на борьбу хоть до смерти. Лицо его перекосилось, щеки задергались (лицевой нерв). По¬шел объясняться… Приходит, говорит. Каширин бессмыс¬ленно смотрит на него и ест яблоко. Не вытерпел Григорь¬ев: «Бросьте яблоко!» Тот бросил, но разговор уже был плохой. А мальчишка пришел, и Каширин сразу же вы¬черкнул Григорьева из списка лишенцев. Выходит, что Григорьев не умел разговаривать… Но и должен же кто-то крикнуть: брось…
31 Марта. Серый, ветреный и холодный день. Почти новее не таяло.
97
Мои все братья, сын Лева теперь и множество подоб¬ных и сам я в глубине души ненавидим попов (воспомина¬ние — Оптину Пустынь). В чем тут дело? Почему каждого мальчишку при виде попа тянет к озорству? У Левы почти содрогание, как от змеи (в глубине и у меня), а мать, а дя¬ди-купцы? Чтобы такой хороший, естественный человек переменился к попу, нужен грех: тогда через страх, уми¬ление, смирение и пр. — но вдруг может выпрямиться и послать все к черту… Никому не поверишь, если явится в рясе. Но если какой-нибудь простой огородник неожи¬данно, не отрываясь от работы, начнет проповедовать ле¬то Господне благоприятное… он поразит!
Вывод: надо взяться за картофель и совершенно исчез¬нуть от писательства.
1 Апреля. Серый день, как вчера, но мягкий. Дорога еще держится.
Евангелие так написано, что кто по природе своей при¬емлет мир, тот находит себе Христа учителем радости да¬же чисто земной: нам такие люди представляют Христа и в браке, и с детьми, и в поле с лилиями; если же я скло¬нен к войне и разделению небесного от земного, то всем известны слова: «не мир, но меч» и много других, несом¬ненно утверждающих отречение от мира, аскетизм. К это¬му разнопониманию на почве разнонатурности человека присоединяется время; изменяются во времени знания, состав общества — в наше время, напр., бесполезно и даже вредно представлять Христа с чудесами вроде воскресе¬ния мертвых, потому что чудеса теперь возможны только за пределами наших точных знаний. Евангелие читать на¬до так, чтобы одним глазом смотреть сквозь себя на Хрис¬та, а другим на современную свою повседневную жизнь (дневники писать) и на общую (газеты читать).
Какой-то инстинкт вроде самосохранения оберегал меня погружаться в религиозную философию и даже просто в тонкости христианской морали; но я всегда знал, что на том месте, где у других мысль, у меня это место от¬мечено чувством, вернее, просто заметкой, по которой в будущем всегда можно найти отвечающее этому чувству
98
понятие. И теперь, когда я пошел по этим заметкам, что¬бы расставить соответствующие мысли, с удивлением спрашиваю себя: но почему же молчат теперь те, кто рань¬ше меня все понимали…
Механизация этики, проходящей через госаппараты, к человеческой личности такая этика доходит в форме во¬енного приказа, — какая же тут этика!
Аскетизм имеет только рабочую ценность, а отвлечен¬ный аскетизм часто от дьявола: аскетизм рабочий должен сопровождаться великой радостью, потому что он все си¬лы собирает для достижения радостной цели.
Забота (в евангельском смысле) становится поперек жизни, она уничтожает самую задушевную сторону (Гар¬нак) нашего естества.
2 Апреля. Пасмурно. Мокрый снег.
Дубец вдруг оступился и покатился по лестнице, потом судороги, и кончился так же, как Кента и Нерль.
3 Апреля. Пасмурно. Мелкий снег.
Лева ночью приехал после борьбы за комнату. Послал письмо к самому. Жду чудес. Не дождусь… вот и проверим чудеса по себе.
Христос и Евангелие вне политики… Можно свидетель¬ствовать о неверии, но привлекать за неверие человека неверующего нельзя. И ничего нет безумней, как навязы¬вать веру. Тот, кто верит, должен о вере молчать и убеж¬дать нас особенным делом, через которое мы сами пове¬рим.
Христос и Евангелие в отношении политики по сущест¬ву ничего не говорят, потому что на такой высоте, в таком плане и самой политики нет, но, конечно, через все планы жизни надо пройти, чтобы достигнуть высшего.
Уже по одному тому надо Евангелие, чтобы люди всех стран и всех жизненных положений, взяв эту книгу в ру¬ку, могли сойтись между собой…
99
На полях: Понятно из практики писательства моего: нахо¬дишь в муках и злобе, а делаешь так, гто как будто не было ни труда, ни злости, ни мук. И еще: все лиг-ное перевести в общее.
Нельзя идти против зла, потому гто гасто зло имеет миссию зла против зла для перемены жизни, так гто есть два зла: заднее зло и передовое.
— Верь! — Не верю. — Верь, негодяй! — Не верю. — Верь, что не веришь! — Верю.
Но все-таки насильно верить нельзя и не верить, на¬оборот, если будут заставлять верить, станешь не верить, и если не верить будет обязательно, то поверишь непре-менно. Так что вера обратна насилию.
Антисоциальный человек (Матвеев), физический ин¬дивидуалист, заключает себя в бригаду и делается соци¬альным и своеобразно приносит «пользу».
Теперь и хороший человек плохим покажется, потому что хороший в упадке злится и забыл то, что он сделал, когда был счастливым.
Кулак, осознавший себя в коммунизме: нынче нет большевиков и нет кулаков: кулак осознал себя в больше¬визме и стал [совсем] как большевик.
Павловна. Слова ее редко бывают полноценными, обыкновенно слова ее как бы опыты чувственного мыш¬ления: «скажу, а потом увижу — не так, и переменю». Вот почему, будучи очень умной, она часто говорила нелепо¬сти и через минуту их переиначивала даже и не очень лов¬ко в противоположное.
Романтизм и скепсис разные дети одного упущенного мгновенья жизни, разные дети истока, «духовной жизни». (Ненасытимость религиозного чувства. Мгновенье, кото¬рое ничем не оправдается, ни служением науке, искусству [ни] добрыми делами). Много-много подумать: недавний сон: и все ведь по-новому! Одной сказать можно, и ее нет (невысказанное — высказать = невозможность).
На полях: Романтизм — это не взять мгновенье и пытаться возместить, скептицизм — взять и увидеть «не то». Ангел упущенного мгновенья жизни.
100
3—4 [Апреля]. Все так же пасмурно, снег идет, тает, но не хлестко, дорога еще держится.
Левина борьба за комнату с Союзом Писателей кончи¬лась тем, что предназначенную мне комнату отдали сек¬ретарю ячейки. Замечательно, что на мою угрозу выйти из Союза — чуть не последовало возмущение с принятием мер (знаем мы эти меры!) и что секретарь ячейки угрожал застрелиться, если ему не дадут комнаты (с женой развел¬ся), что приняли во внимание и даже отвечают: «но ведь он застрелится». Но ведь вопрос был о книге, я говорил, что Пришвину придется отказаться от литературы. Итак, пусть Пришвин не будет писателем и даже удавится, лишь бы не застрелился секретарь ячейки. Встреча: партчело-век и спецчеловек. Особенно интересно, как все, Халатов, Селиванович и др. оагеркнуто: переменились были ка¬кие, когда узнавали факт [про] Пришвина, и какие стали, когда ознакомились с обстоятельством.
На полях: Обдумать: на Дальнем Востоке русские угились над китайцами и корейцами господствовать.
5 [Апреля]. Пасмурно, медленно тает. Множество гра¬чей собралось в овраге под Козьей горкой и живут там, потому что на дне оврага вытаял навоз.
Волна настроений, связанных с войной и просто обыч¬ным календарным предвесенним положением дел, вдруг прокатилась, и теперь еще меньше прежнего люди ждут перемен. Ряд людей, самых крепких, имевших уверен¬ность в том, что они «пересидят» время «классовой борь¬бы», теперь говорят: «едва ли возможно пересидеть».
Зависть — ненависть (люди так злы!)
(Этого сколько угодно: лезут и давят друг друга)
Наполях: Веяние. Зависть — ненависть (ударение нена, на втором слоге).
6 Апреля. Медленно тает в тумане. Завтра Благовеще¬нье: переездят.
Приезжал по делам картофеля загадочный человек Прокопий Захарыч Шпекторов. Мои говорят, будто он
101
жулик, а по-моему, тронутый. Впрочем, идея его помеша¬тельства очень распространена между определенной груп¬пой людей, читателей Нилуса, антисемитов. Они научают себя, что власть в католической церкви давным-давно за¬хватили евреи и тайно руководят всем миром. С этой точ¬ки зрения большевики являются лишь их слепым оруди¬ем. Идейка так себе, довольно вульгарная и, скорей всего, является невольным выходом полуобразованного челове¬ка из скотинного состояния, требующего причины и ви¬новника. Эти люди не в состоянии представить себе, что в результате столкновения разнородных исторических сил может создаться гнусное состояние, в котором вино¬ваты все и никто.
На полях: тогки две:угитъ или нет
Хочу продумать свое отвращение к учительству. (Хочу не учить, а душевно беседовать, размышлять сообща и до¬гадываться.)
В одной точке времени жизнь собирается, как электри¬чество, происходит вспышка от соприкосновения, и это освещает срок этой жизни, и назад и вперед.
7 Апреля. Мокрый снег. Медленно тает. Воды нет в ов¬рагах и нет проталин. А зяблики здесь, сидят на телеграф¬ных проволоках; если же зяблики здесь, то значит, все тут и только не показываются. Вот было ночью (на 8-е) заго¬релся на нашей улице д. Каптерева, и то ли воды не было, то ли пожарная машина была не в порядке, разыгрался та¬кой силы пожар, что жаворонок, притаившийся в городе от холода, принял тепло от огня за весеннее, свет от пожа¬ра за восходящее солнце, и вдруг поднялся и запел, глу¬пенький, среди ночи.
8 Апреля. С утра дождь мелкий, а в полдень так лива-нул, так разлилась наша канава, что Ив. Ив. не мог прий¬ти и кормить кроликов, и пришлось кормить самому. Этот день и надо считать решительным в повороте от весны света к весне воды.
102
Ночью явился Лева и привез радость: по жилищному вопросу у нас вдруг победа и по всему фронту. Самое глав¬ное, что явился выход спасаться от литерат. мелкоты (бю-рократии).
История христианства особенно ярко представлена примером мгновенного обрастания иерархией и бюрокра¬тией всякого живого движения души. Возле малого под¬вига — малое число, но вот если такой подвиг, как блаж. Августина, то вырастает целый сонм благочестивых бе¬сов. Так все на свете поднимается вверх при солнце и от¬того бросает свою тень. Солнце и не знает о тени, но вся¬кая нечисть пользуется и в тени делает свое темное дело… А у нас теперь перед всякой возможностью тени стоит очередь и топчет все, что должно подниматься для них же, для тени; вот этот табун, по-видимому, и сыграет та¬кую же роль, как 1 нрзб и пр. — Это не союз писателей, а табун… табун писателей.
На полях: На плохой коней: Спец в процессе производства де¬лается вредителем, администратор (хозяин) бю¬рократом. И так, разделенный с самого нахала ге-ловек — надвое (хозяина и работника) дробится все больше и больше до пыли, — полугается не бюро¬кратия даже, а мелкократия (объединенная пыль).
На хороший конец: Запоны и препоны разрушая, является лигность… (бл. Августин и церковь) или же инаге…
Зло исчезает, как голод: как манит поесть, когда голо¬ден, каждое представление о хорошем куске обещает при успехе как бы жизнь вечную, полную счастливых возмож-ностей, а поел и нет ничего, голод исчез и обман его; так, вероятно, и готовность к злу, на 90% исходящая прямо от голода. Злые
