отделения Детгиза, которое возглавлял Маршак, написала работавшая в те годы в Детгизе Л. К. Чуковская в своей книге «Прочерк»: «Разгром редакции начался исподволь: прежде всего, сняли нашего директора, Льва Борисовича Желдина, не глядя на всю его правоверную партийность. В замену ему явились Двое: Криволапов (директор) и Мишкевич (главный редактор). Им, по-видимому, и поручено было Большим Домом подготовить “материал»: сначала мы должны оказаться вредителями. <...> Мишкевич и Криволапов нашли себе в искоренении крамолы достойных помощников. Это был секретарь партийной организации, заведующий производственной частью, Комолкин; затем Дмитрий Иванович Чевычелов <-> он был нашим политредактором, или, попросту говоря, прикрепленным к Ленинградскому Детгизу цензором. <...> Чевычелов вычи-
893
тывал и вычеркивал и проверял политическую грамотность редакторов с большим усердием. Так, побудил он однажды Желдина объявить мне выговор в приказе с занесением в личное дело. В послесловии к одной из редактируемых мною книг говорилось: советские люди строят социализм. Книга — о Палате мер и весов — вообще была толково, дельно написана, а в казенное послесловие я не вникала. Между тем в 1936 году лично товарищ Сталин объявил, что социализм нами уже построен и мы теперь строим уже не социализм, а коммунизм. Читать газеты мне было недосуг, и потому построения социализма я не приметила. <...> В течение многих лет Большой Дом вглядывался в “группу Маршака”. Было о чем беспокоиться: ни одного осведомителя изнутри! Вокруг нас, разумеется, стукачей хоть отбавляй, но внутри основного редакторского состава — никого. А ведь именно мы отвергали одни рукописи, другие приветствовали; мы решали, какие к какому писателю предъявлять требования. И среди нас ни единого стукача! (Да еще одна бывшая ссыльная — именно я!) Достойны ли мы высочайшего доверия?.. Каждого из нас, редакторов, изредка, поодиночке, приглашали на беседу в Большой Дом, вели беседы весьма вежливо — но безрезультатно. Вежливая настойчивость встречала столь же вежливый и столь же настойчивый отпор. <...> “Ленинградскую редакцию” швырнула о скалу та же запланированная стихийная волна, что утопила тогда же Пулковскую обсерваторию, позднее захлестнула театр Мейерхольда и вырвала с корнем вавиловский Институт растениеводства» (Чуковская Л. Прочерк, http://lib.rus.ec/b/131161/read).
С. 255. Есть ли у Шекспира? Есть: Брут. — Аллюзия на трагедию У. Шекспира «Юлий Цезарь» (1599), в которой Брут воплощает тип кроткого по своей природе, страдающего политика-идеалиста, который не из личных побуждений, а единственно во исполнение долга и ради идеи идет на убийство («О, Цезарь… я тебя убил не так охотно, как себя») и превращается, по сути, в жертву. Ср.: Шестов Л. Юлий Цезарь // Шекспир У. Поли. собр. соч. / Библиотека великих писателей под ред. С. А. Венгерова. СПб.: Брокгауз—Ефрон, 1903. Т. 3. С. 146— 153: http://www.rus-shake.ru/criticism/Shestov/Julius_Caesar/).
С. 257. Аборт (запрещение). — 27 июня вышло Постановление ЦИК и СНК СССР о запрещении абортов и усложнении процедуры развода.
С. 259. …в одиногестве помянул Дунигку. — В копию дневника 1936 г. вписано, по-видимому, последнее письмо E. Н. Игнатовой Пришвину: «Только что ты ушел, как принесли деньги. Спасибо тебе большое за икру, даже не угостила тебя ею, очень уж много ты принес, но пошлю в Ново-Конюшенный Анне Дмитриевне, и все разойдется. Еще раз спасибо. С удовольствием слушала твои рассказы о Кавказе, они заставили меня забыть и о болезнях и о старости, и захотелось танцевать. Надеюсь, что по соседству ты будешь хотя изредка меня наве-
594
щать. Показывал ли ты Ефр. Павл, какому-нибудь хорошему сердечнику, это надо сделать. А о сыновьях не беспокойся, оба они будут работники, вероятно хорошие работники. Нельзя требовать талантов, вспомнила Толстого, Гете и друг. Я не умею писать, а сказать что-то хотелось, — все молчу, молчу и даже слушать приходится мало. 6/VII-36. Всего доброго (Игнатова)».
С. 261. Когда тебя насильно пересадили в другую среду… — В начале 1933 г. Иванов-Разумник был арестован и провел сначала восемь месяцев в заключении, затем попал в кратковременную ссылку в Сибирь, а с осени 1933 по конец 1936 г. находился в трехлетней ссылке в Саратове (см.: Иванов-Разумник Р. В. Писательские судьбы. Тюрьмы и ссылки. С. 93—94).
Пастухов <...> 8 дней поднимался и до самой вершины не мог дойти. — На самом деле Андрей Васильевич Пастухов, военный топограф, был первым русским альпинистом, который в сопровождении казаков Кубанского Хопёрского полка в 1890 г. в очень трудных условиях и практически без специального снаряжения (в тяжелых овчинных тулупах, страхуясь вместо ледорубов штыками, привязанными к палкам) с целью изучения совершил восхождение на Эльбрус и покорил высочайшую точку — западную вершину Эльбруса; он провел топографическую съемку, составил первую карту самой значительный вершины Кавказа. В 1896 г. им же было совершено восхождение на восточную вершину, где также была проведена топографическая съемка, измерение температуры, взяты пробы разреженного высокогорного воздуха. Пастухов действительно прожил короткую жизнь — он скончался в 39 лет, но не во время восхождения. Следуя его воле, друзья похоронили Пастухова в Пятигорске на склоне горы Машук, откуда открывается вид на Эльбрус.
С. 262. …построить целый иллюзорный мир (о. Сергий). — Аллюзия на повесть Л. Н. Толстого «Отец Сергий» (1890—1898).
С. 263. …да будет воля Твоя. — Слова из молитвы «Отче наш».
Со страхом Божиим… — слова из возглашения дьякона перед причастием.
…на Кавказе в 1895 (?) году… — Пришвин ездил на Кавказ в 1894 г.
Сгастливая гора. — В дневнике то и дело появляются записи-наброски к задуманной, но так и не написанной повести «Счастливая гора».
С. 268. …церковь работы Растрелли… — По-видимому, имеется в виду колокольня Троице-Сергиевой лавры архитектора Д. В. Ухтомского, который, как и Растрелли, работал в стиле барокко.
895
С. 268. Соки земли. — Аллюзия на роман К. Гамсуна «Соки земли» (1917), который является гимном крестьянскому труду.
…у Успенского «власть земли». — Аллюзия на один из серии очерков Г. И. Успенского на темы деревенской жизни «Власть земли» (1879).
С. 272. …Чудак Горшков… — дальний родственник Пришвина, художник Михаил Николаевич Горшков. Ср.: «Буду учиться, страдать, делать все, что только мне велят, но когда станет так плохо, хоть умирай, — я не буду умирать, брошу все, возьму палочку и уйду в Италию, как художник Горшков» (Путь к Слову. С. 46).
С. 276. Наголо повести. — Разработка будущей повести и ее графический план.
Два человека:
Саид схватил жизнь
«Я» — создал легенду о Саиде Татаринове
«Я»: вода как человек Учитель Макаренко Народоволец Археолог Поэзия курганов Человечество как вода Вода как человек Поэзия знания И не-поэзия (в лице Саида): дело:
Саид: человечество как вода
Хронология
Центр действия: возраст 25 лет = 1920(?) г.
1920 — 25 = 1895: Рождение: 1895.
По 10 лет в 1905 г. (Желтая Круча): явился Макар, началась школа, раскаты 1-й революции.
1909 = время моего «Чер. араба»: по 14 л., начало ученья.
Макар — учитель: создать из него народовольца: верующего рационалиста, поэзию знания взять у Реклю (Человек и Земля).
Правда: полнота и единство личности в творчестве. Из Правды всё: весь успех Саида и его храбрость.
Счастливая Гора. Внизу курорт. Ключ: река из шести родников, бассейн. Замок.
Счастливая Гора (Эльбрус)
896
Ледник из Адыл-Су и Цеи
Целебный источник из 6 ключей с замочком…
Загнутая сосна
Желтая круча
Горячие ключи: жизнь вулкана
Жизнь вулкана: катастрофа на Эльбрусе: конус почернел.
Расхождение в любви и в правде двух людей, все вместить в наш самый первый детский спор о лошадях: 1-я победа Саида.
Любовь как «схватил»: все любит, род любит: государство.
Любовь создает «личность» (романтическая). На этом пути только легенда. Анна, солнечная: веснушки. Сразу согласилась и заморила легенду; а когда перешла к Саиду — явилась легенда — любовь. Вообще изобразить две любви, поэтическую — силу различия (поэзия, личность, качество), и любовь родовая Саида. Анна в легенде и Анна сама как есть.
Любовный сюжет: я не любил эту женщину и полюбил, когда утратил, когда ее Б. полюбил.
Горный подъем. Спор о лошадях. Жена на Саидову лошадь: я — «отставать».
Это не любовь как бесконечно малая — не величина: и в то же время любовь как бесконечно малая есть величина.
Итак: любовь настоящая родовая у Саида, а моя любовь «единственная» есть условность и существо поэзии.
— Прогоню. — Значит, ты старый вправду и мне на тебя жалко смотреть. — А как же Стенька Разин, он был молодой — нехороший человек!
Начало строительства, или Атлас.
Связать с революцией: 1-е выступление Саида — это он угнал Атласа.
Одна из тем: Если весь человек выходит — это правда и словам его верь! если не весь — неправда.
Правда — это полнота творчества: весь человек Саид.
На этом построить всего Саида.
Саид Татаринов.
Саид — правда = мужество = цельность = я-сам = весь человек
Я — легенда
Анна — жена «Я», потом Саида: Анна = солнечная: величие единства в любви = в ней нет, но она мать Я.
Зураб (испр: Зораб), Гриолид, Роллон Диозавр, Милон, Бокс
Адыгея Зарема Бобар (араб.)
Счастливая гора
29 Зак. 3028
897
Человечество как вода
Курганы
Любовь — рождение индивид, личности, сила различия.
Катастрофа = как мечта о конце мира и как действительность.
Природа и приключения: Адыгея.
Саид — один из тех, кто мелкой собственностью не был отравлен и является тем будущим человеком, который явится через одно пустое поколение детей мелких собственников: мелкоты.
Ручей, которого не может задавить никакая гора… (описать как лицо в драме борьбы огня и воды).
Низменная равнина ограничивает подножье гор, подобно морю, омывающему утесистые берега (да так и было недавно).
— Наводнение водами и наводнение людскими массами подчиняется одним и тем же законам.
— Ни одна другая страна не представляет столь противоположных черт природы, как Кавказ.
САИД ТАТАРИНОВ
Есть люди, которых оценить можно только во время какого-нибудь дела, захватывающего их целиком. В эти моменты они все на свете понимают, и если бы можно было бы их спрашивать и записывать их ответы, мы бы давно узнали такие вещи, что такое правда и многое, о чем сейчас и не догадываемся. Но безумно спрашивать в интересах будущего человеческого сознания в то время, когда идет борьба за самую жизнь. Оттого и кажется, что нет правды на свете.
В бессловесном молчании переменяют люди эти нашу жизнь.
Другой человек, напротив, при всем своем мучительном желании не может с головой уйти в дело и скопленная энергия ищет себе какого-то иного выхода. Вот я такой человек, и хочу оправдать я теперь жизнь свою рассказом о своем друге, который, по-моему, должен бы все знать, но не может ничего сказать о себе. Нас с детства разделяла река, бурно бегущая в степь из ледников Счастливой горы с двумя высочайшими в Европе вершинами. Я родился в степи, он в горах, но в летнее время от мух
