в риписка: Диствв. Узнал от Харуна, что листва старая оста- чинаровом лесу и на все лето… — Хорошо! — сказал он. —
75
Чем же хорошо? — спросил я. — Можно лечь в тени: сухо и мягко. — А комар? — Мало. — Муха? — Много.>

<На полях: У нас каждый цветочек, каждая травка свое время знает. Пиша кабана. Шидди — корень травы, которой питается кабан. Пепшши — чинаровый орех: корень не копал бы, орех 1-й корм <приписка: — лучший>. Второй: груши, яблоки, шишки (мушмула). Дуб — орех тоже самый лучший. Дуб — орех = Мёшхупа. Ку-у-ж = груша. Яблоко = Н-на. Кушхамнш = мушмула. Ка-а-ляр = черемша — это люди едят: Бетал лечится. Ввадз = трава высокая негодная. Дда = наш орешник: едят кабаны. Торин = похож на черный виноград (?) едят кабаны.>

Мох на чинарах вовсе не такой, как у нас на севере на березах сырой и рыхлый. Тут мох будто зеленая сухая шерсть, и раз погладил рукой такую чинару, то, как доброго зверя, хочется и дальше все гладить и гладить. Стволы гигантских чинар серые, как бетонные, метров в шесть в толщину. Я на этом сером бетоне рассмотрел, как начинается мох: на одном дереве была только одна ниточка зелени, ее легко было отделить, но все же и чувствовалось, что нить довольно цепко держится. Вглядываясь в даль между чинарами, мы увидели, вроде как бы голубой дымок в безветрии долины прямой колонной поднимался среди серых чинар. И мы довольно долго шли, считая голубой за дым, пока наконец не увидели, что это дерево такое голубое. Вблизи оказалось, что это погибающая чинара, до половины она была почти кругом заедена зеленым мохом, а верхняя [часть] отчего-то заголубела.

Кваква. Мы узнали и отсюда из чинаровой долины ту самую гору Палатку, которая была у нас видна из гостиницы в Нальчике. В виду этой Палатки над Чинаровой долиной летела Кваква, большая птица, чуть поменьше нашей цапли, с черными крыльями и красным носом. Мы ее видели в тот раз, проездом, здесь же. И нашли чинару с птичьим пометом внизу. Не на дереве ли селится эта птица?

Маленький поросенок — после молока 1-й корм чинарный орех, до ореха (в Сентябре) травка. Вообще траву едят.

Родственники. Гурт состоит исключительно из родственников, если все помрут, останется поросенок, то его не примут.

76

“ большой гурт здесь ходит в 65 штук: впереди идет секач Самый секач если подозрительно ш-ш-ш! все остановятся,

еслиувидят — зарычат — маленькие все лягут.

рпг к-ябана. Кабан сверху: построен, чтобы пролезать в чаще ~куда~н0с»- туда весь кабан. — Притом шерсть, щетина защищает от поранений.

Движение взрывами здесь, у нас! всему свое время.

Вся листва как ковер и под ковром черная сырая земля, но вдруг где-нибудь увидишь, лежат громадные листья какого-то растения и тут же лезет новая живая шишка, толстая, как кукуруза — видно, новый ствол того высокого растения, вокруг ползунка с листьями, как земляника, и много прошлогодних поломанных стеблей бурьяна высокого, наверно скрывающего человека. Это, вероятно, действие света, прорывающего чинаровую сплошную тень. Смотришь на такие взрывы растительности и вспоминаешь, что и вся весна здесь движется взрывами, чуть пробьется солнечный луч, и делается очень жарко, и видно, как все приходит в движение, как появляются цветочки даже (сейчас уже много синих подснежников). Но скроется солнце, и наступает южная зима, не сильно холодная, но равнодушная. У нас же каждый цветок, каждая травка свое время знает.

<На полях: Узнать о лесах во время революции.>

Смерть кабана. Можно описывать охоту на кабана до известной границы, именно даже до того момента, когда кабан упал. Но как он умирал, как его добивали и спорили, один — надо стрелять, другой — «дойдет!» — тут почему-то нельзя, это жестоко для описания, как в любви <загеркнуто: описание полового акта — «грязно»> тоже до тех пор можно, пока… не «грязно» <приписка: тоже до известного предела можно описывать, а потом для бумаги грязно. Птичка умирает от выстрела в воздухе, а животное долго бьется...> Нельзя дальше: жестоко, все равно как и поэзия любви кончается, когда «грязно».

31 Марта. Мороз, снег, камин, дрова — кость, вы °ЧЬЮ Х0Л°Д* Пробовал ножом колоть на растопку грабо- росеиГа и не мог* не Дерево — кость. Догадались облить ке- ном из лампы и затопил камин. Утром сильный мороз, снег. Мы утром ходили до обеда на Желтую кручу, о вальдшнепа. Потом грелись у камина.

После обеда

УбИЛИ 07ТЫГПГ

77

Следы. По вчерашнему следу нашей машины следы кабанов. По дороге следы волка. Кабаны идут чащурой, волки открыто: кабан может пройти везде, где бы ему только можно было нос просунуть, волк не может в кустах, и это спасает свиней от волков.

Гурковали витютни. Клекотали над лесами орлы, иногда звук был похож, как будто ноги лошади в камнях. Дятлы — барабанная трель. Много обыкнов. синиц пищали просто пинь- пинь и по-брачному.

Местами склоны в ореховых кустарниках вблизи Желтой кручи были взрыты воронками, как от снарядов: это кабаны искали корень Ш и д д а (найдет один узелок, а рядом, как картофель, много). В одной воронке, вырытой кабаном, была нора и в ней птичка мертвая, очевидно, спряталась в норку от мороза и была придушена кабаном.

Романов и Тагир: Петя спросил Р-а: — Бык ведь сильнее лошади? — Сильнее, — ответил Р. — А если сильнее, то почему пашут на 4-х лошадях, а быков по шести? — Р. ответил: — Наверно, лошадь сильнее. — После того П. спросил Тагира, и тот сказал: — Нет, бык сильнее лошади, но хомут нельзя надеть на быка, а ярмо так давит на шею, что бык становится слабей лошади.

Из этого вывод: Тагир такой человек, что никогда не может скрывать и всегда говорит верно, а Романов тоже неглупый человек, но легко может скрывать. <Приписка: Сын народа русского, [шедший] кривыми тропинками, а Тагир...>

Облака и горы. Между черными и белыми горами залег туман, и черные горы синели, а туман все выше и выше, как будто наполнял и наполнял долину, и от белых гор мало-помалу остались только верхушки. В это время над Чинаровой долиной с клекотом летели орлы. Потом и верхушки белых гор закрылись, и тучами закрылись черные горы с нашей~стороны, все скрылось, и пошел мелкий снег.

«Попа». Харун и Кухва. Семья Харуна и его помощника Гергова окружила нас вниманием, когда я одевался, жена, заметив непорядок, сказала «попа!» и вправила сзади белую рубашку в штаны, а хозяин в это время говорил: — Только скажите, и все будет!

Синички. Синички бегали в синих подснежниках и шумели листвой.

78

<На полях: Сапетка = кукурузохранилищем Томский. В лесу кабан выходит засветло, а на поле выходит чью Мы были на кабаньем лазу (как дорога) из леса через Н° огу в поле. Возле дороги стояла уродливая старая чинара Д|лесенкой и подмостками. Там сидел Томский в лунную ночь и вместо кабана убил под Тагиром коня. Упертая чинара была толщиною в рост человека и представлял^ непреоборимую преграду для кабана. раггк-язы Люля. 1) Какой зверь страшнее, медведь или ка- бан. Рассказ о медведе: тропа Романова (никогда не поеду в Бал- карию), на этой тропе: человек и медведь. Неделю перевертывал Бетала у костра с боку на бок. 2) Совсем недавно... кабан подбросил. Конец: - Ночью моя жена спрашивает, чего ты смеешься... А Бетал говорит: - И моя жена. 3) Б. гостей очень любит и всех на охоту везет: приехал писатель Б. Услыхал «кабан» и рассказал нам басню Крылова. 4) Дон Кихот. Пгга - орел. Джи-гуу - дятел. Ккоа - кабан. Тугужшь - волк. Миша — медведь. Бажя — лисица. Тхакумакйх — заяц. Бля - змея. Пжй - чинара. 1 Апреля. Фенологическая связь. Мороз лежит, и туман сидит вплотную к дому. Едва разобрал в дровах седую от мороза голову собаки и позвал его. Кабардинцы в этом отдали дань русскому языку и назвали своего огромного кавказского парй Шуркой. Страшно было глядеть, каким зверь поднялся из дров: ни одного своего серого волоска, все белые. — Поздравляю тебя, Шурка, — сказал я, — с первым Апреля. — Пока я разговаривал с Шуркой, ветер, наверно, дунул, и туман пополз. Быть может, это не туман, а облако ночевало на нашей горе? Еще спустя немного из тумана посыпался снег, и высокие чинары от верху до низу стали седеть, ореховые золотые сережки стали белыми куколками. Мож^ ^очью мне привиделось, что нашествие Мамонтова от KVH° Тепе?ь Уже и описать легко и хорошо: 1) Иван-Царевич ^Упцов, 2) Алпатов: искушение: уехать с белыми. находЧаЛО* ЭТ° ^ыло вРемя* когда Алпатов, сам того не зная, Нут0• ^ЛСЯ еще под ильным влиянием Льва Толстого <загерк- ство с и0143™ казаЦКой романтики>. Он отвергал все толстов- ертковым во главе его, с пахотой, непротивлением. Но

79

быть самим собой при всяких условиях — это невольно [принципом] взял он себе, и это было правильно и хорошо. Неправильно было, что он из этого принципа делал вывод о какой-то обязательной для него высоте над белыми и красными. Никакой высоты этой не было, а просто высотой этой он укрывался от пустоты между красными и белыми. Через Толстого пришло ему держаться в вопросе «красные или белые?» чего-то высшего, но что это высшее, сказать себе он не мог, вернее всего, это высшее и был сам Лев Толстой.

А казаки, возможно, тоже через Льва Толстого, возможно, через казенный патриотизм в гимназии — Илья Муромец и все такое, казались детьми природы, натуральными русскими людьми: сам их в лицо он никогда не видел. Из-за этой романтики, сам того не очень сознавая, он нарушил толстовское пари белых и красных и ожидал казаков с большим любопытством. Последние дни каждый день вдали слышалась пальба из орудий: это Мамонтов прорвался со своим корпусом.

В рассказе, строго историческом, привести ряд мотивов, по которым Алпатов остался с красными. Надо подвести — быть с теми и другими и сохранить Алпатову верное толстовство: быть самим собой. Вот это бесстрашие перед смертью — «герой» — и даст ему возможность самоопределения: сам и в себе самом нашел необходимость быть с красными.

(Дележ ситца открыл всеобщее, из чего сложены «белые».)

Люль. Вставить сюда описание Люля, напр., его выносливость: что с благодарностью вспоминаешь Толстого, умевшего тогда во время войны возбудить дружбу к горцам, связавшимся <загеркнуто: перед смертью> и поющим в кустах предсмертную песню. Люль из этаких: и он бы резал, резал, как Хаджи Мурат… и вот он же и мирно сидит и