намну следы на снегу, поставлю Мишку, сниму и рассказываю потом, будто Мишка в лесу увидел след настоящей медведицы и пустился по следам. Загеркнуто: Много, много я врал но часто дети меня ловили: то не так, то не бывает. Но я показывал фото, и мне опять верили. Трудней всего мне было рассказывать, когда наконец происходила в лесу встреча с настоящей медведицей. Дети требовали доказательства, карточку, но у нас под Загорском теперь нет медведей. — Врешь! — го¬ворили дети.
И вот раз иду я в лес, навстречу мне по дороге идет цы¬ган с медведем, бубен у него, длинная палка и белая со¬бачка впереди. Цыган рассказал, что Медведица эта назы¬вается Марья Ивановна, что он раньше с ней в цирке служил, а теперь ходит по городам и деревням, показыва¬ет. — Показываю, как она меня любит, а собачка пля-шет. — Покажи! — попросил я и дал денег. Цыган ударил в бубен, собачка заплясала, Марья Ивановна поднялась на задние ноги, заключила цыгана в объятия и поцелова¬ла прямо в губы. — Хочешь, и тебя поцелует? — предло¬жил хозяин. — Нет, — ответил я, — пойдем лучше в лес снимать встречу моего Мишки с дикой медведицей. — И, вынув из рюкзака своего Мишку, показал ему.
Сделав снимки, я, конечно, детям не сказал, что это мне цыган помог, показал только встречу и как мой Миш¬
576
ка пошел: большая впереди, маленький позади. Я много мог врать, и мне все верили. — Чем же все кончилось? — спросили меня дети. — Очень просто кончилось, — отве¬тил я, — ведь Мишка-то заводной, электрический, бата¬рея кончилась, и пружина перестала работать. — Конечно, дети были разочарованы таким концом, но я их успокоил: батарею можно сменить, и приключения Мишки начнут¬ся снова.
Солнцеворот.
25 Декабря. Христианские идеи в эпоху расцвета ка¬питала осветили нам повседневность единоличника зарей грядущей соборности (туда, далекому другу из этого серо¬го жестокого мира были направлены наши письма с со¬кровенной мечтой соединиться там; и с этим критерием чего-то истинного, прекрасного мы подходили к действи¬тельности: «верь, настанет пора и погибнет Ваал…»). Рево¬люция сбила эту позицию писателя (К. Гамсун и все мы такие). Официально мы живем в эпоху соборности и от нас требуется, чтобы мы эту нашу достигнутую повсе¬дневность соборности относили к территориально дале¬ким друзьям, томящимся в оковах буржуазного мира: это вот и есть социалистический реализм. (Искать случаи в повседневной жизни трогательной убедительности.)
В сокровенности жизни все происходит иначе: похоже, как если бы в физике разбили атомы, взяли у них внут¬реннюю силу и бросили их, а эти атомы, собрав остатки силы, стали бы снова заключаться в оболочки. И нет ни¬кому никакого дела до этого: каждый знает, как это дела¬ется, и таит про себя…
На полях: Алгник. Страшный алгник.
А. М. Коноплянцев — реликт той эпохи, когда устраи¬вались на службу в мечте: службе отдавать необходимое, а остальным временем обладать сладостно для себя. До-стигали этого только циники, недалекие люди, но чест¬ные и сильные постепенно на службе забывали о сладост¬ном «для себя» и становились служаками и, выслуживаясь,
577
достигали значительных чинов. Честные и слабые, разде¬ляясь, не могли отдаться ни себе, ни службе, и так остава¬лись оагеркнуто: нытиками какими-то чудаками. А. М. в таком виде сохранился до нашего времени.
Радек в своей речи в Союзе писателей сказал о расстре¬лянных, что они еще не убили, но могли убить… Ему апло¬дировали. Радек не умный и небольшой по природе своей человечек, но он стоит возле такого умного дела, что всем нам кажется, будто он очень умен.
Фадеев изобрел такую приставку к лейке, что вся гро¬мадная работа немцев пропадает: и, наверно, много-мно¬го такого есть у русских высшей находчивости, делающей ненужным ослиный труд. Но и без ослиного труда жить невозможно, и вот почему. Трудись, мальчик, считай: и благо ти будет, и попадешь ты в Царство Небесное; но мальчик нечто выдумал, и оказалось, в этом случае не на¬до было считать; вот в этом-то и дело, что трудись-то тру¬дись — это верно! только будь всегда начеку, что если мож¬но выдумать короткий путь головой, то брось заповедь «в поте лица» и выдумывай, чтобы и себе махнуть без труда в Царство Небесное, и других с собой туда увести.
30 Декабря. На корку снегу легло на четверть аршина, и все равно проваливается не только человек, собака, но на хороших прыжках и заяц. Осман невозможно крепок на лапу и гонял весь день беляка. Мы целый день не мог¬ли его подстоять из-за хруста, под конец он пустился на¬утек, и мы не только зайца убить, но самого Османа едва выручили в районе д. Дубна.
А какой иней, как [великолепно] засыпал снег, и все в нем стало округлое, так что беляка просмотреть — это как пить дать. Часто ветки оледенелые и потом опушен¬ные бывают как оленьи рога. Лежит среди елей большая осина — не осина, а целый сказочный городок Путивль с башнями, и на одной даже как будто белая Ярославна стояла и глядела в половецкую даль; не узнать бы никому, что это просто осина лежала, но множество веток, сучков,
578
которыми упавшее дерево упиралось в землю, были очи¬щены от коры зайцами, любителями осины, и тут до того было притоптано зайцами, осыпано их [орешками], что казалось, их тут сто было за ночь…
Но все великолепие было только до тех пор, пока не погнал Осман, как только погнал и до вечера, пока мы его не привязали, сказочный лес сделался не близким лицом, а посторонним свидетелем нашего удивительного дела: мы, взрослые люди, все свои физические силы, ум, талан¬ты полагали на то, как бы только увидеть гонимого соба¬кой зайца. Только видел я иногда, что на небе силилось показаться солнце и не могло: ветви деревьев, как белые рога оленей, я встречал иногда почти на голубом небе и после чего-то радостного ждал.
Петя рассказывал о том, как на огромном пространст¬ве звери ведут себя одинаково: в тот раз мы в слепую по¬рошу искали и не могли найти почему-то следы лисиц. И в Салтыковке тоже не могли до часу найти ни одного следа. Лисицы вышли только в час дня и шли не останав¬ливаясь, отчего обложить их было невозможно.
На полях: Люди: Волков (брак).
Петин брак. Павловна (погему герез 30 лет жен бросают).
Было раньше время, и нам казалось оно как вечное время: вечно ровное течение, а мы сами меняемся. Во вре¬мя революции стали стрелки вертеть, — прикажут, и по советскому времени на час или на два раньше против веч¬ного, астрономического. И то же самое случилось с цена¬ми, знаменитым рублем, обращенным в миллионы руб¬лей, в «лимоны». Все это менялось, двигалось, вызывая у пожилых людей вечное ворчание. Мало-помалу это сме¬щение устойчивых норм захватило отдаленнейшие зоны нашего сознания, подбираясь к ним незаметно в ночной тишине. Так вот однажды эта лавина подобралась во мне к Шекспиру, вернее, к этому непререкаемому человеку, изображенному Шекспиром. И все его претенденты на
579
престол, короли, гамлеты предстали преступниками, одержимыми страстью властвовать. И, раздумывая о про¬исхождении этой власти, я пришел к тому, что родится она в абстракции: все, что делается не для… везде, где об¬ходятся с человеком заочно, создают властелина… если в движении, то это надо, если движение остановилось — бюрократия…
На полях: Благодарность в коммуне.
Чапаев — идеализация.
Сколько раз я замечал, что машина расстраивается но¬чью. Приедешь в гараж, поставишь на ночь машину в пол¬ном порядке, а утром она не заводится. Я знаю, конечно, что все это просто объясняется, например, что на изно¬шенной свече при охлаждении ее во время стоянки лопает фарфор. Но и так будет верно, если подумать об этом как о нарушении движения: двигался и двигайся, а остано¬вился — и тебе будет плохо.
Раз один грузовик у нас в большом гараже потерпел аварию и до ремонта стоял, всем мешая. Кому-то понадо¬билось колесо, и он снял его с неподвижного автомобиля, а под ось его вместо колеса плашку поставил. Не помню, через сколько-то недель я обратил внимание на этот авто¬мобиль и увидел, что ни одного колеса на нем уже не бы¬ло, и все оси опирались на плашки. Я сам тут воспользо¬вался случаем, взял на свою машину с этой отстойник и две лампочки и заменил свой прерыватель. Потихоньку все шоферы тащили с этого автомобиля себе, и на моих глазах машина растаяла: однажды я больно ударился обо что-то колкое в темноте, включил свет, и оказалось, я на¬ткнулся на прислоненный к стене деревянный ящик гру¬зовой машины — это все, что осталось от неподвижного автомобиля.
И тут мне вспомнилось, как мы ловили переметом в Тихом океане акул. Поставим и в определенный час спе¬шим вынимать, чуть опоздал — и на остановленную в сво¬ем движении громадную рыбу нападают морские крошеч¬
580
ные [желтенькие] рачки и пожирают: тоже рыба, тоже сила, и пока движется — к ней страх и уважение всех су¬ществ, попала на крючок — и кончено, бейся сколько угод¬но хвостом, а глаза неподвижны, и рачки начинают с того, что выедают глаза, и тоже вот, как шоферы неподвижный автомобиль, всю рыбу растащат.
Московский снег.
Неприютно стало в Москве без снега, и все это автомо¬били наделали. Скучно без санок, и вот [навалил] снег, и какой, не успевают убирать его, снег все завалил, и Мос-ква стала прежняя. Плохое утешение! что было, того нет: снег лежит, а саней уже нет, и не сегодня-завтра, на завтра после завтрего дворник снег одолеет, и опять беда — чис¬тый асфальт и на нем не сани, а только машины.
Мы подвезли женщин из Коммуны 1-го Мая, и комму¬нары, желая сердечно поблагодарить нас, сказали: — По¬шли вам Господь доброго здоровья.
Зоя разрушила семейную жизнь своей ревностью, Пе¬тя не выдержал. Виноват и Петя: надо было держаться. В семейной жизни мы все держимся, что-то терпим, пре-терпеваем. А то чем же объяснить, что в начале револю¬ции старики, прожившие по тридцать лет с женами, идей¬ные люди разошлись и поженились на молодых. Очевидно, тоже претерпевали, подчиняясь традиции, а когда руши¬лась традиция, они разошлись. Сейчас традиция снова налаживается, и вот хорошо бы разобрать, из каких эле¬ментов складывается необходимость отречения в браке (начнется с любителей, которые не чувствуют тяжести этой необходимости, а ляжет потом и на всякого: «так на¬до»).
(31 Декабря.) Эти дни от 25—31-е: 25-го Лева уехал, а я остался в Москве: запустил машинистку и Замошки-на делать книгу «Рассказы охотника». 26-го приехал и А. М. Коноплянцев подъехал 27-го.
581
…но я Семашку выручил. Вечер с вожатыми пионеров, [потом]
