единственной: у нее месяц во лбу, звезда в косах. Влюбленному впервые открывается радостный мир, и ошибка его в том, что все это приписывается ей одной. И потому как только он удовлетворится, так «очарование» проходит: «брак — могила любви», в котором обретается своего рода техника любви, устраняющая всякий обман…
Поэзия прямо обратна браку, она, как и религия, останавливает ход любви в момент сильнейшего ее напряжения, весь мир сошелся воронкой… все готово, один момент… и нет! Предмет исчез, а мир остался сведенным. Ее нет, воронка цела. Вот тогда Пан играет на свирели или просто свистит в эту дырочку, а монах опускается на колени, восхищаясь клейкими листиками весенних растений…
В чистом виде все это чудесно: и брак — гроб любви, и песня пана, и «да будет воля Твоя» религиозного человека. Но в малых чувствах, в быту, в «жизни» все происходит смешно… Так смешно, что Петя, выбрав себе неумную и немолодую женщину, начинает с того, что ее развивает.
…питание и даже смерть отпадают: личность бессмертна и независима от размножения и питания.
Маковая головка, — какая это чудесная игрушка для ребенка. И цветы дети любят, — вот где, а не из машинной техники надо брать формы детских игрушек.
С высоты Христа любовной На забавный мир людей…
Забавные ряггкячм
Сговорился о ремонте машины к 12-VIII и о посылке стола и книг в Москву. Значит, празднество «воздушного замка» на !2-е обеспечено.
Радио впервые сделало музыку объектом: это уже больше не «Душа», как мы полагали, собираясь в концерты или слушая де- н венский хоровод. Музыка больше не спрашивает тебя о тво-
703
ем согласии: играет когда надо и когда не надо и всем проходя щим по площади.
Работы кончились. Но радио забыли выключить, и вот без людей треплется звук, сливаясь с порывами ветра, и диктоп объявляет… Часовой задремал под эти звуки, и вот слушают как, бывало, слушали падун, привыкают леса, ветер, вода, как бывало, привыкали к былинам Сергея Мироныча. «Кармен»* опера тоже ведь неплохая (годится к моменту начала прорыва воды на плотине № 10).
Люди на канале в сгущенном виде то же самое, что и все мы в стране. Мы тоже все работаем под давлением необходимости войны.
Как в художественном произведении, зная, что сила его заключается в форме, т. е. отношении вещей, созданном личностью художника, хмы не можем оторваться от содержания, связанного формой; так точно и «вечность» Христа, Его воскресение и дарованное Им спасение мы не хможем оторвать от нашей жизни и сказать, что Христос есть форхма, отношение вещей, создаваемое верующими.
В Христе нельзя додуматься до чего-нибудь и заключить его в рассуждение: в этом и есть глупость рационализма, т. е. умствования (книжный ум). В Христе надо жить…
Умер самый лучший утенок, уже в пере. Нашли его мерт- вьш возле таза с водой и без всяких поранений.
Необходимость серьезного и решительного разговора с Петей.
Изменение чего-либо в человеческой жизни начинается с личного действия, вот отчего происходит почитание героев, царей и т. п. и отчего в советском государстве личное действие («спец-человек») взято было на учет («парт-человек»); от героя, царя и т. п. остался «спец-человек». И вот этот процесс обезвреживания всякого рода спекуляции, торговой, политической, нравственной, проник и в смежные высшие области, религия, искусство, наука — все было взято на учет. Мерилом всяких качественных ценностей стала полезность данному моменту советского строя. Самой насущной полезностью являет ся, конечно, оборона, и вот почему все лучшие силы народов пошли на оборону.
704
Простора деятельности — ловить рыбу в мутной воде осталось, конечно, довольно, и жулики всякого рода, наверно, воз-
сли числом против прежнего; но все-таки, наверно, и под ними сохнет земля: жулик трансформируется в бюрократа, обещая в будущем окончательно превратиться в шестерню.
Так что недаром душа музыки вышла на улицу и кончились все пустыни: всякая личная «измена» взята под учет. И, конечно, уязвлена в самом истоке своем, в той возможности так самому лично создать отношение вещей, чтобы верилось в бессмертие.
Получается пересмотр самый подробный всего содержания жизни и соединение под высоким давлением всего народа для боя со всехМ миром за коммунизм. Это явление стало огромно, война предстоит такая большая, что требования к личности, могущей стать выше времени и судить независимо, возросли чрезвычайно. Писатель, который захотел бы воспользоваться этим явлением как материалом, значит, стать выше, был Андрей Белый, и он на этом сломал себе шею. А сколько претендентов на трон, подобных Разумнику!
Возможно одно лишь сокровенно-религиозное отношение, т. е….?
Огнев бросается в «чан»: он ведь должен быть доведен до этого, как бывает доведен человек до самоубийства. Вот это «в чан!» надо анализировать.
Все, что пишет Шкловский о Розанове, есть демонстрация книжности своего еврейского ума. А сам Розанов вырос из русской культуры свободно и радостно, как цветок.
8 Августа. Когда жнут желтую рожь, бывают лимонножелтые прохладные зори, и в это время ласточки всегда табун- ками рассаживаются на проволоках. А в лесах на болотах начинают отделяться, желтея, березки. У Лады тоже осень: сильно пожелтели основания клыков.
Отправил в Москву стол, книги и еще кое-что, одеяла…
Павловне плохо: вчера слушала о квартире и заплакала. Мне стало ее так жалко, что так это и осталось на сердце уко- л°м. В молодости женщина явилась как единственная и незаменимая. Вокруг всё были женщины, а я, как заколдованный, Думал все об одной. Вот пришла старость. После тридцати пяти
23 Зак. 3028
705
лет жизни с обыкновенной как будто бы женщиной, каких, казалось, так много везде, она сделалась для меня тоже единственной и незаменимой никем. Так в моей жизни, как два полюса, южный и северный, стали две женщины: единственная в юности и единственная в старости. И так должно жить.
И еще одно удивительное единство во мне — Розанов. Он своей личностью объединяет всю мою жизнь, начиная со школьной скамьи: тогда, в гимназии, был он мне «Козел», теперь, в старости, герой, излюбленнейший, самый близкий человек.
Шкловский, книжный ум и еврей, изучил Розанова, разложил его неглупо на составные части и стал ему подражать. Умен, а в этом глуп, не может понять, что такой органический талант, как Розанов, живет, растет, зреет на человеке, как яблоко на дереве, а он, еврей и книжник, корыто с песком, захотел показаться яблочком!
В литературе русской всегда было так, что тем выше литературное произведение, чехМ автор меньше думал о себе как литераторе, а представлял себе, будто он вообще открывает каким-то своим способом Америку. Таким был Розанов всю свою жизнь, и вдруг оказалось в последних трех книгах, что он литератор, поэт божьей милостью. Так было: вопреки всему Розанов оказался литератором. А Шкловский разбирает и доказывает, как хитро строил Розанов свои вещи, и даже указания Розанова на то, где пришла ему в голову та или другая мысль, напр., в ватерклозете, Шкловский называет «пейзажем». Умно до глупости, а для чего-то нужно.
Жизнь пережить — не поле перейти. Детей воспитать — не курочек пересчитать.
9 Августа. На днях читал в «Правде», что из Александро- Невской лавры сделали «Некрополь» и свезли туда могилы замечательных людей: Чайковского, Даргомыжского, художников, поэтов. Но среди замечательных людей не было, напр., имени Пушкина, значит, Пушкина тронуть не посмели. Правда, как тронуть могилу, если покойник отпет? Неужели же их теперь отпевали? И еще хуже, если прошло сто лет и могила стала подробностью ландшафта? Мерзость эта вскрывает силы, которые повертывают все революции вспять: это силы могу-
706
их неповинных мертвецов, которых толпа по невежеству оскорбляет вместе с живыми мертвыми, действительно виновными в том или другом.
Хромой утенок поправился, но в то время как все другие утята уже начали менять пух на перья и длиной стали в матку, этот разве только чуть-чуть прибавился против того, как вышел он из яйца. Матка заметила его и стала бить, не то считая его приблудным, не то виноватым в своей малости. Как же! она столько сил отдала, чтобы выходить, и на вот: возвращайся назад и ходи за одним. К счастью, он скоро понял свое положение, и чуть утка к нему, он бросается в общее стадо. А ночевать Ефр. П. по-прежнему его носит в духовку и, выпуская, подкармливает.
Отправил письмо Разумнику, отклонив его приезд короткими строчками. Вспомнилось, как Горький отклонял свидание со мной и как это меня коробило… (Надо это потом хорошенько разобрать.)
Читал о Гёте и думал о Розанове, что один на пьедестале, а другой без памятника и место, где зарыт, забывается: нет никакой отметины на месте могилы, и ежедневно там по этому месту люди ходят.
Ехал по городу на велосипеде, и один какой-то недоброжелатель крикнул: «Смотри, говно сзади горит». Это из блатного языка, голос из того страшного мира, в котором не может быть примирения с культурой: он был и останется до новой революции. И если кадеты заигрывали с левыми, эсерами и большевиками, то сами большевики сознательно заключили блок с этим,миром и сознательно отстранили его, когда достигли власти. Большевики дошли даже до того, что этих бывших Друзей своих заставили каналы рыть, и еще больше: исправлять их! А эсеры так и остались в отношении к преступному миру на позиции Miserables Виктора Гюго, для них эти демоны по-прежнему «униженные и оскорбленные». Эсеры остались старыми девами революции.
(К этому Петя рассказывал, что два таких однажды сошлись на улице, пьяные, и один другого оскорбил обыкновенным матерным словом. Тогда оскорбленный крикнул загадочные и страшные слова: «Надень валенок на шею!» После этих СЛов ясно было, что должен был пущен в ход нож, но кругом ЛюДи были. Оскорбляемый удалился.)
707
Вопрос: как же надо понимать силу, которая могла обвеп- нуть вокруг пальца весь этот преступный мир, так что сам Каин оказался младенцем, и очень наивным. Эта сила действовала посредством механизации и утилизации.
1) Сутулый — слепой носитель этой силы.
2) Пахан Черкун (Голый царь) — пусть и будет «младенцем». Разыграть все действие по авралу плотины между Сутулым и Паханом.
Ремонтируют машину. Коля Куликов именинник: Никола Капустник. Вечером они вымыли себе руки керосином, и мы угостили их в огороде за столиком. Коля жаловался на жену Лизу, что он 15 часов проработает, а домой вернется, жена ему ребенка навязывает. — Понимаю, конечно, скучно ей: все одно и то же. — А я не понимаю, — сказала Павловна, — первый долг женщины беречь своего ребенка, второй долг дать покой мужу, когда он приходит с работы. — Коля согласился.
Лихмонная прохладная предосенняя заря вознесла хменя, и «Я» мое вошло в музыку мира…
Иногда, когда музыку слушаешь, свое «я» застаешь
