не в курсе политики, и в этом отношении Панферов будет не товарищем моим, а господином. С другой стороны, он какой же писатель! и, как плохой, наверно с большим самомнением, которое будет поддерживаться еще силой политики. Так выйдет, что «…пред особой знатной чиновник маленький стоял». Невозможно. А те добрые дела, о которых я помыш- л. учить молодых в Союзе, — они повлекут бесчисленные лооы обиженных, тронутых и всяких претендентов на лите- РатУРный если не трон, то порог.
Я ®идел во сне явственно Горького на заседании возле шахт. Делал предложение сойтись всем в деле изучения шахт и все
665
материалы сносить к Горькому и вместе творить. — Если вам А. М., по здоровью своему тяжело, разрешите, я все возьму на себя. — Он просветлел и кивнул в том смысле, что вот этого именно все мы и ждем и так надо.
Ну, конечно, дело не в евреях: русские, если возьмутся, то и делают и выглядят хуже евреев. Но порядочные русские не берутся, плохим же всегда еврей предпочтительней, и в этом смысле евреи делают нам большое одолжение. Но далеко на евреях не уйдешь, они мелкие люди, ограниченные силами лишь подсобничества. Порядочным же русским людям власть как бы не свойственна: рады бы, но не могут и ждут, чтобы пришел кто-нибудь к власти со стороны, и в особенности немца (варяга) любят.
Вспоминал, как жаловался я в ГИХЛе на то, что о мне нет ни лекций, ни юбилеев, в ответ же я встречал недоумение: мне ли, столь известному и почтенному, жаловаться на такие пустяки. — Хотите, — сказал Панферов, — мы вам все это устроим! — До того, значит, разделилось официальное признание (которое так легко сделать) от того, которое само делается (читателями) и не подтверждается юбилеями.
6 Июля. Дождь от раннего утра. Встречаем героя СССР Алексеева в Загорске.
Есть у русского человека болезнь, влияющая на весь ход русской истории, это болезнь и горе — что у всякого русского человека язык чешется и что он живет и с трудом хранит заветное, выжидая лишь случая, когда можно ему перешепнуть кому-нибудь и тем облегчить свою душу.
Встреча героя расстроилась: сеногной на весь день.
Мария Дмитриевна Менделеева прислала философское письмо, в котором называет меня очень добрым человеком, пытающимся все примирить. Интересно мне, что ее упрек в «доброте» исходит из того же источника, что и у тех, кто упрекает меня в без-человечности.
На самом деле я не так-то «добр» и не так-то бес-челове- чен. Я пишу о зверях, деревьях, птицах, вообще о природе от лица такого человека, который в жизни своей как вовсе бы не был оскорблен или преодолел бы свое оскорбление, непремен но тем самым вызывающее злобу. Я не беру такого человека и
666
ы не выдумываю, это я сам лично, поместивший занятие Г° е искусством слова в ту часть своего существа, которая остаюсь неоскорбленной. Впрочем, я тогда не думал о себе, мне 713малось, что вся поэзия вытекает из неоскорбляемой части еловеческого существа, и я взялся за нее как за якорь личного спасения от оскорбления и злобы.
Вот отчего в своих книгах я оптимист и совсем неисправимый, потому что всего себя отдал служению неоскорбленного существа человека. Если бы я ошибался, то, наверно, давно бы попал в дом умалишенных, но выходит напротив: у меня появляются друзья, все больше и больше, даже в Англии, даже в Германии «Жень-шень» назвали «мужественной» книгой. Я даже теперь настолько убедился в реальности своего «неоскорбляе- мого видения» (см. «Родники Берендея»), что считаю себя первым настоящим коммунистом, потому что действительно новый мир можно построить только из неоскорбленного существа человека. («Красота спасет мир» — сказал Достоевский.)
Вместе с сыном, который делает аспирантскую работу в лесу, изучая фауну по разным этажам леса, я занимаюсь в том же лесу своей фауной верхнего этажа, где живут птицы Алконост и Гамаюн. Опыт молодого ученого только убеждает меня в реальном существовании моих верхних птиц, хотя научным методом существование их доказать невозможно.
Точно так же, если разделить по этажам существо человека, то наверху будет «неоскорбляемый», а внизу униженные и оскорбленные. Только не думаю, что это сверхчеловек, нет — это «Я», т. е. сама душа в ее неоскорбленной части. Верно, что эти «Я», у одних спящее, у других дремлющее, у третьих встрево- женнбе, ищущее, у четвертых творящее, когда-нибудь сойдутся в Мы, и, значит, я — коммунист.
7 Июля. Продолжается сеногной.
Письмо Д. Д. Плетневу.
Многоуважаемый Дмитрий Дмитриевич, считаю своим долгом выразить Вам мою глубокую признательность за помощь моей жене, которая, благодаря Вашему Лечению, быстро поправляется.
Пользуюсь случаем уверить Вас, что с первого же прочте- я известной Вам статьи я думаю о том огромном вреде, ко- РЬ1И наносят нашему культурному строительству <загеркнуто: в /*00ного рода завистники... возможность подобного рода... аших условиях... подобного рода хулы.> Я желаю Вам здо-
667
ровья, чтобы перенести такое большое несчастье, желаю стойкости, мужества в борьбе с врагами строительства той счастливой жизни, о которой с такой радостью мы услыхали из уст нашего великого вождя.
Люди тем отличаются от животных, что любовь свою начинают с лица и часто и себя-то впервые поймут, прочувствуют по себе всю историю культуры человечества до того момента с которого животные только начинают свою любовь.
В любви своей люди тем отличаются от животных, что ее начинают с лица, и часто бывает, что человек и себя-то впервые поймет и даже, поняв себя, перечувствует по себе всю историю человечества до того момента, с которого животные только начинают ту же самую свою половую любовь. И так, начав с лица, человек в любви становится личностью прежде всего, — и это с него спрашивается, а продолжение рода не всегда еще и существенно. Тогда как животное в любви своей лишь продолжается как животное и личностью вовсе и не становится.
8 Июля. Прохладно-ясное утро. Приступаю к 5 главе. Мало могу писать, заболевает голова. Но, кажется, напишу. Вчера приезжала «Морошка», северная женщина, окающая и крепко сшитая.
Думаю о «по ту сторону добра и зла» = там, где человек не оскорблен, не обижен. Там находятся родники поэзии. Проходя оттуда к нам через почву добра и зла, поэзия часто принимает вкус добра и потому поэта часто считают добрым человеком.
Поэзия начинается не от добра.
По ту сторону добра и зла хранятся запасы мировой красоты, лучи которой, проходя через облака добра и зла…
Осипа надо дать всего как есть из Берендеевой чащи, вернее, просто живого, как его видят. Его разговор стихами, когда Зубарек спрашивает: надо провести. Создать четкий северный тип (частично думать о Морошке).
Я скажу вам, это не эгоизм, а натура («нутро»).
Эгоизм появляется, когда натура ломается, напр., кресть нин переезжает в город.
Лева начал быть эгоистом, когда сошелся с Галиной.
668
Наполнить лес медведем.
И неоскорбленная часть души — тоже реальность.
Но я квартиру получил, потому что я «большой» писатель, большой, потому что не из-за денег пишу (неоскорбляемая часть души). Другой же пишет из-за денег и уже давно имеет квартиру. Значит, — при чем тут неоскорбленная часть? Вопрос: что реально, квартира или душа? То и другое реально: оДНО __ ЭТо всё (деньги, квартира), другое — это «я». Квартира (помнишь «положение»?) — это «счастье», это «успех» — это: «богатый», это необходимость, государство и проч.
Вчера вывелись дикие утки (охотничьи).
Приехала Вика из Москвы, рассказала, что сегодня от Левы вещи перевезли, что Анна Дм. кипит и Петя с Викой на новой квартире уже ели макароны на постн. масле.
Итак, Колин — Панферов и весь этот зов «поближе к нам» = тому, о чем пишет Менделеева: не мир, но меч.
В корнях дерева можно представить себе случайное углубление с отвесными стенками, куда свалится землеройка, и к ней будут падать лягушки, жуки.
Вечерняя прогулка на Вифанский пруд. Хороший вечер. Первый, кто залюбовался отражением в воде — был первый художник, и его искусство началось, как и вся жизнь, от воды.
9Яюлл. Переменная, неверная и прохладная погода продолжается.
Фетиши и маски: сначала были фетиши (цари, иконы), те- Перь пошли маски: там было непонятно, потому что далеко, здесь непонятно близко.
Даль создает тайны и фетиши, близость — маски <загерк- Ущо: непроницаемые>.
Шевно
то, что иной говорит искренно, ду- нос ДаЖе так’ ЧТ0, высказывая’ сам верит в свою искренен ь‘ А Расстанется с тобой, — вдруг охладеет: окажется, это астроился под непосредственным ]
; влиянием твоей личное-
669
ти. И вслед за тем, как разошлись, он может поступить сов по-другому. ем
Я в себе этого очень боюсь, так со мной бывает, но, кажет ся, до сих пор я еще этим никого не подвел.
Личное влияние. Бывает, прислуга доложит о ком-нибудь и скажешь: — Гони вон! — Но домогатель сам вошел, и делаешь вид, будто охотно его принимаешь. Так создаются защитные маски от соприкосновения с чужим человеком. И вообще маски вызываются необходимостью быть с чужим человеком В революцию в России появился чужой человек.
Могу писать письма и что угодно, только не свою работу как только берусь за работу, начинает болеть голова.
8 у. Териброво с Ладой. Единство дерева. Рожь желтеет, волнуется, перепел выходит. Картошка цветет.
В середине лета бывает всего так много, так хорошо, так тепло, приятно, и так все это чувствуешь, что нечего и говорить, и всякий повторяет действительно: «нечего и говорить», как хорошо. И это правда, потребность в слове является лишь… при условии недостатка в чем-нибудь, когда пустоту в счастье заполняют словами.
Эрудиция. Многие чувствуют то же самое, что и великие люди, и стоит при этом сделаться литератором, мгновенно может возникнуть догадка о том, что, может быть, и я тоже велик, только вот чего-то не хватает, — чего? С этим вопросом о себе (чего не хватает?) идут к признанному мастеру под предлогом выразить ему свое величайшее уважение. Впрочем, ко мне часто идут и без всякого предлога и о своем уважении ничего не говорят. Мы долго с одним таким претендентом ходили кругом и около в поисках, — чего ему не хватает. И когда он, оказалось, моих книг почти совсем не читал («где их достать?»), я спросил, читал ли он Диккенса. Нет, не читал (где достать?). Но какой Диккенс, Гоголя и то не всего… Мне показалось грубым сказать ему прямо, что он человек невежественный. Я сказал:
— Вам не хватает эрудиции.
И узнав, чего ему не хватает, он очень обрадовался и согла сился:
— Не хватает эрудиции.
Подразумевалось: а хвати эрудиции, был бы великим чело веком.
670
