сказал ему: «умер Толстой». Загеркнуто: Ремизов Он знал. Я вдруг не вы¬держал и зарыдал. Много раз я потом это со стыдом вспо¬минал: ведь лично же я не знал его и не был толстовцем; я был молод и не мог, как старики, слезы свои ронять без¬лично, от события. Главное, что Толстого никак жалеть-то было нельзя, до того он гордо прожил и много взял. Приходится думать, что это я не от старости, а от оагерк-нуто: дикости своей и, вероятно склонности к актерству не сдержался: разрыдался; надо было как-то выразить се¬бя по случаю необычайного события, и так я наивно сыг-рал, а после ужасно стыдился. Алпатов смутился на мину¬ту, как будто готовый и сам заплакать, но собой овладел и сказал невнятно, смущенно и как всегда с запинками, с мычанием, с эканьем, мэканьем и всеми этими лишними звуками, как говорят люди, умеющие говорить с другими, как с самим собой:
— Мне кажется, — сказал Алпатов, — мы с тобой не о Толстом, а о себе плачем… сиротно нам… интеллигенция сидит в нас еще: живем идеями.
Это я хорошо помню, он так сказал это «живем идея¬ми», что выходило совершенно бессмысленно: как это можно, правда, жить — есть, пить, говорить, веселиться и размножаться идеями. Вот именно в этом у нас с Алпа¬товым и была какая-то малая разность: я был просто ху¬
305
дожник и в своих религиозно-революционных исканиях, совершенно искренних на поверхности, внутри себя, ко¬нечно, бессознательно актерствовал. Алпатов был глубже меня, и, мне кажется, у него что-то было подлинное в ис¬каниях, или, может быть, он глубже меня обманывался? Впрочем, теперь, когда прошло столько времени с тех пор, и если я сейчас по-новому вгляжусь в его жизнь, понимая ее по себе, объясняя по себе же теперь, когда я стал в сто раз умнее, чем был тогда, некоторые факты, казавшиеся мне столь загадочными тогда, — может быть многое, то¬гда нелепое, объяснено. Алпатов к нам в Петербург явился, как мы думали все, от самой земли: загорелый, здоровый, и вдруг [неожиданно] покраснеет или какими-то нечлено-раздельными звуками станет объяснять себя, совсем со¬бьется, и вдруг откуда ни возьмется: вдруг соберется весь, загорится и так страстно и так ясно картиной представит мысль и так надолго возьмет в плен все наше общество, что…
28 Сентября. С 8 ст. Сент. (Рождество Богородицы) = 21-го н. с. валовой пролет вальдшнепов (Бабье лето). Сто¬яли все время роскошные дни: утром невидимое солнце борется с туманом и с разным успехом, рано, в 7—8 утра или до 11 дня побеждает. Очень тепло, вчера в одной ру¬башке ходил. Сегодня вечером ударил мороз, и ожидаю белое утро.
Прошлую ночь наконец-то после нескольких лет видел мать во сне. Мне снилось, будто раз уже это было, тоже, значит, было во сне (повторный сон): мать моя умерла, и когда ее хоронили, то она очнулась и ожила. Так снится, будто это было давно, лет десять тому назад, и после, ко¬гда проснешься, все кажется; будто сон этот был у меня давно, только я забыл его, и теперь во сне он опять вспом¬нился и так повторился. Теперь снилось мне, будто снова мать моя умерла и мы ее уложили на стол где-то, похоже, в часовне. Прошел день или два, я все горюю и думаю: как раньше, когда мать была жива, мне жилось хорошо, как приятно было знать, что есть где-то тебе верный приют…
306
Но делать нечего, сегодня надо идти хоронить. Я подхожу к ней и думаю: вероятно, уже началось разложение, и це¬ловать покойницу я не буду, так просто всмотрюсь в лицо ее, поклонюсь и прощусь. Открываю какую-то занавесь, всматриваюсь и вот вижу, какие-то морщинки возле губ ее стали раздвигаться. Сзади меня, кажется, стоят няня и Лидя, я им говорю: смотрите, смотрите! а там на лице уже не только морщины выравниваются а и губы зашеве¬лились, вот и глаза открываются, живые, черные, блестя¬щие, лицо становится молодым, прекрасным: мать моя опять оживает.
Через некоторое время тем же самым путем я вернулся из Соловков в Медвежку, чтобы потом из Повенца всем каналом проехать в Сороку. Я приехал в Медвежку из Со¬ловков с глубоким убеждением в том…
Купить Некрасова.
3 Октября. План: в течение Октября написать очерк Б.Б.В.П., который пойдет и в сборник, и в книгу, а неис¬пользованная часть книги пойдет в новой как приложе¬ние.
4 Октября.
Книжка ГИХЛа 3420 р. Расход с 18/1Х
М. Гвардия 282 Из Загорской кассы 200 р. Зое
1700 (Сент. = Окт.) 100 р. Павл.
дополучить 130
За паука 361 От Левы 500
пальто и проч. 200
В секретере 1910 р. было Пища распред. 100 (Загорск) Получено из Ленинграда 600 1100 Из Сборника 606 р.
9009 р.
8 Октября. Загеркнуто: Положение в стране Отно¬сительно света у нас теперь так, что на электричество еще нельзя положиться, а керосиновые лампы забросили и хорошую очень трудно достать.
307
«Кто человека уважает приписка: понимает, тот и са¬мовару не даст убежать».
Так я сказал, а мужик в кухне ответил: — Разумно и великолепно!
Б. вчера вернулся. Говорили о мистиках наших, быв¬ших богоискателях, что их позорное поведение в ГПУ характерно почти для них всех. Почему же так, ведь, ка-жется, эти люди, имевшие дело с конечными вопросами жизни, должны бы оагеркнуто: успеть больше других оагеркнуто: по возможности достой[но] приготовиться ко дню своего страшного суда? Потому что лично они все были оторваны от органического целого, вместо кровной связи с целым пользовались символикой и в своих по¬ступках не могли быть реальными. (Это тема 3-й книги «Кащеевой цепи»).
Еще прошлый год я испытывал страх в своем бытии, а в позапрошлом году прямо страдал манией преследова¬ния. Я был уверен, что победил в себе этот страх герои-ческим своим поведением, и в этом мог бы даже точно указать на некоторые свои поступки. Но Б. рассказал о се¬бе, что у него было точно так же и теперь без всякого ге-ройства и [страдания] тоже прошло, и то же было у мно¬гих его знакомых. Значит, исцеление мое было не от моего геройского поведения, а просто потому, что прошла эпи¬демия вследствие перемены режима на нынешний либе¬ральный. Это типичный пример самообмана.
Есть люди, до того скомпрометированные в своих соб¬ственных глазах, что вечно подозревают относительно се¬бя какой-нибудь заговор. Они иначе не представляют себе большевиков, как заговорщиков или актеров кукольного театра, приводящих в движение всех нас, как куколок…
Надо, и это есть одна из главных задач человека, до¬стигнуть в себе самом понимания своего независимого,
308
чисто личного и единственного в мире прото-существа. Это не совсем то, что называют «индивидуальностью», которая может явиться посредством разложения целого. Я же думаю о прото-существе в созидательном процессе, растущем в сфере органического целого.
Б. говорит, что он боялся за себя. Я ему на это ответил, что это подозрение в себе труса может быть нереальным, что вот я лично вечно подозреваю в себе труса и часто бо¬юсь чего-то неопределенного, но теперь знаю твердо, что, когда доходит до последней крайности, я выхожу из труд¬ных положений без стыда для себя и в счастливых случа¬ях, может быть, мог бы быть и героем.
Как теперь хотелось бы полететь и сделаться героем стратосферы. И это очень многие… Жизнь такая ужасно нудная, а тут вот пример такого блестящего выхода. И ка¬жется, будто есть какая-то возможность, какое-то кольцо потянешь, ухватиться и полететь.
9 Октября. Совещание о сборнике Б.Б.В.П. 1-й тип. Господствующий тип в наше время — это филистер «пере¬ковки» человека, имеющий в голове постоянную мысль о том, как бы всякого встречного человека «использо¬вать» для того дела, которому сам служит (тип вышел из политики, из ГПУ).
2-й тип. Это современный «герой» вроде летчика Во¬допьянова: сам по себе он ничто, но его посылают лететь, и он геройски расшибается и обращается в ничто. При не¬развитии своем и молодости в нем нет личности, а значит, и никакой собственности, он весь в потенции, в готовно¬сти действовать. Его состояние похоже на того передер¬жанного мужчину, к которому может прийти всякая жен¬щина и взять его. Во что бы то ни стало, к чему бы то ни было пристать. И так он пристает к мотору на самолете и сам превращается в летающую машину. Смерть ему сов¬сем не страшна. Молодых людей в этом роде великое мно¬жество, и герои для будущей войны у нас теперь налицо. 3-й тип, это грюндера, [организатора] вроде американских
309
пионеров: Кондриков, Успенский и много других — это герои стройки…
Разговор с Шкловским о птицах, что индустрия не губит птиц, а напротив, — птиц становится больше, все равно как и рыб, но только в устроенных хозяйствах охо¬титься неинтересно и в карповых прудах не хочется рыбу ловить.
11 Октября. Вчера и сегодня мороз. В тишине лист валится сам. Девочка из Каляевки, лицо в кулачок, ху¬денькая идет в школу с подругами и рассказывает им сон, как сказку: ехали в телеге, вдруг телега пропала, одно ко¬лесо, и она едет на колесе одна… Девочка поглощена сказ¬кой-сном, листики падают…
Вспоминаю весну — как давно-то! тот угрев на выруб¬ке, когда в прошлогодней листве все шевелится, бегает.
На ранней иве кипучая жизнь: пчелы, шмели и гнездо птички, и сама птичка пробовала меня отманить, сидя на ветке, трепетала крылышками.
Стрекоза свалилась в воду с былинки (или как-то ина¬че), а потом целое утро всползала на нее и обсыхала — так все утро прошло раннее, началось утро большое, и стре¬коза улетела.
Началось действие относительно машины. Представ¬ляю себе, насколько же я тогда приближусь к «природе»! Тяга в Ивлеве: дерево — кристалл, жизнь дерева. Ток наверху елей. Стрельба по зайцу.
12 Октября. Пусть большое дело остается неприко¬сновенным в своем росте и в нем торжествуют личности твердых вождей, но и маленькие люди возле большого де¬ла не должны оставаться в совершенной тени…
Один из маленьких, почуяв проходящий через себя ток силы, называемый государственной властью, не будучи в состоянии глубоко задумываться, стал надуваться, да так и остался оагеркнуто: надутым и таким уверенным в кожаной куртке с красными нашивками.
Другой, напротив, обо всем рассуждал и в этих мыслях худел и тощал: все его мысли были совершенно правиль¬
310
ны и недостатком своим имели только одно, что верте¬лись около какой-то частности, принимаемой за целое.
Мир как органическое целое: все велико и гениально, что являет в своем выражении целое; ромашка с белыми лучами своими совершенно так же гениальна, как солнце. И творческий разум человека является таким
