Морской. Князь этот умер теперь, но не в этом дело, а что годы старости его проходили как бесконечное время… И вот это самое бесконечное время наступает у машины после 100 тыс. ки¬лометров пути…
29-го с Петей и Левой на тяге в Красной Сторожке: не тянули. 30-го ездили на тягу к Рогачеву — не тянули; приписка: пробовали проехать к [Перехлопову] и в Са-наторий^ в ночь на 1-е в 1 ч. ночи выехали в Красную Сторожку на петухов и вернулись в восемь утра. Желтая опасность превратилась сначала в белую (вода), теперь в зеленую: ямы заложены зелеными хвойными лапками, и постепенно в серую: мы приехали с помелом, которое мело след за нами (хвойная лапа в буфере). Машка стала послушной.
На полях: мелъгают народы
393
Религиозное размышление есть лишь непосредствен¬ное сознание, что все конечное существует лишь в беско¬нечном и через него, все временное — в вечном и через не¬го. Искать и находить это вечное и бесконечное во всем, что живет и движется, во всяком росте и изменении, во всяком действии, страдании, и иметь и знать в непосред-ственном чувстве саму жизнь лишь как такое бытие в бес¬конечном и вечном — вот что есть религия.
Это молодой человек, который был у меня и рассказы¬вал о своем чтении, — что почему-то в его сознании писа¬тели старые, включая Горького и кончая мной, обладают как бы особыми витаминами, что новые, хотя тоже неко¬торые и хорошо пишут — не имеют этого чего-то; этот мо¬лодой человек очень наивен: ему ведь всего 20 лет, он сын портного и служит в столовой по хозяйственной части. Я раньше приписывал силу стариков этике, что этика от¬личает их литературу от европейской, но сейчас думаю, что «витамины» коренятся в религиозном чувстве старых писателей. И это же отличает и старых большевиков от совр. коммунистов… у тех тоже вера была, этих движет си¬ла инерции; вера двинула, одна только вера! и она продол¬жает двигать, но к ней, живой вере, присоединяется сила инерции, освобождающая отучастия в основной двигатель¬ной работе многие части механизма: в машине появляют¬ся счетчики, гудки, светов. сигналы: начальная скорость…
Народы земного шара в старой географии Водовозова являлись интересными и представлялись носителями ценностей, у нас небывалых, и каждый писатель старался в другом народе открыть нам, чего нет у нас; теперь осо¬бенности народов стираются, и становится у всех как у нас. Мы подошли к одним и тем же мотивам у всех, и эти мотивы экономические, политически-военные, торговые снижают интерес к жизни другого народа; ничего нового! все как у нас в каком-то отношении; напротив даже, имен¬но у нас самих, мы сами и являемся теперь для всех носи¬телями того интересного, о чем говорили нам старые гео¬графы.
394
На полях: религия — рассуждение
Восторги весны, эти для всех скрытые ночи и пробуж¬дение птиц — все это основа счастья. Я боюсь, что это «счастье» нельзя конкретизировать и назвать «землей», «весной», «садом»: все частное в сравнении с целым тре¬бует иного выражения; не рассуждать, а делать.
Мне нужно на все лето бросить всякие определенные литер, работы и обновиться в игре и безделии. По всей ве¬роятности, из этого выйдет 3-я книга «Кащеевой цепи»: «Легкобытов».
2 Мая. Какие дни! березы распускаются, все зеленеет. Приезжали киношники, Литвинов и Калик. Мне предло¬жили ввести 3-е (злое) лицо и «красавицу» превратить в «графиню Эльвиру», потому что купцы из Внешторга сказали, что иначе для иностранцев это будет скучный фильм. Фильм пущен в производство 29-го Апреля.
7 Мая. Так все и продолжается в ежедневном велико¬лепии небывалый май.
Всякий мальчишка спешит бросить что-нибудь в авто¬мобиль, и маленький, самый крошечный бежит с чуроч¬кой…
Вчера в Рогачеве пулей влет убил петуха, и притом в полумраке, без мушки.
Рассказ о двух паразитах науки: М. М. Смирнов, сын священника, обдирает золото и камни с икон и прячет все в стену. Встречает Павла Лизихина, любителя чтения (всю черную работу на жену): Лизихин обделал. Арест: ночью к стене подъехал автомобиль: Смирнов указал, и Лизихин выстучал и выбрал. Все сходится на стоянке неолитического человека…
8 Мая. Великолепие продолжается, но все-таки в при¬роде чувствуется как бы смущение (вероятно, вот-вот пе¬ременится).
395
Первый раз выезжал самостоятельно, ездил 5.30 у.— 10 у. в Посеево смотреть гончую: верст 60 без малейшей усталости. Вчера весь день пробился: не заводилась ма-шина. Пришел к заключению, что виноват зазор в преры¬вателе, но сам без щупа изменять не решился. Генрихсон сделал в пять минут. Сколько раз замечал, что машина, когда ставишь на ночь, в полном порядке, а к утру то свеча перегнута, то зазор изменился и т. д.
Зимняя дорога — одно, летняя — совсем другое: стоян¬ка в сарае, куры засрали; остановил, нажал пуговку — стал мотор, и машина как беседка: кукушка, токует тетерев; во Франции (Гриша сказал) машина как часть дома: дома имеет право на револьвер, только не на улице, и в машине тоже.
9 Мая. Опять непомраченное утро во всем великоле¬пии. Лес оделся, и как будто зеленые горы стали перед на¬ми. Все поет. Но я, как всегда, в это время лишаюсь спо-собности, как все говорят, творить, и как я понимаю, дополнять от себя, чего не хватает в мире: теперь нечего дополнять, все полно, и не мне, а кому-то другому прийти и взять это счастье.
На полях: трактор заводила баба
Возвращаюсь к своему опыту с машиной, чтобы ее, как черта, оседлать и достать царицыны черевички. Сюда как материал история Святухина: сын анархиста: «я — царь!» (жизнь леса и машина). Выиграл машину, и сын «безвыход¬ного» анархиста (полбутылки вина в день), сев на черта, достиг коммуны (его борьба с машиной). В совхозе трак¬тор баба (не думая) заводит полдня (с 3 утра), и тетерева привыкли, не обращают ни малейшего внимания. Всюду заводят на зорях утренних тракторы — такой рев! Всю весну воды рыдали автомобили (выбиваясь из грязи). Всю зеленую весну на зорях — тракторы.
1) Бензин налить, 2) Разумнику 200, 3) гараж.
Подработалась фибровая гаечка приписка: накладка на прерывателе, и от этого ток высокого напряжения стал
396
разряжаться на массу, свечи не дали искры, горючая смесь не воспламенилась, и мотор не завелся.
Цветет черемуха, гроза… Начинаю думать за рулем.
Охота — это движение: охота — это поэзия движения, но если машина берет на себя движение, то тем самым как бы вынимается душа из охоты, это все равно как было в старое время движение к святыням пешком за тысячу верст, и вот взять бы этим богомольцам и пуститься к свя¬тым местам на машинах с выхлопной бензиновой трубой под собой.
Тревога моя о том, что результат человека [подводит], я просто даже не могу себе представить это, но вот тут-то и надо быть особенно осторожным: это обманчивость успеха, я продвинулся вперед действительно, а в вообра¬жении это продвижение является гораздо в большей сте¬пени: верить этому, удовлетворяться этим никак нельзя…
Учусь заезжать в ворота задом, это и развороты на пя¬тачках у меня еще не на высоте.
На полях: Глупы куры, но они раньше лошадей привыкли к ма¬шинам, и как ни мгится теперь скорей шофер, ему теперь огенъ редко таким образом удается себе жаркое добыть.
Вы, дети коммунистической революции, теперь только по книжкам можете знать о нашем прошлом времени, ко¬гда мы выводили своих героев, как отшельников из пус-тынь природы и городов, на страницы нашей литературы. В то время казалось нам, что чем глубже колодцы наши, тем и вода в них неминуемо должна быть приписка: не-пременно свежей. Но теперь как-то все совсем перемени¬лось, мы пережили голод и знаем, как в пустынях плохо, когда нечего есть и особенно когда нет сытого разбега, чтобы голодная жизнь превратилась в поэзию… Мы пере¬жили разрыв всех тканей, соединяющих нас с обманом благополучия сотворенного предками мира, и требова¬ния к герою предъявила не поэтическая мнимая возмож¬ность, а действительность во всей наготе своих обыкно¬венных нищих пустынь с сухими колодцами.
397
Вот этому лесу, где мне так часто приходится бывать, всего каких-нибудь двадцать пять лет, он вырос с тех пор, как умер один из наших прежних героев Анзимиров Иван Ферапонтович. Все тридцать десятин, возделанных когда-то его собственными руками, заросли теперь лесом так густо, что с дороги, проходящей в нескольких саженях от участка, нельзя заметить избу с сараями, жилище, в кото¬ром провел свою трудную жизнь анархист.
Красная сторожка.
Было имение «Голубая сторожка» в двенадцати вер¬стах от Сергиевой Троицы. Барина выгнали мужики и под влиянием пришлых необыкновенных людей устроили на этой земле коммуну, переменив в названии урочища го¬лубое на красное: Коммуна «Красная сторожка». Через короткое время те идеалисты, переменившие голубое на красное, рассеялись по другим местам, а мужики раздели¬ли землю сначала на участки, а потом мало-помалу верну¬лись к трехполке, и несколько лет деревня Красная сто-рожка ничем не отличалась от всех до-колхозных вековых деревень. Во время колхозной пертурбации бывшие ком¬мунары «Красной сторожки» явились злейшими врагами коллективизации и по большей части все разбежались кто куда. После того к оставшимся гражданам пришли новые люди и организовали советское хозяйство «Красная сто¬рожка».
10 Мая. Жара. Расцвет черемухи. Ходил на «купеческие места» и соединял «Красную сторожку» с Горьким: мы ведь, интеллигенты, все, по существу, дети анархистов, а Горький именно и есть Вакула-кузнец, который, оседлав науку (черта), хочет добыть черевички царицыны…
Вчера в Наугольное ездил с Морозовым и Ефр. Павл., в Наугольное на тягу, и так меня занимает езда, что ждешь конца тяги, чтобы ехать на машине: первый раз в жизни понимаю наслаждение в управлении («освоил машину»). Всю жизнь зреет у меня вопрос, почему люди стремятся к власти: вспоминаются министры, которых студенты би¬ли бомбами, цари; мне казалось маленькому, что к власти
398
стремятся особенные люди долга, вроде самых старших; вероятно, это и верно по верхней линии истории; но вооб¬ще власть оказывается просто сладка: просто очень при¬ятно сидеть за рулем, я это понял по автомобилю.
Леву завтра опять тащат в суд (кассация). Лева едет на Урал. 12-го приедет Павлик: 13-го экзамен. Машину по¬ставим на регулировку.
12 Мая. Вчера начался сильный ветер, и стало свеже¬вато… по-майски.
Завтра едем с Петей в Москву на экзамен. Итак, воз¬вращаюсь к своей теме: новая дорога. Начинаю «любить» шоссе.
Думаю о «мы, дети анархистов»: что в анархисте ос¬новное противоречие: царя не признает, но «я — царь» — это он утверждает, и оттого в быту анархист есть непри-знанный царь, прокладывающий действием путь к своему царству или же отъединением; скопляет в себе силу «я» является властелином (не то…)
Каждому хочется жить, и от того каждый человек на¬шего прошлого времени приспособляется к новому
