люди и трудились: не хотели, а надо. Через 500 лет стало свободно, а жили тут, потому что тут чело¬век был покорен, и родина тащила. Такая природа всякой родины. Вот и канал…
Кого оагеркнуто: губит забирает и обезличивает стандарт и конвейер? Того, кто и раньше был скотиной: безликою. Вопят слабые… Сильный осваивает эти силы, и они ему служат. Точно так, как жалуются на электри¬чество, некоторые еще на старость, от которой люди будто бы «из ума выживают». Тех, кто был глуп, старость от¬крывает: он глуп; точно так же и в стандарте: бездарен и будь [рабом], ты был рабом и остаешься им…
1 Сентября. После месячного дождя, 29-го Августа погода стала укрепляться. 29-го вышли в Кобылино (12 в.). Остановились у Трусова Ивана Федор, (до 40 лет скрывал от матери, что курит — вот какая крепкая женщи¬на; 70 лет мать объявила, что выходит замуж за работни¬ка — раньше жила с ним; вот тут в решительном разговоре забылся, вынул папиросу и не спрятал; сумел отговорить попов; вышла за другого; судом свою часть; на суде поми¬рился). 30-го в Долгих лугах; трава некошеная (из-за дож¬дей). Убили только двух и [всё]; вернулись 31-го утром.
Гришка Приблудов (с прекр. дамой на руке). Индиви¬дуально совсем неукротимый. Глубочайшее презрение к начальникам: выявление гео-коренного анархизма; от-вращение к нему честного начальника: обнажение госу¬дарственника такого-то столетия. Смирить Гришку никто не может. Существует, однако, общественность таких же гришек-бандитов, и этой гео-общественности он может договорно подчиниться, и государств, человек может до¬говориться с такой-то группой бандитов.
На полях: одному говорил товарищ нагальник, другим граж¬данин.
Вспоминается об Анке из Сегожи. Председатель Моск¬вин подал с гордостью ее исповедь и обещание исправить¬ся, в конце бумаги с похвалой упоминается сама настави¬
294
тельница: несомненно это и писала. Прочитала вслух. Всех тронуло. И вдруг голос: — Да кто же это? — Ответ: — Ан-ка… — Так это Анка! — Общий смех. Но этим началась ка¬рьера Анки и ее «начальницы».
В том-то и дело, что дело одинаково выгодно и ворам, и начальникам. Дело расширяется: воры объединяются в бригады: одна бригада перед другой: одна: «мы вырвем красное знамя»; другая: «нам его принесут!» а начальни¬кам] ордена… Так Анка делается ударницей и делегирует¬ся в Дмитров на съезд, и М. Горький плачет от ее слов о том, как она «исправилась». Мы так себе представляли, что действительно исправленный человек ни в коем слу¬чае об этом говорить не станет.
Дело в толковании слова «перековка»: мы понимаем ее в смысле «перековать мечи на орала», т. е., сохраняя мате¬риал, создать новую форму; воры понимают перековку, вероятно, в том смысле, как перековывают лошадей: ло¬шадь хромала в старой подкове, в новой она бежит; а то и так бывает, что перекуют обратно, и на дороге след оста¬ется обратный истинному движению. Одним словом, пе¬рековка на блатном языке, вероятно, имеет иное значение, чем в общем. И вот Горький от речи Анки, конечно, как иностранец в России, понимал перековку в интеллигент¬ном смысле. Жалкое впечатление… Вообще Горький, хит¬ря, всегда думал, что он умнее воров (в том числе и капи¬талистов) и что их он перехитрит. И так оно верно вышло в отношении капиталистов (владельцев сейфов), но воры обыкновенные его перехитрили. И, конечно, можно вос¬хищаться (и должно) деятельностью нашего правительст¬ва в отношении воров, но только нельзя понимать «пере¬ковку» в глубоко моральном смысле и реветь, как Горький. Тем не менее приходится стоять за Горького, по-видимо¬му, уже последнего защитника «нашей» морали.
Гришка Приблудов к начальникам относился по-раз¬ному: в огромном большинстве случаев он говорил «граж¬данин начальник», скрывая в «гражданин» обыкновен¬ное, повседневное свое к ним презрение. В редких случаях, желая к такому-то лицу выразить особенное свое презре¬
295
ние, он говорил: «господин начальник!» И только одному Москвину из всех бесчисленных он говорил всегда одина¬ково: «товарищ начальник!»
Из снимков выясняется, что Надвоицкий водопад вме¬сте с Шаваньской водосливной плотиной и другими ис¬кусственными сооружениями являются материалом для главного моего рассказа (Взрыв аммонала).
Взрыв аммонала.
(В краю непуганых птиц)
После взрыва: 1) Мальчик на шлюзе с удочкой. 2) Лю¬ди работу найдут. 3) Птицы возвращаются. 4) Экзоты (огурцы) — новое. Лебедь — сигнал мира. Видел только лебедей, а теперь человека. Они (на слете) понять не мо¬гут, что лебеди мои — это не просто дикие, как их понима¬ют, а наши человеческие птицы. Плотина как таковая еще не достижение, и вопрос «стоило ли распугать птиц?» при одной плотине остается вопросом; плотина — родина об¬щественной личности: это моя плотина и в то же время это и наша плотина.
Наша плотина.
(В краю непуганых птиц)
…если моя и наша: лебеди с нами, лебеди должны вер¬нуться (Борисов и родина). Наша родина должна вернуть¬ся к нам с лебедями…
Сила природы (электричество) нам неприятна до тех пор, пока она нам чужая.
Итак, я не протестую против «завоевания» сил приро¬ды, но я хочу, чтобы в завоеванной силе каждый мог бы найти то же самое, что в природе находит человек лично и называет это своей родиной… Родина — это участок мо¬его личного труда в общем деле…
2 Сентября. Вчера после обеда опять пошел дождь, и опять пошло по-мокрому.
В наше время люди живут совсем не как у Тургенева, но охота одна, а впрочем, даже и тургеневские лишние
296
люди встречаются. Самая охота с легавой, конечно, та же самая, что и в дворянское время: те же самые тетеревиные выводки, бекасиные и дупелиные высыпки и на последнее прощание с осенью серые куропатки и вальдшнепский пролет. Необходимость где-нибудь ночевать по-прежнему приводит в избу крестьянина. Спрашиваешь обыкновен¬но почище, попросторней и где поменьше детей. После не-которого раздумья спрошенный обыкновенно говорит, что колхозники все на работе, и вдруг, спохватившись, ра¬достно находит: а вот идите к единоличнику, он… и пр.
Тип раскулаченного в большом доме, и мебель увезли, тоска старого человека: как мы работали — как они; того не хочет понять, что о себе и немногих говорит, а их мно¬го, и они все заодно.
Яблоневый сад: что сад! с меня взяли… и растащат; зво¬нок! звонок не сняли. Крыша соседа мохом заросла: вот кому жизнь, что наработал и т. д. пророчество: все кон¬чится голодом. Тоска старости: дочерей [замуж], сыновья ушли. Курит (одно спасенье). Я не курю: у меня мать креп¬кая. — И у меня мать крепкая. До 40 лет потихоньку ку¬рил. Она замуж за работника в 75 лет (с работником рань¬ше жила): для чести. Успел попа уговорить не венчать. Какие неприятности, а не посмел табак. Она бросила это¬го и за другого. Суд. На суде судья отдельно говорил со мной, и я сказал, что уважаю мать и готов допоить, докор¬мить. Мать позвали. Она согласилась: и я не посмел, хоте¬лось курить, а не посмел. Но пошли домой. Со всех сторон мне верные, теперь я хозяин. — Ну, мать, говорю, ты моя мать и я тебя уважаю, а я дому все-таки голова. — Вынул кисет, свернул цигарку и закурил.
Развить строительство канала (перемену планов и проч.) как творчество: и что каждый, как в творчестве, находил себе родину и приемы: напр., как штурм и прорыв плоти¬ны и тысячи мешков забросали… и как взрыв убил, и ни¬кто не хотел, а он подорвал, — это, и второе, договор с на¬чальниками.
297
Думали, что Калинин в Колонном зале будет пожимать руки ворам, но, видно, наверху раскусили суть «переков¬ки»: умно сделали, значит, в совокупности жизни госу¬дарства есть понимание этого… я думаю о высшей совести, но нет! не совесть ведет, а величина дела: чувство большо¬го не дает вторгнуться маленькому и его собой заменить; это чувство большого государственному человеку дается вместо совести… вот почему с большим человеком легче всегда и скорей… Характерно, что строители канала сами еще не поймут как следует, что они сделали.
Не труд меня упрекает, а лень, что вот жизнь даром в труде проходит, и нет времени определиться, — куда же она и для какой цели идет…
4 Сентября. Вырвался денек без дождя, и мы его ис¬пользовали: прошли через Торбеево—Бобошино—Дерю-зино—Ильинки — охотой по часам около 40 верст, а убили одного рябчика, причем из-под собаки и на чистой вы¬рубке.
5 Сентября. Пролежал (желудок).
6 Сентября. Весь день работал в фотолаборатории.
7 Сентября. Прочитал Пушкина «Историю пугачев¬ского бунта» и «Капитанскую дочку». Наконец-то дожил до понимания «Кап. дочки» и тоже себя: откуда я пришел в литературу. Утверждение мира в гармонической просто¬те («мечты и существенное» — сходятся). Пушкин отсы¬лает своего Онегина и вообще «героя нашего времени» к Пугачеву (Швабрин) и оставляет себе то простое, что есть в «Кап. дочке». И теперь читаешь и как будто у себя на ро¬дине… именно это родина; моя родина не Елец, где я ро¬дился, не Петербург, где наладился жить, то и другое для меня теперь археология, а Петербург даже и официальное имя свое потерял; моя родина, непревзойденная в прос¬той красоте и, что всего удивительней, органически соче¬тавшейся с ней доброте и мудрости человеческой, — эта моя родина есть повесть Пушкина «Капитанская дочка».
298
Плотина — водопад, большое инженерное сооружение, создавшее в краю новую географию. И новое русло реки и все это новое возникло по тем же самым законам приро¬ды, как и старое русло и водопады Выга: не мог инженер делать иначе; все, чем отличается новое человеческое твор¬чество от старого, — это сроки: те сроки больше челове¬ческой жизни и оттого представляются как бы предвеч¬ными, новые сроки меньше срока человеческой жизни: старые Надвоицкие водопады рождались в сроках тысяч, десятков тысяч лет, новое огромное сооружение, изме¬нившее всю географию Выговского края, создалось всего в один год с небольшим! И оттого, когда смотришь на ста¬рый водопад, думаешь о вечности и ее творце, а водопады из-под человеческой руки прямо подводят мысль к твор¬ческой родине самого человека. Я думал даже просто о се¬бе самом, глядя на удивительный водосливный гребень Шаваньской плотины: именно думал я, что моя родина не Елец, где я и (проч. смот. выше).
Так вот бывает же так! Созерцая красоту дела, создан¬ного руками тысяч людей, писатель нашел свою родину оагеркнуто: в «Капитанской дочке» Пушкина.
— О чем задумались?
Не сказать же, что о «Капитанской дочке»…
Мы едем. Я спрашиваю тов. Борисова, отдавшего сверх-силы на каком-то участке (кажется, 161), награж¬денного и ныне работающего спокойно на охране какого-то другого участка (кажется, 181) — о его родине и не тос¬кует ли он о ней тут на севере, близко к полярному кругу. Мне казалось, он понял меня и сразу стал горько жало-ваться:
