Скачать:TXTPDF
Дневники 1938-1939 гг.

виду никакой разницы. — «Река, пусть будто это большая река!» — заговоришь себя, а в глубине себя знаешь, что нет, не река, а воображение мое, искусство. И хочется настоящей реки, настоящей природы. Но стоит представить себе, что этот пруд с его лесными берегами

106

еСть моя личная собственность, как сделается почему-то хо- 0шо, и воображаемое принимаешь как настоящую природу На этом и основано у многих желание купить себе дачку, завести собственный дом. В этом чувстве «мой собственный» заключается удовлетворение стремления многих куда-то в девственную природу. Не скрывается ли вообще в этом движении в страну обетованную, в край непуганых птиц и зверей — простое желание быть самим собой или найти путь к себе самому? <Приписка: (в желании двигаться скрывается желание: как будто в бурях есть покой)>

Свобода — это прежде всего есть освобождение от необходимости быть полезным. Вот почему, как только почувствует себя кто-нибудь полегче, он заводит себе игрушку, бесполезную вещь <приписка: или ищет себе бесполезное занятие: собирает марки, морские камешки>.

Есть миры открытые (Америка [и другие]) и есть миры где-нибудь за пределами стратосферы, неоткрытые, которые, впрочем, рано или поздно будут открыты. И на других планетах — все со временем будет изучено даже в этих еще совсем неизвестных мирах. Но есть еще миры закрытые, которые никогда не будут человеку доступны. Этот мир в Библии называется небесами, и лицо небес — Бог.

Религии дают нам отношение к закрытым мирам. И все преступления людей в этой области, сектантские, теософские и т. п., сводятся к дерзновению открыть закрытые человеку миры.

«Есть закрытые миры?» Отвечает: «Есть!» — и это есть религиозный человек. Отвечает: «Человеку во времени нет закрытых миров». И это есть нигилист и непременно меха- нист, потому что тот, кто откроет последнюю дверь закрытого мира, тем самым весь мир превратится в механизм и он сам — в бога <приписка: управляющего этим механизмом бога, подобного шоферу>.

Этот ум жизненный, который у неграмотного человека работает ничуть не хуже, чем у профессора: ведь этим же ом какой-нибудь профессор Павлов делает свои откры- я* не из книг же берет он свой ум! Между тем простым

107

людям, приступающим к ученью, кажется так, будто ученые думают особым книжным умом. Мне кажется, отчасти и Горький был таким простым наивным человеком.

Есть трудный для многих вопрос, как это Горький в столь сложной политической обстановке мог влюбиться в Пришвина и, вопреки всему течению, отстаивать его открыто. Такая позиция Горького смущала его недоброжелателей, между других Разумника.

Гараж писателей. (Заведующий Дмитриев.)

13 Июня. Духов день.

Утром солнечно, после гроза и дождь до вечера.

Мучились с моторами. А в дымчатой синеве утренней лесной влаги сидели рыболовы. Мы раскачали все их поплавки.

«Фрукт» — рабочий, который все знает, все может сказать и ничего не может сделать, и когда ему это сказать, отвечает: — Правильно! нашего брата надо учить и бить… — и опять мотор пыхтит, а лодка ни с места.

Кристи привез Боя, вечером второй раз ездили на Тор- беево.

«Никакое “положение” не гарантирует…» (что это за «Wz лщкение»?)

В поминанье Розанова и Горького: продумать их парно и ввести в лагерную шпану.

Курица кормит утенка, соболь кроленка и т. д. вплоть до проститутки по призванию (т. е. не за деньги): молоко соболя, коровы принадлежит всем, и надо кормить.

Фаворский и поле ржи: видел рожь давно, понял ее, и что же теперь еще взять от нее: рожь и рожь, как и вся природа. Другое дело икона Рублева, тут есть на что посмотреть и Фаворскому.

В конце Сретенки Комиссионный охотничий магазин.

Когда взвесишь все шансы за и против «быть» (быть или не быть), как старая дева взвешивает за и против замуже’

108

ства то окажется, что жить человеку на свете невыгодно во всех отношениях. Не потому ли получается, что чем больше люди живут, тем больше стремятся к выгоде. Так вот и ходит курица за утенком, потому что она мать и ей надо ходить за кем-нибудь: важно, что мать она, а не то, за кем она ходит. И так же это и у растений, и так жил Авраам по Завету с Богом: какие бы ни рождались [дети], за всеми надо ходить, надо, а не то что нравится, хочется или выгодно.

И раз уже села курица на яйца, не доглядев, что это утиные, то ей надо сидеть, надо высидеть и надо потом выхаживать утят. Так вот она и водит их теперь и не позволяет себе разглядывать их с сомнением и вопросом: да цыплята ли это? для [этаких] сомнений и вывертов с «хочется—не хочется» существует на земле человек, а она просто курица и должна делать как надо.

Критика допускается лишь при условии не критиковать государственное «Надо» с точки зрения личного «мне так хочется». Критик должен исходить из такого своего личного, которое касается всех и может быть равным противником в споре с государственным «Надо».

14 Июня. Ненастье, холод. Уехали Петя и Кристи.

15 Июня. Вернулось солнце. Гусь, запуская длинную шею в ведро, доставал себе воду и обрызгивал себя, и почесывал везде под каждым пером, и шевелил подвижным как на пружине хвостом. А когда кончил весь свой сложный туалет, поднял высоко вверх, как бы к солнцу, свой серебряный, мокро-сверкающий клюв и прогоготал.

Розановское «хочу» и старческий долг. К Горькому, анархисту по природе, социал-демократический долг пристал, как в сказке пристала колбаса к чьему-то носу… Он натянул на себя долг, как натягивают старый заплатанный чехол на Дорогую мебель, и стал Горький в чехле. Настоящий долг — эт° 33 ^о» например, умер Каляев (и я сам очень был связан Д° тех пор, пока не почувствовал свое личное «Хочу»). — ак [нереализованный] долг революционный в художнике ж«л в Горьком.

109

Солнечно-росистое утро, это как новая неизвестная земля, как неизведанный слой в небесах, утро такое единственное, и никто еще не вставал и не видал его. Допевают соловьи: оагеркнуто: начнет и не кончит>… Но зато вместо соловья взялась петь бойкая летняя птичка — подкрапивник, и особенно хороша флейта иволги. Всюду беспокойная трескотня дроздов о своих порхунах, и дятел устал: много ему надо для своих прожорливых детей. Вставай же, друг мой, собирай в пучок лучи твоего счастья, будь смел, побеждай тьму, борись, помогай солнцу. Ну же! Вот и кукушка взялась тебе помогать…

Лунь выплыл, но это не простой лунь, как все, этот лунь в это утро первый, единственный, и сороки, сверкающие росой, вышли на дорожку, — завтра так сверкать они не будут, и если даже сверкнут, то иначе. Это утро единственное, ни один человек не видел на всем земном шаре, и все люди, прожившие тысячи тысячелетий, того не видели, что видишь ты — не для тебя ли было все? Смелей же, смелей, открывай мир.

Враг! ты не знаешь вовсе, и если узнаешь, не поймешь того лучшего, из чего я сплел радость людям на пользу их… И если ты этого не знаешь, то как же ты смеешь хвататься за мои ошибки и строить на них свои обвинения против меня!

Нет, я ошибся. Соловьи поют еще хорошо. Светло-зеленые свечи на солнце и красные шишки на елях.

Из всеобъемлющей страсти рождается стиль, а вы хотите этому учиться как мастерству.

В лесных закрытых местах у опушек полян долго сохраняются одуванчики, а еще лучше в густой тени ореховых кустарников — ландыши.

Все шло так хорошо: погода, и место занял в электричке у окна, и поехали вовремя. Но рядом со мной сел человек и стал клевать носом, как клюнет — и начинает медленно склоняться ко мне и приваливаться. Я напускаю его до плотности, до тепла, потом поддаю плечом, и он, сонный, валит-

110

ся к другому соседу. Через некоторое время тот поддает, и он валится ко мне. И так отравил все путешествие.

В Москве попал в толпу и вспомнил о той курице, которая у нас высидела и теперь водит утенка: вспомнил, что не в том тут дело, утенок или цыпленок, а что надо кого-то высиживать весной курице и, высидев, надо кормить, что курице некогда разбираться, утенок попал к ней или цыпленок, или даже гусенок, а может быть, даже и галка. Так вот, тем же самым чувством живет улица, тут тоже не «Хочется», а «Надо», и будь ты утенок, или гусенок, или цыпленок, — все равно. И вот милиционер стоит, обыкновенный деревенский парень, отшлифованный в милиционера, и он тоже родился крестьянином, а вот теперь попал в Москву, как утенок под курицу, и ходит и делает все, как Надо.

Да так-то почти и вся жизнь в этой неведомой для каждого дороге, и определенно-личное Хочу и последовательное проведение этого своего Хочу в жизнь чрезвычайно редко. Но как ни редко, а жизнь вперед если только движется, то движется только этими Хочу, переходящими в Надо.

Начинают чаще и чаще встречаться женщины в форме, до того похожие на мужчин, что с ужасом вспомнишь то время, когда они должны были жить как женщины.

16 Июня. Ночь колобродил и проснулся очумелый. С этими моими женщинами раз уж попал на них, то до греха не опустишься, и действительно, грех — это вообще, а в частности его нет, значит, и нет его совсем и находится он, скорей всего, в самом этом «вообще». Было, наверно, так, что какому-то влиятельному монаху, попу, папе вышел из этого грех, и он это обобщил, распространил. И мы, приняв это на веру, на страх, изумляемся, когда в опыте своем ничего дурного не находим.

Шперк (из «Уединенного» Розанова) говорит, что родители должны уважать детей, а дети, почуяв уважение к сво- !:и пылкой, готовой каждую минуту оскорбиться натуре, УДУт любить родителей.

111

Шперк еще говорит, что дети реалисты. — это да, но реалисты такие глубокие, что из этой реальности рождается сказка (вроде того поезда, т. е. что не поезд реальность, а что мы едем в поезде: вот это реально, и что я Хочу — я Могу). И это детское Хочу реальнее Надо взрослых, в том самом смысле реальнее, как реальней Вода реки Берегов той же самой реки.

<На полях: Дачная жизнь. Павловна и мое одиночеством Это вот когда я (нынче летом) почувствовал, что незачем переезжать к реке и надо оставаться при своих вещах, людях, обломках — это было начало старости. Прочитал Розанова «Уединенное» и сравнивал с собой, он — не герой, а во мне есть немного и даже порядочно герой, рыцарь. Широта мысли Розанова за счет этого «рыцарства» (и узость Горького из-за его идеализма, правды и всего

Скачать:TXTPDF

виду никакой разницы. — «Река, пусть будто это большая река!» — заговоришь себя, а в глубине себя знаешь, что нет, не река, а воображение мое, искусство. И хочется настоящей реки,