450).
1933
С. 247. …подстоять не могли. — Подстоять зайца — значит не гнать, а, не двигаясь, стоять и ждать.
С. 248. Охотник, охотник, загем же ты ее тогда не схватил за ко¬пытце? — Рефрен, часто сопровождающий воспоминания о первой любви к Варе Измалковой. Ср.: Жень-шень // Собр. соч. 2006. Т. 2. С. 676.
С. 249. Общий путь всех русских больших писателей — это выйти из сферы искусства к тему-то более важному для геловека… — Ср.: «б/д. Истинное художественное творчество должно знать свое место и не становиться на место действия самой жизни, не становиться тем, что делает религия (дело жизни, как у Ницше, Гоголя, Толстого). Дело совершенно безнадежное для художника ставить на разрешение про¬блемы морально-общественного характера, потому что все они разре-шаются только жизнью, а жизнь есть некая тайна, стоящая в иной плоскости, чем искусство. Художник должен быть скромен, потому что свет его, как лунный, только исходит от солнца, но сам он — не солн¬це… Выходить за пределы своего дарования под конец жизни свойст¬венно все русским большим писателям. Это происходит оттого, что
918
посредством художества, кажется, нельзя сказать всего. Вот в этом и ошибка, потому что «всего» сказать невозможно никакими средства¬ми, и если бы кто-нибудь сумел сказать «все», то жизнь человека на земле бы окончилась» (Пришвин М. Незабудки. М.: Худож. лит-ра, 1969. С. 141-142).
Пришвин находит свою скромную [задагу сближения], родственного внимания (Гаегки), имеющего общие корни с первобытным анимизмом (Дерсу: люди). Он враг грубого огеловегивания (Холстомер), но он в при¬роде находит наросший слой геловегества, который дает нам зверя в родстве (Собаки). — В автомифологическом стиле (писатель исполь¬зует его также для создания «одного из самых игровых произведений русской литературы 30-х годов» (А. Варламов) под названием «Мой очерк» (1933)), Пришвин пишет о Пришвине-писателе в третьем ли¬це: в записи декларируется отношение автора к природе, строится мо¬дель творческого поведения Пришвина-писателя; во-первых, «зеле¬ная» природа для него — это образ мира, где ежеминутно происходит встреча прошлого и настоящего, природы и культуры — благодаря этой встрече в процессе художественного осмысления природы проявляет¬ся и становится значимым поведение маленькой пичужки (рассказ «Гаечки», 1926); во-вторых, подтверждается творческая продуктив¬ность столкновения первобытной культурной традиции единства с при¬родой с современным научным и художественным исследованием мира (Дерсу Узала (1849—1908), нанаец (гольд), охотник, который всю свою жизнь прожил в тайге под открытым небом, а зимой в юрте из бересты, с которым подружился и прошел многие километры (1902—1907) уссурийской тайги молодой ученый и будущий писатель В. К. Арсеньев — его книгу «Дерсу Узала» (1923) Пришвин очень це¬нил; можно сказать, что она сыграла роль литературного подтекста поэмы «Жень-шень»); в-третьих, он отмежевывается от наделения животного человеческими качествами (рассказ Л. Толстого «Холсто¬мер», 1885); и, в-четвертых, выделяет собаку как самое понятное и близкое ему существо, с которым он чувствует родство («наросший слой человечества») и понимает это чувство как единственно возмож¬ный для себя способ познания природы («Собаки вывели меня в лю¬ди»); впоследствии он назовет это чувство «родственным вниманием», как бы удваивая усилие человека (родовое плюс культурное) в его стремлении понять мир. В этом ключе написаны все «собачьи» рас¬сказы писателя. Кроме того, в книге «Золотой Рог» (1934) Пришвин определяет феномен Дерсу, а вернее, роль художника в мире природы: «Дерсу явился на советскую арену не сам по себе, а через Арсеньева… к следопытству инстинктивного человека Дерсу присоединяется сле¬допытство разумного этнографа, вернее и точнее — инстинкт дикаря сохраняется и продолжается в разуме ученого. … Одна черта осо¬бенно меня поразила в рассказе Арсеньева о том, как он написал свою книгу. Оказалось, он никогда не думал о книге и особенно такой поэ¬тической». Для Пришвина с книги Арсеньева началось его собствен¬
919
ное путешествие на Дальний Восток. Ср.: Собр. соч. 1982—1986. Т. 4. С. 434-435.
С. 250. Мой юбилей в секции Краеведения. — Ср.: «Вечер … пре¬вратился в первый импровизированный юбилей Пришвина, без вся¬ких официальных приветствий и заранее приготовленных докладов, с выступлением самого Пришвина. Происходило это в Дубовом зале теперешнего ЦДЛ … рассказ Пришвин вел непринужденно, как раз¬говор за чайным столом или у костра на охоте. После этого прочел гла¬вы из своей недавно законченной повести «Жень-шень»». Из отдельных выступлений помню дружественно-восторженное слово старейшего литературного сверстника — Андрея Белого о когда-то вышедшем из глуши северных лесов и озер «волшебнике слова»» {Реформатская К В. О Пришвине // Личное дело. С. 153—168).
С. 251. Ветер Белого. — Имеется в виду вечер А. Белого в Политех¬ническом музее. Ср.: «П. Н. Зайцев вспоминал: «Борис Николаевич беседовал с публикой о романе «Маски». Читал отрывки из них. … Отвечал на многочисленные записки. В одной — на вопрос: «Почему роман «Маски» так непонятен …?» — У меня есть книга «На рубеже двух столетий». — отвечал Белый. — Я написал ее в полтора месяца. И эту книгу — приняли. Она понята. А «Маски» я писал год и написал непонятную книгу. Зачем я это сделал? Я бы мог написать за это время семь книг и получить в семь раз больше гонорара. А в работе над «Масками» я семь шкур с себя содрал, измучился и переутомился… То, что непонятно сегодня, может быть понятно завтра… Я не хочу поль¬зоваться штампами или писать под «Белого», хотя мне это сделать очень легко…»» (Делекторская И. «Маски» и маски Андрея Белого // http://www.utoronto.ca/tsq/22/delektorskaya22.shtml).
Весна света в Москве…— В 1918 г. в дневнике писателя появилась составленная им летопись жизни, в которой отмечено: «1885. Второй класс. Счет годов с весны», а в одной из последних записей своего по¬лувекового Дневника, 30 декабря 1953 года, он записывает: «Мало ли чего в нашей жизни было разбито, но я спас и вывел к людям «весну света»» . Есть у Пришвина и рассказ «Весна света» (1938).
Пленум, притесанный Лунатарским. — Речь идет о том, что именно в своем докладе на 2-м пленуме Оргкомитета Союза советских писа¬телей 12 февраля 1933 г., посвященном теме социалистического реа¬лизма, А. В. Луначарский, знаток мировой литературы и культуры, который прежде пытался противостоять откровенно узкоклассовому, вульгарно-социологическому подходу к литературе, предлагает «по-степенно, осмотрительно, основательно подходить к созданию теории литературной практики… полностью усвоившей себе и применяющей метод диалектического материализма»; он подчеркивает, что для того чтобы не только усвоить «основные принципы диалектического мате¬риализма», но «определить его специфическое применение в области
920
искусства, в частности художественной литературы… совершенно доста¬точно усвоить лозунг социалистического реализма» (Лунагарский А. В. Собр. соч.: В 8 т. М.: Худож. лит-ра, 1963-1967. Т. 8. С. 517).
С. 252. …взять «языгника» (эвдемониста)… — Эвдемонизм — эти¬ческое учение Эпикура (от греч. eudemonia — счастье), признающее критерием нравственности и основой поведения человека стремление к счастью.
…«кризис индивидуализма»). — Имеются в виду идеи Ф. Ницше, выраженные в книге «По ту сторону добра и зла» (1886), где речь идет о непреодолимом кризисе индивидуализма, вытеснении индивида сверхчеловеком, то есть кризисе европейской культуры. Немецкая культурная традиция, прежде всего в лице Ницше и Вагнера, оказала в студенческие годы (Лейпцигский университет, 1900—1902) большое влияние на мировоззрение Пришвина («Роман моей жизни: столкно¬вение Германии и России, я получил все от Германии» (Дневники 1914—1917. С. 151)); ср. также в автобиографическом романе «Каще¬ева цепь»: «В этой книге каким-то чудесным путем философия соеди¬нилась с поэзией, и то самое, что у Канта и других ползло, здесь летело, как метеор, на одно неповторимое мгновенье ярко освещая мировое пространство … настоящее знание летит, как метеор, и человек ис¬тинного знания сгорает и падает, как метеор; и пусть: старый бог умер. Так говорил Заратустра. Дома, ни о чем этом больше не думая, свобод¬ным движением руки он подвигает к себе книгу «По ту сторону добра и зла» и там, читая до вечера, узнает … оказывается, мир в себе, то, что невозможно достигнуть знанием и что если бы это и удалось как-нибудь узнать, то оказалось бы, может быть, очень смешным и ни¬чтожным… Так говорил Заратустра» (Собр. соч. 2006. С. 404—405). О влиянии философии Ф. Ницше на Пришвина см. в кн.: Подоксе-нов А. М. Мировоззренческий контекст повести М. М. Пришвина «Мир¬ская чаша». Белгород; Елец, 2007.
Диалог с Ницше пунктиром проходит через весь дневник писателя («Над изображаемой мной эпохой в «Кащеевой цепи» висела филосо¬фия Ницше» (Дневники 1926—1927. С. 533)). На страницах дневника то и дело возникает то явная, то скрытая полемика с Ницше (ср. за¬пись от 27 октября 1930 г.: Дневники 1930-1931. С. 262). Кроме того, проблему противостояния личности и общества (одну из важнейших в творчестве Ницше) на протяжении всей творческой жизни и в худо¬жественных произведениях, и в дневнике
