оказалась потом очень вкусной.
Между тем тоже известно, что будто бы настоящие охотники, как и породистые собаки, никогда добытую дичь не едят. Я не разделяю [поведения] породистой собаки и, как Аксаков, чрезвычайно люблю есть добытую дичь. И в особенности люблю молодых тетеревов с соусом из белых грибов. Нынешним летом [вышло так], что [урожай] белых грибов как раз совпал с лучшим возрастом тетеревам
Самурай. Немецкие легавые, курцхары, очень пригодны для охоты в лесу: поиск у них неширокий, всегда видишь собаку и на умеренном ходу мало утомляешься. Мне случалось весь сезон ежедневно охотиться с одной и той же собакой. И такая вышла мне однажды беда: от одной и той же наследственной болезни сердца умерла моя знаменитая Кента, вскоре за ней Нерль, дочь ее, и Дубец, сын. В то время как раз в Москве мне дали комнату для занятий литературой в московских условиях. На первых порах мне пришлось применить ее для поиска в Москве немецкой легавой <приписка: весь день бегал по этим делам и домой только спать приехал>. Наконец созвонился с одним бухгалтером.
308
_ А если два года собака сидела на цепи без натаски, — сил бухгалтер, — можно из нее что-нибудь сделать?
С — Моя Кента два года лежала на диване у московской акт-
ы — ответил я, — и то вышла какая собака!
Р оказалось, что у брата бухгалтера, не охотника, жил как воровый пес на цепи родной племянник моей Кенты: чистокровный курцхар, по кличке Самурай.
v Я обрадовался выше всякой меры, и через несколько дней Самурай был у меня. На всякий случай, чтобы собака не шмыгнула в коридор и чего доброго там не наделала, я привязал ее к радиатору и подстелил половик.
Самурай ночью вел себя скверно. Утром я подошел, чтобы взять загаженный половик, и только протянул руку — хвать! Самурай на меня, и с такой злобой: глаза кровью налиты, зубами щелкает.
— Самурай, что с тобой?
— Гы-ы!
— Рры-ы-ы!
Так ничего и не мог сделать я. Дождался десяти утра, звонюсь на службу к бухгалтеру.
— Вот в чем дело, — ответил бухгалтер, — мать Самурая, отличная охотничья собака, была приучена охранять вещи охотника. Отец мой ухитрялся на вокзале даже ружье и рюкзак оставлять возле собаки: никого не подпустит. А Самурай неученый, ему передалось, что надо хранить <приписка: все возле себя>, вот он сходил и хранит. Я так понимаю.
— Что же делать? — спросил я.
— Позовите дворника, — посоветовал бухгалтер, — вы будете обманывать кусочком сала или мяса, а дворник выдернет. После того попробуете пустить свободно.
Мы так и сделали. А когда Самурай убедился, что хранить ему нечего, легко дался спустить себя. Отрезая маленькие кусочки сала от большого куска, я давал ему их, оглаживая. И мне казалось, мы подружились.
Мне зачем-то понадобилось выйти на минутку из комнаты, а столе лежал кусок сала. Я уложил Самурая на пол, чтобы он жал и стерег, как делала его мать. И только, вернувшись, открываю дверь, Самурай как тигр на меня. Я понял: <приписка: ч столе сало лежит,> он это сало теперь хранит, не хозяина, не сала ВеКЭ’ 3 сало ■* СпУскаюсь вниз, покупаю в лавочке кусочек
’ на чуточку открываю дверь, даю понюхать, выманиваю,
309
и пока он ест в коридоре — я в комнату к салу, и вслед за мной верный, уже опять ласковый Самурай. А через некоторое время <приписка: он, поев хорошо сала,> идет к радиатору и на старое место, но уже без половика. Чуть я тронусь туда — он рычит. Занял территорию в три четверти комнаты и оставил мне только проход от стола к двери. <Приписка: Хорошо хоть, что это осталось и можно было выйти и позвать дворникам Зову дворника. И думаем вместе, как быть. — Самурай! — сказал я ласково. — Гы-ы-ы! — Замарай! - сказал дворник. — Ры-ы! — Ничего не поделаешь, — сказал дворник, — нация такая. Дворник ни малейшего понятия не имел, что Самурай значит японский дворянин, и даже упрямо выговаривал это как Замарай <приписка: и нация, конечно, у него не значила японская нация>: «нация» у него значила не то породу собаки, не то характер индивидуума.
Ну и повозился же я с этой «нацией», пока наконец удалось [научить], что не в вещах дело, а в хозяине, и что нельзя гадить и за эту дрянь свою <загеркнуто: биться> стоять. И ничего все-таки вышла собака, правда, с коротким чутьем, и звали все мы ее не Самурай, как стояло в аттестате собачьем, а Замарай.
4 Сентября. Стахановец.
— Все куплю! — сказало злато.
— Все возьму! — сказал булат.
Некоторые товарищи источником и первой причиной <приписка: злой кулацкой> собственности считают «бабу». Извините меня за выражение: так они и говорят «баба» <за- геркнуто: в наш век коммунизма>. Люди эти малокультурные и несознательные. Я считал и всем это разъяснял, как мог, что сама женщина долго была законной и <загеркнуто: до сих пор> незаконно часто тоже <загеркнуто: является> собственностью. <Приписка: Да, я так говорил в нашем культпросвете: ...Не в нашей избе началась собственностью — Нет, — говорил я часто в нашем культурно-просветительном кружке, — происхождение собственности начинается не в нашей избе, а пришла она к нам из далеких стран из давних времен. И рассказываю дальше, как изложено у Августа Бебеля: Женщина <загеркнуто: и социализм> в прошлом, в настоящем и будущем.
310
И заключаю тем, что недостойно в современности женщине яться следом буржуазного воспитания и, конечно, с этим ЯВдо бороться и освобождать женщину, а не осуждать.
Н И меня слушали, многие с моих слов брали книжки, а уж когда человек начал в книжке правду искать, тот человек вреда не сделает.
Но только однажды я так читаю им в клубе, вдруг один гражданин поднимается и говорит:
— Товарищи, это он нам зубы заговаривает, а сам на кула- чихе женился.
Вслед за этим другой, третий, и так осекли…
На мои слова некоторые несознательные товарищи в дискуссии начинают разбирать нашу рабочую жизнь, приводят примеры, и каждый раз непременно, бывало, задевают меня: ты, мол, сам на кулачихе женат. <Загеркнуто: в чужом глазу сучки считаешь, в своем бревна не видишь?> И тем осекали.
А между тем это было действительно. Я ведь Лизу взял за одну красоту <приписка: и ни о чем больше не думал>. Мне уже потом, когда мы втайне сошлись, донесли: дочь она кулака, что ты делаешь: ведь тебя же забьют, ты всю жизнь себе испортишь. Правы они были, надо бы отстать, бросить, как многие делают. Но я упрямый: первое, ведь я не знал, когда сходился, что она дочь такого кулака: она ведь была пришлая. Второе, сходился я с ней не из корысти и ни о чем не думал: разутая, раздетая ходила, я за одной красотой погнался без всякой корысти. И третье, стыдно: полюбил, сошелся, а как узнал, что дочь кулака и невыгодно, — бросил. Нет! Нет, женился я, официально расписались в браке. И весь навоз этот, поклепы, суды-пересуды решил смыть трудом своим и устроить себе жизнь счастливую и зажиточную.
<На полях: Пианино. В умном труде рождается власть. Я испы тывал власть свою над горой, давал руду. И власть моя над горой перешла на людей: мало-помалу стали меня все уважать, и про Лизу никто не смел мне сказать в глаза худого слова... Только в доме у меня была своя тайная жизнь, но в то время я согласился бы скорей за каждое слово о ней палец рубить себе, чем это слово сказать людям. Я ведь брал ее за одну красоту... Так я и в кино стал ходить из-за красоты. Все не понимал: зачем кино. И раз вижу, водица при месяце, как в природе, и так я обрадовался и понял: вот в чем дело, из-за 311 красоты. С этого после и пришло ко всему понимание. Так и тут было: из-за красоты. Пианино в доме. Пианино в Москве. Пианино — струна. Она прячет. Описать настроение прятания из-за страха будущего <Приписка: В умном труде власть твоя рождается. И у меня рождалась эта власть над горой, и я давал уголь больше других. Я как пьяный взялся и все победил: забыли мою кулачиху, все простили...>
Испытывал я власть свою над горой и давал <уголь испр. на:> руду. Напечатали в газетах мой портрет, дали орден, высоко вознесли и так ласково спрашивают в Москве: — Сколько ты зарабатываешь? — Я отвечаю, конечно: тысячи зарабатываю. — А куда, — говорят, — деньги деваешь? — Домик отделал, — говорю. — Очень хорошо! — говорят, — а еще что? — Жену одеваю. — Неплохо, ну, дальше… — Купил патефон и пианино. — Играть умеешь? — Стыдно мне ужасно стало от этого вопроса, смешался я и ответил: — Нет, я играть не умею, но даю свое стахановское слово, что к следующему году научусь.
<Приписка: Никто не усмехнулся. Все поверили в мою простоту. Но сам я... И своего ответа еще больше застыдился и смешался совсем.> Я так глупо ответил оттого, что смешался, и стыдно мне: кому это надо, правда, чтобы я непременно через год играл на пианино…>
А суть была в том, что как только показалось у меня дно, то смертная борьба у меня началась с женой. <Приписка: Никто этого не знал, все думали: вот это счастливая жизнь.> До чего она женщина оказалась — сказать невозможно. Покупная вещь, наша вещь, чуть в руках у нее побывает: моя! Мало того, если и «наша» скажет, то это значит самое подлое: другой человек тут уж к нам не вотрется. Голую, нищую взял за одну красоту, и вот какая власть красоты: что ни заработаю, все на нее проваливается, и под самый конец вот пианино купили, а оба играть не умеем.
Вот отчего я так смешался в Москве и так ответил, что научусь через год. Сам я про себя в Москве великий зарок дал в другом. — Как это, — я подумал тогда, — с горою справился, и так высоко меня за это поставили. С горой справился, а с собственностью этой в женщине поделать ничего не могу. — Яг-
312
я играть, — сказал я — а сам тут же решил научиться, да У4тому: научусь я играть на одной струне. С горой справился,
справлюсь и с этим. w
И твердо решив про струну, уехал домой. <Приписка: Стру- а эта у жены моей была гордость, а трусость ее так [прямо] из красоты выходила сама собой. На этой струне я и решил поиграть.>
<Приписка: Испытывал я власть свою над горой и давал РУДУ- но женщина досталась мне труднее горы.>
