мы увидели, шевельнулась одна былинка. — Не заяц ли? — спросил Петя. — Нет, это птичка, — ответил я. А вовсе и нет ничего: растаявшая былинка подломилась, и пошло, и пошло! на глазах наших все поле высоких диких злаков склонилось к земле. И так им и надо: так надо, чтобы каждая гордая вознесенная к небу голова склонилась к земле, так надо, чтобы последние остатки семян возвратились к земле и сохранились.

Убили трех зайцев возле Двориков, белеют, но еще не совсем седые. И белки не готовы, а вот оно, разрешение. Запаздывают, вероятно, по случаю сухой и теплой осени.

Такой чудесный день, иногда будто в Апреле на тягу идешь, да, на тягу! и тут же мечтаешь об этом, что будет тяга, будет непременно. И так ведь круглый год ждешь впереди непременно чего-то хорошего и знаешь, что оно будет. Но такая ведь и вся земля и всё на земле, если к ней близко стоять. Вот где источник радости, счастья (оптимизма). Надо об этом крепко подумать и найти возможный полюс: счастливого человека в городе, на фабрике где-нибудь.

Как бывает в городе, техника определяет быт. Вот для примера нынешние похороны, когда на громадном грузовом автомобиле стоит красный гроб и вокруг него сидят родные, покойник с родными мчится с большой скоростью. Насколько это удобней, чем, бывало, идти в хорошую и в дурную погоду за гробом несколько верст. Как это все идет навстречу тайному желанию каждого поскорее покончить с покойником и начать жить без него. И вся техника тем и соблазняет, что непременно с ней все делается удобней, проще, дешевле. И на этом основании удобства совершается движение, прогресс, старое сопротивляется только посредством красоты, религии. Но красота и религия свойственны лишь отдельным лицам, тогда как потребность в удобствах, дешевизне, доступности свойственна всем. Так возникает вопрос о бесполезности и ненужности религии, искусства.

Да, так вот техника разлагает быт, от него остаются лишь формы (красота). Так…

К земле вернулся человек на тракторе и не слыхал под шум мотора крик журавлей, и газы сжигаемого керосина отняли

777

у него ароматы цветов, а ритм мотора — ритм движения самой земли. И все это оттого, что не бытие определило сознание, а идея (техника) определила бытие (похороны). Если же бытие определяет (наличие автомобиля), то надо выяснить, какие же именно элементы бытия. И окажется, что автомобиль, т. е. техника.

Так вот и остается неясным это наличие радости у человека, имеющего тесное общение с природой (землей), — что это, атавизм, пережиток или намек на возможность в будущем? В личном опыте своем я знаю, как пользоваться этими ценностями (для себя). Но мне хочется свой опыт сделать на пользу людей и помочь им выйти из их порочного круга. Так точно вот хотел сделать Л. Толстой, и у него ничего из этого не вышло. Не надо ли мне пересмотреть его опыт, понять его ошибки и… не все же у него ошибки.

Несомненно, однако, что вопрос о счастье возле земли не решить без вопроса о религии, науке, творчестве.

Я лично, конечно, про себя всегда думал об этом и как-то незаметно все свел к себе самому: что эта близость к земле есть путь моего творчества: близость к земле — близость к роднику, к существу творчества, близость к городу: к плану, и что близость к земле дает — «как хочется», а близость к плану — дает «как надо».

И что счастье «как хочется» (быть самим собой) ничего не имеет общего со счастьем земледельца (как у Толстого).

Современность — это борьба за план; вот почему отступает «земля» со своим «хочется».

Борьба за план — пусть и будет одним из планов моей книги — и это есть план современности. Не во всякой ли революции выдвигается план. А мирная жизнь — это «как хочется» <приписка: (и тут лицо)>.

<На полях: Семга и жизнь рода.>

Наука и есть по существу своему не что иное, как способность ставить планы (мыслить) и осуществлять (действовать), — вот почему революция опирается на науку («как надо»).

Творчество содержит в себе две стороны: 1) как хочется, 2) как надо.

1) Как хочется (жизнь). 2) Как надо (план).

Есть «как надо» — в силу привычки, это рутина, бездумие, но никак не план и не «как хочется»: сюда же и суеверие.

778

Так что люди мои на канале определяются этими тремя элементами творчества, положительными: план (как надо) и как хочется (жизнь, природа, я, личность) и, скажем, «как влечет» (рутина, сопротивление материала).

Помнить, что все относительно, т. е. происходит борьба и оттого все меряется между собой, и кто берет верх, — тот и судит, и так представляется, будто победитель (напр., «так надо») несет всю правду (хлыстовская философия о переменах мест между Богом и Человеком: Бог спит — человек работает и наоборот).

Те силы, о которых мы думаем, напр. Инерция или Рутина и др., могут быть сказочно персонализированы, если смотреть на них с точки зрения мальчика. И это даст возможность правдиво ввести в психологию мальчика многие труднейшие понятия взрослых.

31 Октября. Мороз -3, туман предрассветный, как все эти дни, но солнце уже не выглянуло.

Ездили в «Горбы», гоняли одного зайца, которого убить не дали нам Торбеевские гончие. Охота финансовых работников; во что выродилась охота!

1 Ноября. Люди у нас в Союзе, хорошие «русские» люди — в другой, жалкой форме — но те же самые. Но кое-что я ненавижу смертельно в создавшемся новом и больше всего ненавижу газету «Правду» как олицетворение самой наглой лжи, какая когда-либо была на земле. Ненавижу, вспоминая слова Тургенева о русском народе, что нет более изолгавшегося народа, чем русский, но что зато никто на свете так не жаждет правды, как русский.

«Хочется» и «Надо» начинают проникать даже в мои сны. Следует довести это до того, чтобы все впечатления, поступающие ко мне от жизни, располагались бы по двум этим категориям.

Еще следует через это инфантилизировать всю философию жизни.

Еще следует найти сюжетную необходимость личного отъединения Зуйка — самое главное.

Мелькает вывести его из «мифотворчества».

Из той «философии», т. е. вопросов жизни, которые возникают ежедневно, рождаются и материалы для гаснущей повес-

779

ти. Вот сейчас я думаю о том, что и умирающий человек знает, что надо умереть: все умрут, и его сейчас очередь: надо! И в то же время ему все еще хочется хоть немного пожить. (Мироныч перед смертью не мог видеть: глаза его умерли, но сам он еще хотел пожить, хоть минуточку: и сказал: «помирать собирайся — рожь сей». После того услыхал шум — затих: «видно, закрыли», сказал он. И еще последние слова его были: «помирать собирайся — надо! — а рожь сей».) Когда я об этом раздумывал, то в окно была видна из окошка на рассвете река во льду: ей бы надо давно замерзнуть, умерла вода, но глаза ей никто не закрыл: ни птица, ни зверь…

Вопрос о смерти — есть в отношении воды вопрос о слиянии смежных капель: никакого вопроса у них нет. А у людей разделяет «хочется».

Рутина, План и др. «существа».

В «Правде» сегодня напечатана семья рабочего: отец и сыновья, инженер один и другой директор завода. Я это увидел в метро, и вдруг во мне совершился «тот поворот». А это вот что: когда у Сталина выходит очередная расправа с врагами, то она кажется на первых порах безумием и концом всего: через это, кажется, ему уж и не перейти. Проходит некоторое время, и совершается «тот поворот»: одумаешься и начинаешь понимать и мириться. В этот раз при взгляде на семью стахановца стало ясно, что «партчеловек», правивший до сих пор страной, это партбюро должен рушиться и на его место стать другой человек, не распорядитель, а действительно деловой, органический, народный. И дивишься, как мог сделать такой переворот человек, сам вышедший из партийной кружковщины… как, вживаясь в строительство (или как это назвать…), человек совершенно перестроил самого себя.

Враги. Итак, Сутулый пусть будет мой воображаемый Сталин. Основной враг — это вода и смежные агенты: то мороз, то солнце. И люди: Мироновна и вокруг по всему Выгозеру и, конечно, все заключенные.

В 3 ч. д. открывали музей Горького.

2 Ноября. Детиздат: взять деньги. Леве о парткоме и Шу- мяцком.

Вчера встреча с проф. Кулагиным (78 лет) и весть о читателях моих.

780

Из разговоров с людьми о себе самом выяснилось, что все строительство канала надо преломить в психике 7-летнего мальчика, т. е. это должен быть Курымушка с той отчетливостью индивидуальности, как это бывает у особенных детей.

Вчера был Цветков и рассказывал о графине Сологуб и других, кто в советское время радостно переносил страдания и перемены своего положения.

Разговор с Леоновым, что Горький интересен больше как человек, чем как писатель.

Устьинский и рост души: если думать спокойно о человеке, судить его поступки в меру роста его души, то — все хорошо.

Г-ня Сологуб, Устьинский независимые и радостные люди (а курсистка думала, что за всем надо ей поспеть и если все новое будет знать, то и будет впереди), и у Горького это было: все знать.

Гудит перфоратор, как невиданный десятирожный зверь, там церковь разбирают, тут складывают дом и даже тот дом, в котором ты живешь, переделывают, и с утра до ночи… тут шлепотня…

Из этого всего, что движется вокруг меня, я беру…

Прочитал «Новь», и там о Нежданове сказано: «романтик реализма», — это хорошо сказано. И еще я нашел для себя близким сомнение в своей личности в процессе любви.

Аксюша сказала: — Людей сразу видно. — Хороших? — спросил я. — Да, людей. — А плохих? — И плохих: отказались от Бога, живут как придется, разве это не видно тоже.

Происхождение хорошего в Павловне: «я — верующая» (верующая без ипостасей, и, напр., богородиц вроде как бы Две: одна — дева, другая мать). Рассуждений о Боге ни малейших, но поведение умное.

Предвыборная кампания разрастается, есть слух, что арестованы Пильняк, Артем Веселый…

Хочется обласкать тем же хотением, но не за что взяться, и руки не могут трогать: нечего, а душа хочет, и так это желание разливается во всем обиходе лаской улыбок, лаской слов, стремлением делать что-то хорошее для другого. Итак… и поэзия из этого (Муза, Прекрасная Дама).

781

Движется что-нибудь в мире — и ему хочется двигаться, стоит — ему хочется стоять. Кто движется — ему не хочется стоять, кто стоит — не хочется двигаться. И в человеческом мире Рутина пользуется этам, и когда по Плану: то должно остановиться, чтобы не делать вреда строительству, другое должно сдвинуться с места