такого юношеского). Озарение розановское происходит без расширения души, простирающегося до жажды благородного поступка, как у юношей
…а мысль его часто завершает мое пережитое: я все то же сам пережил, обладаю наличием всех соответствующих чувств, остается дождаться объединения всех этих материалов мыслью, и я бы дождался, но вот Розанов приходит и говорит то самое, что я скоро бы должен сказать. И в этом роль писателя общественная и его успех. «Корень жизни» назвал чувство, свойственное многим.
Полное одиночество и женщина, единственный «друг» — это мне близко с Розановым.
Друг мой неведомый, но близкий, я знаю, что ты существуешь и ждешь такого события, чтобы все твое пережитое в пучок собралось к единству и тебе бы стало легко на душе и прояснился путь впереди. Я тебе это пишу, чтобы мой больший опыт помог тебе во всем своем разобраться. И тот другой, кто выше меня стоит и о многом таком догадался, к чему я еще не дошел: ты, мой старый друг, оценишь это, что я по-своему шел, и тебе очень радостно будет о моих догадках, подтверждающих верность избранного тобою пути-
112
И тоже вот это наше темное чувство недовольства устройством мира, что ли, когда весной скорбишь, что пройдет она, и будет осень, и опять зима, и опять весна — что-то скучное, надоедливое, утомительное и ненужное в своем повторении, — это все исходит от того же, почему курица ходит за утенком.
17 Июня. Вчера и сегодня сплошной дождь. Травка в Загорске и переночевала со мной в спальне. Везде, во всем чувствую всеохватывающий поток Надо и готовность каждого ХОЧУ открыть ему дорогу (от встречи с Пушковым).
Необходимость политики основана на том, что нельзя во всех случаях действовать немедленно вслед за тем, как явилась мысль (сознание), приходится, нечто зная вперед, подождать — и эта вынужденная отсрочка действия есть политика. И тоже нельзя какую-нибудь мысль сказать сразу всем, надо подготовить массы к признанию данной мысли, — и это постепенное введение масс в круг нового сознания требует политики.
Пиковая Дама.
Курица непобедима, когда она, столь маленькая в сравнении с огромной собакой, явно обрекая себя на смерть, бросается защищать своего птенца: моему Трубачу бы стоило только раз давнуть челюстью, чтобы уничтожить ее, но громадный пес, умеющий бороться с волками, поджав хвост, бежит от ужасной курицы в свою конуру.
Я смотрю сегодня на эту свою курицу и думаю <загеркну- ш: о Чехословакии> об одной молодой стране, на которую собирается напасть большое воинственное государство, потому что я одним глазом смотрю в окно <загеркнуто: другим в «Правду*». Я думаю о маленьком государстве, что будь оно готово идти на смерть, как курица — да, будь все маленькие государства [готовы] идти на смерть в обороне страны в полном единстве, то мир бы... Эта курица у нас на дворе называется Пиковой Дамой за свою необычайную злобу и за ужасную пику, которой во- °РУжена ее голова. Каждый год мы сажаем ее на яйца диких Уток, и так она высиживает и потом воспитывает диких 113 охотничьих уток. В нынешнем году случилось, мы недосмотрели, выведенные утята преждевременно вышли на росу, подмочили себе пупки и все померли, кроме одного. Пиковая Дама до того обозлилась на всех, что к ее единственному оставшемуся в живых утенку нельзя никому подойти: она заклевала насмерть <Грашку — испр. на:> Графа (ручного грача) и вскочила на спину пойнтеру Ладе, ездила, носилась по двору до тех пор, пока мы не отбили из-под нее всю покрытую кровью добрейшую старушку, и она же, страшная Пиковая Дама, загнала в конуру волкодава. <Приписка: забила [пойнтера Ладу] до того, что та с опаской из дома выходит и долго стоит на ступеньках, выглядывая, как автолюбитель, выезжающий из переулка на большую улицу: нет ли где-нибудь Пиковой Дамы.> Но главное, что сам я вывел на цепочке погулять <загеркнуто: по двору> к овину новую собачку, шестимесячного щенка Травку, внезапно увидел <загеркнуто: возле ледника> у овина перед носом Травки того утенка и, понимая, что тут где-то должна быть и Пиковая Дама, бросился сломя голову сам бежать, увлекая за собой и Травку. Да, я — сам хозяин — бежал, вот что значит курица, если она решится идти на смерть, защищая своего птенца.

<Загеркнуто: Как же не думать о Чехословакии и вместе с тем о том простейшем законе всякой борьбы, что побеждает не численность, а смелость.>

Вот было тоже раз со мной оагеркнуто: на охоте> в лесу во время покоса. Время самое неохотничье, но вздумалось мне промять засидевшегося на цепи Трубача. Светлой сумеречной ночью, когда, пользуясь прохладой, выходили на покос люди, вывел я в лес своего Трубача. И только спустил я его в ельник на перекрестке двух зеленых дорожек, он прыгнул в куст, из куста выскочил заяц, помчался по зеленой дорожке, и вслед за ним с ужасным ревом погнался Трубач.

Сердце мое запрыгало: до чего хорош голос у Трубача, до чего стремителен и строен гон его англо-русской породы: как бы ни было, как срезало, гон вдруг прекратился, и вскоре по той же самой зеленой дорожке в пяту себе возвраша* ется Трубач, очень смущенный, с опущенным, теперь уже не трубачным правйлом, а жалким собачьим хвостом.

114

На спине у него по белым пятнам (масть англо-русская: желто-пегая в румянах) явно виднелись кровавые пятна. Что же такое было?

Смешная нелепая мысль мне пришла в голову: я представил себе, что наконец-то нашелся в породе зайцев [бесстрашный] и единственный: ему стало стыдно до смерти бежать и бежать. — Лучше умереть! — подумал заяц и повернул назад, прямо на Трубача. В ужасе повернул назад Трубач, увидав храброго зайца. А русак вскочил ему на спину и зубами грыз и грыз-

Нет! я знал одного человека такого, я вспомнил его: да, был такой человек, но у зайца так не бывает…

По зеленой дорожке из леса я спустился на луг и увидел, что никто не косил, все оживленно беседовали, а как завидели меня, то все бросили разговор и стали жадно меня ожидать, и когда дождались, то все зараз стали рассказывать, и долго ничего я не мог разобрать.

И вот что, оказалось, случилось у всех на глазах. Тот заяц, которого мы подняли, был русак и, как все русаки, бросился бежать из леса на дорогу у всех на глазах и прямо к деревенским овинам. Трубач молодого зайца стал настигать, и вот только бы схватить, вдруг из овина курица с утенком и на Трубача, и на спину ему, он назад, а она ехала на спине, и долбила, и’долбила.

<Загеркнуто: Читатель! вы, конечно, узнали в этой ку- рице> Конечно, я сразу же узнал в этой курице с утенком свою Пиковую Даму. Жалко только, что это было в прошлом году, будь это теперь, я непременно бы воспользовался случаем и напомнил косцам о положении Чехословакии в виде притчи о Пиковой Даме, что вот была большая политическая игра с известными картами: тройка взяла, семерка взяла и оагеркнуто: должен бы> туз… но в самый решительный миг всего расчета, конечно, вместо туза появилась Пиковая Дама, и весь расчет был разрушен.

Нисткя

раз уж поставили человека в такое положение, то этим самым указали, что человек этот сам по себе ничего не зна-

115

чит и может быть даже во всякий момент физически уничтожен и выброшен в помойную яму. Не он важен, а рассказ его о себе, что он о себе сочинит.

И сочиняет о себе человек на чистке, что отец его был бедняк, и доходит до того, что он ходил по людям и собирал очистки картофеля.

Если бы я мог написать о N.. в честь ему, в славу ему так, чтобы мой рассказ остался бы прекрасным, если бы даже N. пал и в бесславии сошел с политической сцены, я [бы] счастлив был написать тот рассказ, хотя бы в такой промежуток за него мне угрожала бы смерть.

Боюсь, что я это и думаю в моем «Падуне».

Писать, рассказывать можно как хочется: бумага все терпит. Но жить приходится непременно как надо. Рассказываешь — и видишь конец, а живешь — и не знаешь, что будет завтра. Но если забрать в голову план и с ним войти в жизнь, то в сочинении плана может быть свое личное Хочу, а в проведении этого в жизнь <загеркнуто: будет> Надо. И план выходит чем-то вроде моста между личной волей человека и его жизненным Надо.

Как-то по-своему, но близко к этому думал инженер Дехтерев, заканчивая в чертеже свой проект деревянных шлюзов. Он был очень доволен собой, и ему в это время казалось, будто этим путем планирования и созидания нового можно заменить необходимость личного счастья и создать себе новую Родину.

18 Июня. Продолжается сплошной дождь.

Шевелятся все листики на липе от капель и даже иногда бледные ленточки с бутонами липового цвета. Сам в такую капель становишься вроде мокрой птички или зверушки и думаешь о себе, становишься близко так к себе самому и понимаешь себя как близкий предмет. Недавно, почти на днях я почувствовал этот поворот в себе, — не тянет больше никуда, и дорого мне только то, на чем я стою, что возле меня. А вышло это 1) из болезни Павловны, 2) хорошего устройства в Москве, 3) неужели тоже от старости?

116

Вчера умер сосед Стрелков, драч по профессии, алкоголик а умер настоящей христианской кончиной, и оказалось, что Дуню свою любил до последней минуты.

Так оказалось…

И это есть красота смерти: смерть оказывает красоту души.

Вчера написал рассказик для «Комсомольской правды», сегодня переписываю:

Пиковая Дама — 12.

Рассказ Михаила Пришвина — 24.

«Хозяйственная смерть» (распорядился даже, чтобы цветов не было: что можно полевые цветы набрать — в голову не пришло, а покупать цветы при такой-то жизни, да украшать еще его, драча…)

Собаки бывают двух типов, одни собаки всех любят, и всякий, кто подержит ее у себя, становится ее хозяином, и она будет служить ему верой и правдой, как всякому. Другие собаки разбираются в лицах чрезвычайно, запоминая всех с одного разу, по одному взгляду различают хороших людей и дурных и служат одному хозяину неизменно. (Лада и собака сторожа Никифора. Чрезвычайно богатая параллель. Найти рассказ.)

19 Июня. Погода весь день сквозь слезы смех, — дождь при солнце, к вечеру стало прохладно.

«Боже мой!» и «Отче наш!» — это два разных Бога.

Еще раз: Лада («наш») и Травка (мой!). Так вот и у собак к человеку, для Лады человек как «Отче наш!», для Травки человек — «Боже мой!»

Восхищение Розанова перед