уклонился. Знаю, что есть порядочно таких, как Маршак, и они, разрешая вопрос оих отношений к Горькому, все сводят к тому, что Горький еликий, а Пришвин маленький, и у великих всегда была аоость к какому-нибудь маленькому. Но в том воздухе,

123

которым я дышу, нет ни великих, ни маленьких. Этим воздухом никогда не дышали Маршаки, и потому читать его не стоит, тем более что и вред от статьи его будет ничтожный.

А может быть, Горькому было самому совестно перед теми, кто понимает искусство слова, — на какую высоту его вознесли. И оттого-то он и тяготел к тем, кто работал в безвестности и бесславности.

Так вот один взлетит в славе, а другой глядит на него откуда-то из щелки, все понимая. Ну, вот тот в славе летящий и заметил: из щелки глядят и глядят на него глаза какие-то непонятные.

Маршаки-то ведь завидуют «положению», находящемуся в евклидовом измерении, они вовсе не подозревают, что «положение» ровно ничего не значит тому, кто находится за пределами геометрии «здравого смысла». Все такие люди, как Маршак, мои враги.

25 Июня. «Несть бо власти, аще не от Бога» и «Взявший меч от меча и погибнет» — хочу сказать, что власть находится вне воли человека; что власть меньше всего находится в воле человека. Вот почему, совершая Божье дело, они тотчас же погибали, когда ставили волю свою: погибали во власти как своевольники.

Так что анархизм, пожалуй, и есть самовластие и атеизм — своеволие.

— Власть — это нужное, а учреждения власти — нужники. Невозможно человеку без нужника жить, а вы еще говорите: анархизм. Это значит, просто вы хотите свой нужник иметь и не считаться с другими: своеволие.

Вещи, о которых не говорят, но явились такие люди, что приходится говорить и о таком, что раньше считалось моралью для маленьких, например, «не плюй»… До того раньше нельзя было сказать «не плюй в колодец», что некоторые извращали, говоря: «Не пей». Теперь же стало надо…

И так никуда от себя не уйдешь и никого из своих не вспомнишь, с кем бы можно уйти: вот это правильно

124

! а т0.„ то остается позади, то совершенно свое, то остается в неправде. Вспомнишь индивидуалистов, русского Байрона Лермонтова, вспомнишь святых вроде Серафима Саровского и знаешь вперед, что стоит покопаться хорошенько в их жизни, и там у них, у демонов и у святых, все равно найдешь корни своего родного большевизма.

Шестимесячным щенком Травка до того чувствовала страх к одиночеству в лесу, до того [была] позывиста к свисту, что, бывало, летела стремглав на свист соловья, принимая его трель за мой свист <приписка: и мчится до тех пор, пока не спугнет, и за ним. Я спрячусь — свистну — ко мне. А пока бежит ко мне, соловей опять запел>.

Служебная собака — это одно, а охотничья — совсем другое: то собака для службы, а то для забавы. По людям эти собаки — два полюса жизни, а по собакам то и другое одно: собака одинаково служит и для того, что люди называют «службой своей», и [для] того, что называют игрой. Собака служит всегда и во всем человеку, потому что верит в него и связывает свою судьбу с человеком так же, как связаны у человека в организме его сердце и ум.

Без глупости не обходится и у самых [умных] людей.

Странно было бы искать ума в глупости, но без глупости не обходится самый умнёйший-разумнейший. Спрашивают: почему не пишете в газеты. Отвечаю, что без риска между прочим и глупость сказать не могу сесть за письменный стол, а в нынешней газете рисковать глупостью нельзя: требуются только совершенно умные и правильные вещи, по возможности с политическим направлением.

Сила жизни — в музыке, так я понимаю, но вся музыка Солнца до нас не доходит и остается в цветах. Стоит только на лугу выбрать себе цветочек, вглядеться в него.

Так вся музыка Солнца до нас не доходит и частью оста- ется в цветах.

Вспомнил, что когда, бывало, я звал Ладу и она сразу ле-

лась идти ко мне, то лежащая недалеко от нее Бия оглядывалась на нее.

125

— Лада! — кричал я.

А Бия смотрела на нее. /

— Лежит? — говорю я Бие.

И она, бывало, от нее переведет глаза на меня и так выразительно, что только не ответит:

— Дура какая! лежит.

— Ну, ты сама хоть иди: ты придешь, и она за тобой.

Бия приходила. Лада не выдерживала, [бросалась].

И начиналась возня.

За чтением газет: С нашей точки зрения (если поверить) открывается перспектива историческая и можно разбираться в событиях. Можно ли стать на фашистскую точку зрения, с тем чтобы открылось какое-то будущее (поведение Англии в отношении бомбардировки городов).

Мне начинает показываться возможность писания для большинства (масс) без утраты себя как художника слова: детство, народный юмор, простота и т. д. (Обдумать.)

26 Июня. Выборы.

Свихнул голову, болит 4-й день, работать не могу.

Рассказывал Яловецкий о процессе об изнасиловании. Девушка была дурочка и не девственница, напротив, оскопленная (чтобы дураков не рожала). Но в теле. Напали на нее два красноармейца (будто бы, на самом деле она «полковая блядь»). Народу битком и все женщины. Овация юрисконсульту, когда оправдали. Овация вышла, как будто они по крайней мере полюс открыли: папанинцы. Юрисконсульт бежал.

Если бы возможно было каждому, получая свободу, как было в 17 году, забыть свою собственную личную в ней заинтересованность и отдавать, хотя бы на то время, себя для свободы, то не вернулось бы назад опять принуждение. Но каждый, получая свободу, сейчас же ей пользовался лично для себя и за то должен был с течением времени за это ответить.

Поехали за грибами. Засадил машину в канаву, пришел Саня помогать. — Голосовал? — Голосовал. — Видел, какой

126

порядок, какое единство? — Видел, но так и надо: со свободой все познакомились, у всех она на шее сидит.

На редакционном] совещании зав. отделом предлагает послать корреспондента, чтобы написал очерк о том, как ,.прпдплится ликование».

Цветы — это видимая музыка.

Интеллигенция русская революционная в существе своем была с Богом, но ей пришлось поднять меч, и должна была умереть по закону: взявший меч от меча и погибнет. Тех, кто вовремя успел умереть, того прославили, а кто опоздал умереть — того умертвили с позором.

Голосование походило на какие-то торжественные похороны: молча люди подходили к избирательным урнам и уходили. И это были действительно похороны русской интеллигенции. В этот удивительный день совершилось в огромном народе то самое, что совершалось в глубине моего личного сердца тридцать три года тому назад: я похоронил своего личного интеллигента и сделался тем, кто я теперь есть.

Я бы охотно морально оправдал и прославил N.. но боюсь попасть в положение юрисконсульта, оправдавшего двух красноармейцев, обвиненных в изнасиловании оско- пированной девушки.

Молчать о своем замысле — это не предрассудок. (Разобрать.) Я же говорю только потому, что знаю: себе это никто не в состоянии взять, а высказанное мной возвращается ко мне, и когда оно находится на обратном пути ко мне, то в пути я его могу объективно разглядывать.

Лада до того удовлетворена в себе и счастлива жизнью и поглощена ею, что вокруг для нее всё равно хорошо, и особенно люди.

27 Июня. Излишняя брезгливость есть признак сексу- эльной порочности.

Странно, что женщины вообще гораздо менее брезгли- Вь‘,чем мужчины, но ведут себя и кажутся ужасно брезгли-

127

выми. Эта кажущаяся брезгливость пугает мужчин, и они чтобы не стыдно было, прибираются. ‘

Так вообще чистота является результатом взаимодействия пола.

Вчера был Цветков. Он является тем счастливым русским интеллигентом, который образовался помимо революционной интеллигенции (в собственном смысле слова).

На разведку за грибами. Не осенний мелкий…

Говорят: вечно зеленые, как будто в зеленом у елей нет перемен, поди-ка ты погляди, сколько за год бывает перемен в этом вечно зеленом.

Выхожу в разведку за грибами с таким решением, чтобы не думать о том: вот я туда-то приду, и там будет хорошо. Нет, везде хорошо, надо быть только внимательным и оценивать счастье дней твоего возраста: мне 65.

Что можно сказать молодому человеку, который с упреком и презрением тебе говорит: ты — старик. Что можно сказать о нищем, который требует, чтобы ему подали «милостыню»… <Приписка: И в особенности страшно, когда тебе прямо в глаза: — Ты сумасшедший.>

На бугре на ветру ели стоят, и корни у них у всех на виду; каждый, проходя тропинкой, дивится, видя, какая сила в этих корнях, как они цепляются за землю, чтобы держать высоко в небе шумящее дерево. Люблю тут присесть на любом корне… <Приписка: (Однажды я сел — выходит землеройка.) >

Ели в солнечный день: сумрак, пронизанный лучами: сколько насекомых в лучах! Какие золотые пики, какие светлые зеленые пятна внизу и гул сибирской тайги наверху и звонкая на весь лес песня зяблика.

Передний план Ельника: пятна хвощей.

Цветы «не всё» — а что? музыка.

Как бабочка Травку обманула.

Поляна Раковой Шейки. Поляна Лесных колокольчиков.

128

Сколько веток засохло на ели, пока в борьбе за свет победили зеленые вершины и под ярким солнцем сошлись с другими победными зелеными вершинами (войти внутрь: какою ценою досталось).

Спеет лесная земляника, над ней расцветает дикая [малина].

Мрачен еловый лес, но сколько в его [полном] мраке таится жизни: срубят его — и поляна. — Зайти через три года на поляну, и сколько жизни, поляна Ромашек, поляна Клевера, поляна цветов Иван-да-Марьи, рябина, береза. Береза могучая в борьбе с елью. Не бывает, чтобы ель [выросла] под березой — тенелюбивая выбивается и душит березу. Но раз я видел березовую поляну — в почве было [всего] довольно, и они взялись, и ель… И, никем не побежденная, под старость отдалась ветру и пала от грома и молнии.

Маленький рассказ должен исходить от большого художника, и хорошо, если художник этот происходит от большого человека, потому что маленькое лишь тогда прекрасно, когда в нем отражается все большое.

28 Июня. В Ясникове натаска Боя. Мелькнул сюжетик для рассказа детям о лесе. Тиль-тиль и Митиль. В лесу. Тропинка расходится вилочкой. Поссорились в споре, по какой идти домой. Начало: Давний спор на скамейке: одни идут по одной тропе, другие считают ближе по другой. Рассказ начинается описанием этих тропинок. Вечный спор, и дети заспорили. И пошли. Одна глава: переживания Тиля, другая — Митили. Конец: обе тропы сливаются в одну.

Вузовец натаскивает собаку: тетеревенок, привязанный в кусту можжевельника. Бой возле на стойке весь в цве- тах. — Ну, стой же! помни, тут всё у тебя, весь твой университет: тут тебе и Шекспир, и Байрон, и Пушкин.

29 Июня. Уговорились: завтра к вечеру еду в Москву,

i-го устрою Пете докторов, а 2-го утром он