Ивановна, а солнечная женщина: здоровье и смех.

Два прилично одетых с портфелями. — Как дела? — Ничего, а как у тебя? — Хорошо, конечно, вообще-то дела никуда не годятся… — По-ни-ма-ю!

Чувство природы оценивается только силой… Если оно слабое чувство, то оно является чем-то вроде вкусного со¬уса люб[ующихся] существ, дачников и т. п., если же оно сильное чувство, то оно всегда имеет косвенное отноше¬ние к другому человеку (социального происхождения): луна, созданная чувством жизни, звезда-Общий путь всех русских больших писателей — это выйти из сферы искусства к чему-то более важному для человека (Гоголь, Толстой, Достоевский). На этом пути, однако, все эти великие люди имели однообразный конец в демонизме.

Теперь представим себе обратный путь: художник не отдается во власть выманивающих его из сферы искусст¬ва идей, а напротив, как только идея начинает вымани¬вать его, соблазнять, отрывая от земли, он самую идею выбрасывает и за то самое, снижаясь, получает в свое виде¬ние новую деталь. (Так построена «Журавлиная родина»). На этом же пути разрешить все вопросы только средства¬ми искусства, оставаясь художником до конца, Пришвин находит свою скромную [задачу сближения], родственного внимания (Гаечки), имеющего общие корни с первобыт¬ным анимизмом (Дерсу: люди). Он враг грубого очелове¬чивания (Холстомер), но он в природе находит наросший слой человечества, который дает нам зверя в родстве (Со-баки).

Наша маленькая луна. Вульгаризация науки (Лаплас и причина за качество: «а почему?»). Пустая научная луна (ничто) и луна, в свете которой у душистого сена столько зачиналось людей. Причина эта, все равно что внутрен¬ность вместо лица. — Какое прекрасное лицо! — Ничего особенного, это потому что у него хорошее пищеварение.

Так вот качество и агент качества личность.

249

На луну потому приятно смотреть, что в ее свете вы входите в мир хорошо расположенных друг к другу людей (звезды особенно): это природный аккумулятор самых лучших чувств людей друг к другу: вот отчего сила эта по¬могает некоторое время и жить в тесноте. (Дачи, пикни¬ки…)

31 Января. Мой юбилей в секции Краеведения.

Человек на две половины: один почетно-обществен¬ный, другой сам с собой: чем больше тот, тем труднее до¬ступ к этому. Вот где происхождение тайны.

На полях: 1-го/Н. Ездили на «Пиковую даму». 3 Февраля. Великая метель.

Союз русских людей: Клычков, Евдокимов, Григорьев и т. п.: Васька Каменский, Чувиляев, Ремизов, Павловна, Тарасиха (так, прибавляя одного к одному «русских», просмотреть души живые и мертвые: внутрь всех их про¬смотреть через Павловну).

Молочницы: — Стала бы я возить молоко, кабы на ра¬боту брали, никто не возьмет: кровь горлом идет. — А ты кровь свою не показывай! — За мужа получаю 26 руб.

9 Февраля. Думаю часто о Белом, что, напр., он может сколько угодно врать, очевидно, укрывая нечто; но воз¬можно, и укрывать-то нечего. Он скорее актер, чем писа¬тель. Мне он рассказывал о происхождении своих «сим¬фоний», будто бы они произошли возле Лебедяни, притом на скаку… Я ничего в нем не понимаю, мне иногда кажет¬ся, что он переливает из пустого в порожнее…

Р. заболел.

Русский по одежке принимает, по уму провожает, ев¬рей по уму встречает, а по одежке провожает (Левин читал меня и восхищался, но когда побывал у меня в крысиной комнате в д[оме] Герцена, раззнакомился).

Юбилей… вдруг позвонился с поздравлением Семашко! И так понемногу все придут. Сегодня ночью видел мать

250

свою, и она мне про невесту мою сказала, что она — здесь. — Какая же она теперь, — спросил я, — старая? — Напротив, цветущая и такая говорливая!

После того я стал думать с болью, что я-то стар и узна¬ет ли даже она меня. Итак, мне было 28 лет, когда я провел с ней недели две в Париже, и вот 60 — 28 = 32 года я про¬жил под влиянием. И в этом все поэты = «муза» = то, что в «корне»: истратить мгновенье или удержать? Размноже¬ние.

10 Февраля. Леве сказать: 1) Ехать в Питер 2) Подтя¬нуть юбилей.

11 Февраля. Поехал в Москву. Вечер Белого. Аудито¬рия как лик автора. Белый и Мережковский.

12 Февраля. Голова болит. Весна света в Москве: буль¬вары и дети. Пленум, причесанный Луначарским.

Реализм положительный, реализм отрицательный (мелкобурж.) и социалист, реализм. Теперь явилась для человека, желающего иметь свободное суждение, новая опасность: если мне видится факт мерзости и у меня яви¬лось естественное желание на это плюнуть, то меня могут за это наказать: эта мерзость со стороны «отриц. реализ¬ма» через несколько десятков пятилеток диалектически должна будет стать «благом», и ты должен видеть это впе¬ред и это благо социализма в будущем должен считать ре-альностью, а мерзость настоящего есть нечто для тебя не¬реальное.

Вот, напр., разговор с завед. изд-вом Шульцем. — Т. Шульц, вы снижаете гонорар, а между тем деньги пада¬ют и на них купить ничего нельзя: ржаная мука 125 руб¬лей стоит, а в след. неделю наверно 150 р. и т. д. — Нэ! верно! — ответил Шульц, — теперь будет много политот¬делов (на заводах, совхозах, колхозах), и если будет много политотделов, то заводы, совхозы и колхозы будут рабо¬тать лютче, и если работать будут лютче, то будет больше бляк (благ) и рубль будет стоить дороже.

251

Социалистический] реализм дает выход каждому мер¬завцу и дураку, а потому если и явится святой социалис¬тический реалист, то под его маркой укроются сотни жу-ликов…

Если взять «язычника» (эвдемониста) в аспекте поло¬жительного реализма — да! христианское отрицание — нет! и христианское утверждение «тот свет» и отсюда утверждение каждой минуты бытия… То чем же это при¬писка: эта диалектика отличается от соц. реализма?

Робко… даже, как воры, берут из христианской мисти¬ки материал и преподносят его в форме «диалектики». Писать и говорить о Христе можно, называя его Промете-ем. Вот будет революция, когда не побоятся ни Бога, ни Христа и даже колокольного звона.

Соц. реализм — это транскрипция философии «того света». Следующий этап нового сознания будет в транс¬крипции личности с ее подвигом, героизмом и т. д.

Пролетарии — это те же евангельские рыбаки («я сын пьяницы и проститутки»): там и тут презрение к роду-племени.

15 Февраля. Г. едет за Павловной, завтра «Евг. Онег.». 18-го Лева едет Ленинград 17 — чтение у Никитиной.

Говорят, что речь Луначарского на пленуме («добить врагов, чтобы не хрипели») — это рука нищего, протяну¬тая за подачкой (подайте, ради Антихриста). Вид сквер-ный: вставной глаз, парализованная щека, весь зеленый. Говорят, будто бы Луначарский будет назначен председа¬телем Оргкомитета и вскоре уедет лечиться, а за него все будет делать Субоцкий. Говорят, что будто бы так и надо, чтобы писатели попали под управление военной руки: книга сильней артиллерии. Это не новая мысль, но в сте¬пени приближения к осуществлению тут есть новое.

В приспособлении сокровенно растет индивидуаль¬ность очень грубая (на Западе она уже давно живет, и уже наслоилось против нее: «кризис индивидуализма»).

252

Пьеса Мейерхольда «Вступление» — это политический очерк, в исполнении которого театр драматический поль¬зуется средствами кино. И вообще сам Мейерхольд, ка¬жется, и состоит именно в передаче движения, подобно как передает это кино. Через это и получается так, что второй раз на ту же пьесу Мейерхольда идти не хочется. Фосфорически курящийся след проходящей жизни.

Так кричат, что плохо понимаешь в этом крике слова, чуть что, и непременно кричат во всю мочь. И тоже много свистят. Не только быт, но и всякий атом быта разбивает¬ся, и сила этого разбоя (раз-боя), конечно, совершенно отрицательная к «благам» жизни, и берет наше внимание к этим пьесам.

У Ремизова, у Белого и еще, конечно, у Гиппиус и других было это художество за счет разбоя атомов быта с тонко причудливыми образами курящейся фосфоресценции. Это творчество из ничего, и сам творец в прямой жизнен¬ной силе своей поврежден в чем-нибудь до конца. Вот в этом повреждении основ он имеет сходство с пролетари-ем, т. к. сущность пролетария и состоит в лишенности благ…

17 Февраля. Читал «Корень» у Никитиной, это было все равно что в нужнике где-то (сволочь-то какая!), не¬чистое место. Прямо после чтения грохнула рояль. Мер¬зость запустения, похожая на речь Луначарского. Марка литературы быстро падает. Необходимость стиля — «я у себя». Закрепление.

Чистка:

1) О папке с Левой (решить).

2) Приступить к чтению дневника систематическому с разглавлением, тематизацией и проч. Начать с одной ка¬кой-нибудь (взять с собой).

3) Лева в Ленингр.: 1) Пересмотр договора, 2) Вызволе¬ние книг, 3) Молод. Гвард., 4) «Счетчик».

4) По возвращении Левы: 1) Юбилей, 2) Пушники, 3) «Волки», 4) Известия — гонорар и проч. Статья в «Ли¬тер, газ.».

Наполях: Панферов

253

18 Февраля. Вся эта компания писателей, окружаю¬щих оагеркнуто: Гронского N., тем отвратительна, что, пьянствуя с ним, льстя ему, ничуть не влияет на него в пользу литературы, и каждый из них обыгрывает N. ис¬ключительно в пользу себя самого. Все они теперь так прилились к N.. что если бы какой-нибудь писатель не их круга, напр., Ценский, вздумал заявить в газете, как Але¬ша Толстой, о своей солидарности с партией и властью, то, пожалуй, его статья об этом так и провалялась бы в столе у Тройского. Мало статьи, надо выпить, т. е. фактически сделаться своим, а не только идейно; и, пожалуй, вот именно потому и нельзя выпить и стать своим, что хочешь работать идейно или попросту честно.

Мне кажется, однако, что если отказаться временно от претензии на «1-е место», то можно «в данном отрезке времени» оставаться порядочным писателем, пример Ша-гинян и Новиков-Прибой. Еще можно бороться за сущест¬вование посредством таланта, а также юродства.

У А. Белого взяли чемодан с дневником и тем самым взяли его самого, — как это глупо! писатель лег в чемодан, пришел некто, взял чемодан и унес.

Пленум для Белого оказался пленом. Доигрался моло¬дец!

20 Февраля.

Вчера приехал из Москвы, значит, проболтался там 8 дней.

Наполях: 11—19

Теперь везде принято говорить «на данном отрезке времени». — это стало необходимо, т. к. всякий расчет на дальнее время невозможен. Исчезли всякие воскресенья, субботы, пятницы, остались одни выходные дни и рабо¬чие; годы и месяцы потеряли свое прежнее значение аст¬рономически предустановленного плана жизни, и собы¬тия стали развиваться «на данном отрезке времени».

В моем характере в отношении всякой аристократии есть «непокладистость», и почему-то вообще «там» меня

254

не любят: все равно как в старое время у Стаховичей, так и в наше время у Тройского (какой-то я не «вхожий» чело¬век) «неловко» себя чувствуешь (что это?).

21 [Февраля]. Солнечный день. Весна света.

Облака еще нельзя назвать кучевыми, но очень к этому близки: как вата, клочками. После вчерашней метели те¬терева до полудня оставались под снегом, несмотря на солнечный день, видно, им там хорошо замереть в пухлом снегу.

Думаю о белках: понятно, если большой запас, то пом¬нишь о нем легко,