Скачать:TXTPDF
Дневники 1936-1937 гг.

Вдруг что-то поняв, я принялся читать Маршака, и мне стало ясно, что этот писатель думает по-иностранному, а пишет по-русски. Вот, напр., у Маршака:

Да, да — это он —

Ленинградский почтальон.

<Приписка: Бой с Маршаком (18-го/1 1936 в 11—3 ч. утра.>

Мой путь и путь детского [профессионального] писателя. Жизнь образов иная, чем жизнь понятий…

Радость (происхождение). Секрет моего успеха.

Зверь Бурундук.

Письмо Горькому

Маршак. Угода детям: игра на рифме: куда как смело Технический [уклон] — космополитизм: эсперанто мастер — [историзм], фольклор Пафос и мастерство.

Почему все детские писатели сделались детскими.

Звери или люди и машины

Москва. С 12-го по 18-е Января: боевая неделя в ЦК ВЛКСМ…

Встреча с Брошевским (Григорий Борисович), интересен как pater от коммунизма и возможный агент охранки.

Два разных осадка после речи: первое, что как будто ты сел за руль и <загеркнуто: повел сам машину>, овладев ее механизмом, повел ее; второе — почему-то стыдно: ты отдал себя

20 Января. 19-го была метель — сколько снега! После «событий» как-то «все равно». Раскаиваться в жестокости не приходится: Маршак и подл, и первый напал на меня. Вот самолюбие… это болезнь.

Два оба эти

величайших народа разделили власть над миром, хотя народа утратили свою территорию. Один из этих вели-

11

ких народов евреи, предназначенные расшатывать современные народы и сбивать их с основ, другой из великих народов цыгане, напротив, ни с кем не сходятся, ни в чем не уступая, несут счастье свое прямо в будущее.

21 Января. Задумал переделать для маленьких детей «Берендееву чащу».

Берендеева чаша.

1. Машка… конец: года три мы так ездили с Петей и нынешней весной отправились на север искать Берендееву чащу, где еще никогда не бывал человек с топором. 2. Запань.

<На полях: Ломаной копейки не дал.>

22 Января. В «Чаще» сильные места: домкрат (начало), Сокольники (конец). Прямо же за… Москва стоит в лесу. Если выехать лесами из Москвы на север, то и будет все лес и лес до самого моря. <Приписка: Но все это, нам казалось, лес.> Мы помчались лесами на север и ехали, пока можно было, на Машке. Ехали на пароходе. Ехали верхом.

Как пьют шоферы (рассказ Коли Куликова): в чай рюмку, а они добавили: полстакана и… я только могу за один глоток хватить: у него — лапти вверх, а у меня дух вон: свою жену не узнал. И что тут было: пиюкак забыл и вернуться стыдно: так и хожу в синих штанах и в сером пиюкаке. (Начало рассказа: почему это у вас, Коля, штаны синие, а пиджак серый?)

24 Января. Всю ночь на 24-е дождь. Зима «сиротская», в том же роде, как весна, лето и осень 35-[го] года.

«Берендеева чаща» = провести в «Колхозных ребятах».

26 Января. 30—31 быть дома: примерка. Нога (уиГиб) болит, но меньше. Роман Фейхтвангера «Семья Оппенгейм». Читая о бедствиях евреев у фашистов, думаешь о наших «кулаках» и чувствуешь разницу: те хоть вовремя могли постоять за себя (вот этот роман), а те мученики (сколько вовсе невинных, ни за что ни про что) просто быльем зарастут. В романе есть и еврейская мудрость, направленная против героизма и мученичества как такового…

Много мне пришлось передумать о причинах постоянного нападения деревенских и городских мальчиков на мою газов-

12

скую машину «Машку» (я <загеркнуто: сторонник держусь того чтобы личные машины, как животных, лодки, яхты и т. п., называть своими именами). Случилось однажды мне заехать в чайную. Машка стояла не совсем против окна, и мне то и дело приходилось в тревоге вставать и поглядывать. Поглядел я однажды и обмер: мальчишка стоит возле Машки и отвинчивает колпачок на вентиле в заднем колесе. Я вышел осторожно, пробрался из-за машины и цапнул мальчика за рубашку. — Это тебе не игрушка! — сказал я, потрясая небольшого гражданина. Вдруг этот самый гражданин, ничуть не растерявшись, в ответ на мое «не игрушка» отвечает: «игрушка». Я ему опять: «нет, не игрушка». А он мне опять: «нет, игрушка». Я вдруг <приписка: мне стало стыдно спорить с мальчиком> одумался, понял чувством какое-то глубокое значение нашего спора и мгновенно перестроился.

— Как тебя звать? — спросил я ласково.

— Колькой, — отвечает гражданин.

— Вот что, Колька, — говорю я, — садись на приступочку и стереги Машку, а я за это тебя прокачу.

Колька садится. Я иду в чайную. Очень скоро к окну приходит другой мальчик и просится у меня тоже стеречь машину.

— Там, — сказал я, — уже сидит Колька.

— А я тоже Колька, — отвечает мальчик, — я тоже хочу.

Вслед за этим другой, третий, все называются Кольками,

и всех я принимаю в «кольки». Баловаться стало некому, все мальчишки стали кольками, охраняющими мою Машку. А когда я потом их прокатил, то в этой округе мне можно стало бросать машину без призора: далеко завидев машину, <загеркнуто: ребята> «Кольки» кричали: «Наша Машка идет» и становились на дежурство…

И все это благополучие началось с того момента, как мальчик на мое «не игрушка» ответил мне, что моя Машка именно и есть игрушка, и я, уязвленный, подумал: да, правда, эта машина игрушка не только для мальчика, а и для меня: ведь я же шофер-любитель, я по-настоящему играю с Машкой, и детям, может быть, даже кажется, что я у них под предлогом «цели» отбил самую лучшую игрушку.

Мысль, которую хочу я высказать, еще наглядней показалась нам недавно на другой детской игрушке. На заводе «Шарикоподшипник» оказалось очень много бракованных шариков. Чтобы использовать их, кто-то придумал детский бильярд

13

с этими шариками. Игрушка, довольно дорогая (сто и больше рублей), очень понравилась взрослым. [В] детский бильярд, продаваемый детским отделом Мосторга в клубы, играют все взрослые, даже старики. Взрослые на наших глазах похитили у детей предназначенную именно для них игрушку.

Речь свою веду я, однако, не к тому, что взрослые, будучи в глубине своей тоже детьми, похищают часто у настоящих детей их игрушки, а что взрослые играют не меньше детей, и, значит, если ты хочешь понять ребенка и дать ему самую лучшую для него игрушку, то ты должен понять себя как ребенка и предложить другому ребенку игрушки так же всерьез, как ты предлагаешь себе.

Так, по-моему, надо и книги писать для детей не со «скидкой» на молодой возраст или средний, а непосредственно для того ребенка, которого должен чувствовать в себе самом каждый писатель, каждый художник, ребенка, составляющего сущность таланта. Мне иногда кажется…

Надо писать, дорогой писатель, не о том, что не сродни тебе и что тебе, однако, навязывают, а о самом дорогом, самом любимом. Я думаю, что то самое дорогое в себе — это именно и есть тот ребенок, для которого мы покупаем то книжку в изящном издании, то заводим «Машку», то пианино, то патефон или красивую одежду.

Создавая детский рассказ, писатель должен не склоняться к маленьким детям внешне, а понимать их <приписка: их поднимать, узнавая их> потребности через своего личного ребенка, в существе которого, собственно говоря, и заключается то, что называют талантом. Мне иногда представляется, [что] такого рода «талант» заключается почти в каждом человеке, но что люди именно это самое нужное для создания нового человека, нового общества знать не хотят.

Дети младшего возраста больше всех возрастов поумнели от революции, сектор поумнения, мне кажется, гораздо <загерк- нуто: меньше> уже в детях среднего возраста, еще меньше в детях постарше, и так, мне думается, в конце концов можно прийти к тем, кто совсем от революции не поумнел, и наконец добраться до тех, кто поглупел…

27 Января. — Исторический день. Амнистия исторической личности (постановление о преподавании] истории) — явление того же порядка, что и стахановское движение, и «жизнь

14

стала веселее». Это значит, конец тому партийному аскетизму, в который когда-то (1904 г.) уперлась моя личная жизнь. В сущности, это и было источником моей оппозиции. Теперь стена эта рушится и наступает жизнь, граждански нам еще неведомая, жизнь, которой никогда и не жил русский интеллигент. Таким образом, общество вступает теперь на тот самый путь, который мне лично открылся как выход из тупика: творчество; этот путь я раскрываю в «Кащеевой цепи». Очень похоже на 17-й год, первые дни после свержения царя: казалось, тоже вдруг рушилась Кащеева цепь.

И в то же время в глубине души остаток основного верования: что Кащей-то ведь бессмертен.

29 Января. Сравнение увиденного пешеходом с тем, что видит в совокупности автомобилист, приводит к сравнению людей, живущих на месте (как было Хрущево: и под землей все твое), и тех, кто получил возможность всюду ездить, все видеть (нынче это у меня взамен Хрущево).

30 Января. Алексей Константинов. Игнатов, Москва, Мытная, 23, кв. 192.

Инженер военный (химик), стрелок (из пулемета и нагана) и летчик.

31 Января. Идры. Григорьев боится отношения к нему наших командиров детской литературы, никуда не ходит, чтобы не слышать: «Гайдар, Паустовский и др.» и оставаться в этих «др.» Он ищет забвения in vino и в картах (и с какими обывателями!). В сущности, я в том же положении, но при всяком случае крикну, они и вспомнят. «И др.» есть одна из самых утонченных пыток, какие только существуют на свете, если запустить свое душевное хозяйство. «Идры» служит мне сигналом к бою или к пересмотру своей деятельности с тем, чтобы выше подняться. Бороться с «идрами» надо двумя способами: 1) показываться среди «идров», чтобы не слагалось в себе заболоченное мнение, 2) самое, конечно, главное — это повышать свою деятельность, что именно и дает оружие в борьбе с «идрами».

Вот вопрос… ведь все эти коммунисты, вроде Молотова, зарождаются в обществе, они дети общества, и личность их не противопоставляется обществу. Значит, и Фауст и Мефистофель исчезают… И значит, вот это мое чувство, будто я теперь

15

живу в детской и не встречаю вовсе взрослых, — это чувство отмирающего человека.

За написанным словом автор «скрывается», за сказанным тоже скрывается: мы слышим…

<На полях: писаное слово — выше себя, сказанное слово — ни же себя, преодоление обманчивой видимости.>

1 Февраля. Бросился в Москву от страшной и беспричинной тоски. Все размотал в вине и разговорах.

2 Февраля. Визит к Дедкову (5 в.). Маршак в «Детгиз». Борода. Союз писателей.

Вместо жизни картинка. Отец и мать на службе, ребенка нужно занять, и вот вместо жизни ребенку дается картинка с текстом. Ребенок забывается. Что-то вроде головокружения при покачивании люльки. (Вместо любовного усилия…)

Человек — да, я это понимаю, и лошадь при человеке, и корова. Но вот белка — что это? мне кажется, это лишнее.

3 Февраля. Был у Дунички1 и потом у Соф. Яковл… Боже мой! даже С. Я. наконец-то признала и сказала о нем: «умный человек».

Вопросы семьи. Рабочие при партчистке, когда доходит до семьи, становятся живыми хорошими людьми: Коля из этого заключает, что жизнь рабочего

Скачать:TXTPDF

Вдруг что-то поняв, я принялся читать Маршака, и мне стало ясно, что этот писатель думает по-иностранному, а пишет по-русски. Вот, напр., у Маршака: Да, да — это он — Ленинградский