то это было заумное, и вот это заумное и мешает писать хорошие детские рассказы.

Никто еще не мог конкретно представить то, что ненавистно ему в Советской власти. Всякое представление Зла расплывается, и часто сама власть признает это же самое Злом. Иногда я думаю, что сущность Советской власти — именно то, что она вызывает, — это сильная личность*: Павлову и Станиславскому можно было и Богу молиться.

«Задира» — исходный тип Достоевского, и как и почему я его обхожу. (Записки из подполья.)

Вечером был Огнев и Петя приехал.

13 Августа. Единственное и «священное» стремление для человека — это «хочется», но «быть самим собой» — это включает реализацию этого хотения в отношении общества.

Движение машины вперед все рассчитано и выражено в числе, и спидометр указывает приближение к цели — числу. Все неразумное, не относящееся к плану, летит назад, в прошлое, в бездну хаоса: деревья, камни, люди, церкви, села, — все улетает, мелькая в глазах.

14 Августа. Начал принимать Acrichin.

Читал «Записки из подполья» с точки зрения человека, который долгом своим считает жить «Как хочется», не уступая ни в чём «Надо». (Анархизм.)

Если «Надо» взять из Конвейера, то в любви это соответствует половому акту без любви.

«Подполье» — и все воры, бандиты, весь «Канал».

* На полях пометка рукой В. Д. Пришвиной: «Хотя власть этого сама и не сознает. — В. Я.».

154

Хочу террасу делать (стоит 3 тысячи), и руки опускаются «А если завтра война?»

Над всей страной, над каждым существом в стране легла тень смерти. Хорошо одним пьяницам да тем, кто вовсе устал и жить больше не хочет.

Там и тут читаешь рассуждения начальника какого-нибудь учреждения о подходе к тем или другим писателям, артистам всякого рода, таком подходе, чтобы, с одной стороны, сохранить индивидуальность артиста, как она есть, с другой, — отстранить всякого рода своеволие (тип Левина).

Артист думает, что если сделают все так, как ему хочется, то это и будет как «Надо». Он и борется за это свое «Хочется». И вот крадется к нему паук на своих высоких ногах (Левин) и опутывает его паутиной: это называется «Подход». Паук после этого использует артиста в целях общества, а тот, как муха, жужжит…

Есть у всех людей немотивированный стихийный оптимизм… Так вот есть у каждого поэта опасность провала в этот оптимизм и в интеллигентский пессимизм (оба вида провалов были у Некрасова: жить ведь хочется, и жизнь мерещится прекрасной, и без этого чувства не стоит и жить, а поди вот, скажи!).

Коробочка хинина с этикеткой «Кремлевская аптека». Говорят, что только в этой аптеке можно достать хинин. И вот ведь знаешь, что это скверно: я могу достать из Кремля, а миллионы маляриков, не имея доступа в Кремль, должны трястись в лихорадке. Не будь у меня хинина, я проклинал бы счастливцев, я бы требовал, чтобы они вместе со всеми тряслись. Но у меня есть коробочка с этикеткой Кремля, и так, теоретически я, конечно, с маляриками, но посмотреть на коробочку все-таки приятно, и самое скверное, что, м°жет быть, даже приятно будет, когда кто-нибудь увидит ЭТУ коробочку и, прочитав «Кремлевская аптека», с уважением подумает: «Ему дают из Кремля». Вот Достоевский Ль такую гадость собрал, сделал такую вытяжку из поря-

155

дочного человека и написал Подполье. Да тгцс и Гоголь работал.

К «Подходу»: нашел в дневнике 15 г. (Апрель, Исайка) понимание социализма как что социализм берет на себя бремя секретарства. В этом освещении «подход» к «хозяину» (творческий индивидуум по существу всегда будет хозяином).

Я спросил Аксюшу: «У тебя Всенощная, а что если я свезу тебя в Зоопарк?» — «Поеду. Я должна Вас слушаться». — «А если по своей воле?» — «Пойду ко Всенощной». — «А как тебе лучше будет, в Зоопарке или во Всенощной?» — «Для души, конечно, лучше во Всенощной, а так, для удовольствия, в Зоопарке».

15 Августа. Работал над дневником. Прогулка 1-я в [Крюково]. Готовил патроны.

Вести с границы. Чувство тревоги и неуверенности.

Чтение «Одноэтажной Америки»: очень вредная книга — заставляет видеть свое в скверном виде.

16 Августа. Прогулка подальше.

Чем больше будет войны, горя, тем яснее будет показываться мир желанный и крепче будет вера в то, что он таким сотворен и существует возле нас. Мой путь яснеет…

Когда говорят об индейцах, то я, к удивлению своему, нахожу в себе эти индейские черты. Неужели же это влияние чтения в детстве американских романов, или же в крови моей живет раскольничье рыцарство?

Язык — это явление народности, и на этом надо стоять так же твердо, как стоят индейцы, до конца…

— Вы меняетесь, а я все тот же. Все начальники действовали на меня (напр., Авербах), как будто они вмещают политику Советской власти. И все они подозревали во мне врага Советской] власти. Теперь все они погибли и признаны врагами народа. Остаются на местах только те, кто вовремя умер.

156

душевная смута в связи с событиями на Дальнем Востоке: ничего не разберешь!

17 Августа. Записки из подполья: Анализ так называемо антисоциального человека, анархиста, желающего жить, как Хочется. Мой План.

Мелькнула мысль через индейца о военном воспитании молодежи (чрезвычайно интересно). И в тоже время мелькает обратное, что все на фу-фу.

18 Августа. Последний день акрихин. Следующие 9 таб. (3 в день) через 14 дней — 2-го сент., и еще три дня через 10, т. е. 13-го сент. 16-го сент. — конец лечению.

Кривоногое Алексей Николаевич]. Плотнич[ий] техник, может дать смету веранды.

19 Августа. В 7 в. выехали и часов в 11 прибыли в Щер- бинино к Петру Молчанову (жена Матрена держит его в крепких руках: сама баба — хищница и попрошайка). Вид понравился. Дача. Бабья гора. Петух замучил ночью, утром куры. А сено прекрасное и пахнет смородиной.

20 Августа. Плохая охота. Убил черныша. Поиски бензина (выручили Черноголовки: для писателя Пришвина 10 фунтов бензина, что это значит для писателя!) Отчего я голый остался в сене.

Сын помещика Лялина и насмарку вся революция. Егерь Николай Филиппович Кучин. Под К[орошиным] вспомнили покойника Андрея Ивановича Рыжова. На машине с выводка на выводок. Убили чисто двух. Ладочка. Появление Тараканова, вести о Бое. Решение жить в ГЦербинино. Возвращение.

Лада и автомобиль. Полюбила [машину]. И когда поехали, бросила хозяина и умчалась за машиной. Она думала: Раз [машут] люди хорошие, то и машина хорошая. И сделалась жертвой машины. Этот сюжет на основе психологии Женственности Лады и факта побега за машиной.

157

22 Августа. Решено: Петя приедет 29-го утром и 1-Го утром уедет в Щербинино.

Обсуждение «мелочей», составляющих обхождение нас с простыми людьми. Эти мелочи не должны быть системой обмана простого человека (Люб. Ал. Ростовцева), а согласованными с целым, вытекающим из родственного внимания к людям.

Сюда же относятся и те мелочи, которые «выскакивают» из невнимания к среде и которые вводят в искушение. Вообще, никогда о себе, о своем, а хотя бы и с напряжением, но внимая к ним, к среде.

Дождика не было. А. П. Чехову.

Матрена спросила Кристи:

— Ну, как же у Вас за эти четыре года, родилось ли что?

— Нет, все та же девочка наша.

— Чай, большая стала?

— Восемь лет!

— Восемь! И больше не было?

— Нет, не было.

— Да отчего же так?

— Не знаю.

— А кому же знать?

— Глупая, — проворчал с печи дедушка, — не родилось, да отчего не родилось. Вот нынче картошка не родилась, отчего не родилась картошка, ты знаешь?

— Чай, дождика не было, — сказала Матрена.

— Вот ведь, — усмехнулся он, — картошку знает, отчего не рождается, а про людей не знает.

И, осмотрев моего приятеля Кристи всего с головы до ног, сказал:

— А то же самое: дождика не было.

Начало этого рассказа. Мы ехали в К[орошино] огромными картофельными полями; здешние колхозы работают на силе женщин [и организации проведения стрижки] большой шерсти овец… Тяжело было смотреть вокруг: жара безмерная, месяц целый дождя не было, вся ботва погорела. Остановились передохнуть в знакомой деревне. Мой знакомый встретил тут одну старую знакомую, и эта Матрена

158

повела нас к себе. Когда мы пришли в избу, она захлопотала и на ходу стала расспрашивать моего приятеля:

— Ну, как у вас… (и пр. см. раньше).

Еще к этому:

День: чувство северной жары. На юге много песку и мало воды: там природа привыкла к этой суши, и все растет там подходящее на своем месте, и оттого для человека, и сушь и жара там для человека легкая. Но у нас на севере мало песку, много глины и дождей. У нас, когда выйдет сухое лето — все умирает от жары, наша северная жара в 40° трудней переносится, чем в Туркестане жара в 70°.

В такую жару мы ехали с приятелем в К[орошино] на охоту по тетеревам. Вокруг был необозримый картофель- ник: место колхозной работы и большой государственный [план] в местечке К[орошино]. Жутко было смотреть на картофель: ботва вовсе погорела и не успела расцвести. Хлопок бы по такой жаре, с арыками! Жара эта ужасна на Севере.

— Пропал картофель! — сказал мой приятель, сам умирающий от жары.

— Не мудрено, — ответил я, — больше месяца дождя не было.

Приехав в К[орошино], мой приятель вспомнил свою знакомую, и мы вошли к этой Матрене. Увидев моего приятеля, Матрена узнав, всплеснула руками.

— Батюшки мои, да отчего же вы так засохли?

— Дождика не было! — отшутился приятель.

Чей народ дольше вытерпит свое правительство, у того и будет победа. Наш народ много терпеливей германского, и потому победа наша возможна.

28 Августа. Написал рассказ «Дождик», в котором соблюдена величайшая экономия в литературе и чрезвычайная скорость создания.

При общении с народом надо окончательно выкинуть из головы всякую мысль и из сердца всякое чувство, относящиеся к политике, и надо смотреть совсем в другую сторону н помнить о «мелочах».

159

Все хорошее — в том числе и хороший рассказ — происходит не от личного усилия, а само выспевает, как яблоко, на стволе человеческой личности.

30 Августа. В его крови была война разных народов, в его душе — ненависть к этой войне как личный творческий гений.

31 Августа. Искренно рад победе возле Посьета и вместе с тем ловлю себя на неприязни к Разумнику. Это и ново в отношении ясности и старо, потому что в глубине себя я всегда это чувствовал. Но я не знаю, мне еще кажется, что в этих чувствах многое необходимо очистить и закрепить мыслью.

Побеждая внешнего врага, правительство покоряет и своевольный ум своего гражданина, но такого гражданина, как N., никакая победа родной страны не могла бы соблазнить. Он, как человек из подполья, не мог бы никогда примкнуть к радостям «обывателя» и расстаться хоть на мгновенье с самим собой. Его общественность сопрягается [со] стремлением к недостижимому, к невозможному. И вот я, несущий в себе злобу личную