к этому подполью. Потому злобу, что я сам стоял у грани подполья и оборонялся сокровеннейшим чувством, похожим на то самое чувство, которое сдерживает в трудную минуту покончить с собой.

В свое время я похож был на человека, который, расширив круг своих дел, счел для себя необходимым взять секретаря и поручить ему все практические дела. И такой надежный секретарь нашелся и повел дела, а хозяин, освобожденный от забот о готовом имуществе, о всем материальном, стал бы прокладывать новые пути в неизвестное. Деятели социализма в моем понимании были таким Секретарем. Недаром и теперь человек, лично на себя взявший обязанности выполнения программы всего мирового социализма, занимает официальное положение секретаря партии.

А помните В. И. Филипьева, действительного статского советника, вечного секретаря-труженика, и его блестящего

160

и пустого председателя Стебута: секретарь вечно работает, создает, а председатель представляет его труд, говорит, получает славу, чины, ордена.

А что же такое и Разумник, как не воинствующий секретарь?

И помните эту героическую готовность заступиться за каждого труженика (читай секретаря), обняться с каждым себе подобным «секретарем».

И совершилось на земле чудо из чудес, которому удивлялся бы и сам Экклезиаст: секретарь, незаметный, вечный труженик, победил и занял место председателя. Он прав, он должен был рано или поздно победить и обратить внимание всего человечества на необходимость устройства своих материальных дел. Пора уже взяться за это, пора вступить в борьбу с микробами предвечной нищеты человечества.

Вот почему и герой нашего времени не летчик, не изобретатель, не всякий чистый герой, а экономист, хозяйственник, плановик.

Секретарь, однако, имеет тенденции превращаться в чиновника («бюрократизм»).

Секретарь, наверно, не может сделаться никогда председателем, поскольку таит в себе зависть к его положению. Но если он совсем освободится от зависти, то из человеческой сложности, в которую он заключен, может выйти и дремлющий в ней председатель.

Претензии секретаря на председателя выявляются в бюрократе.

Истинный председатель — это Дух, который веет, где хочет.

Социализм допустим и прав во всем своем материализме, если только этот материализм не направлен против Духа (творческого).

Искусство как явление свободного Духа невозможно при контроле секретаря.

161

Так вот где переносится моя злоба на Левина!

И вот отчего так хочется развернуться, помочь, и не можешь развернуться, вздохнуть глубоко: секретарь стоит над душой.

Вот почему молчание: оно священно.

Священное молчание.

Вечером я познакомил Петю с книгой Экклезиаста и сам сказал в заключение: «Суета сует!» — «Но что же остается?» — спросил Петя. «Конечно же, Бог, — ответил я. — Именно у Экклезиаста и отдается вся жизнь суете ради подтверждения реальности Бога: только Бог не суета». — «А что же?» — «То “настоящее”, что ты сам чувствуешь во всякой суете». И он понял.

1 Сентября. Утром не рано собираемся к отъезду в Щербинине. Километраж 17 516.

2 Сентября. Кристи. Москва, Петровский парк. Петровско-Разумовская аллея, д. 24-а.

3 Сентября. Охота на тетеревов (убили витютня). Ужение. Василий Иванович Юдин. [Знакомый] охотник.

4 Сентября. Утром туман. Петя снимал. Я снимал. Грач, перелетая Нерль, капнул, и белое это увидели маленькие рыбки, забыли опасность, бросились, и сразу несколько штук из них хапнул окунь. Остальные разбежались. Найти «Омут».

Упала стрекоза или бабочка, и рыбки бросились к ней, но ни одна из них не могла ее проглотить, и они плыли всей кучей вниз, пуская по тихой воде круги.

Выпил квасу, и живот заболел. Провалялся. Вечером народ.

Как через детей старики признали советскую власть: она вросла в народ.

Как Морозов Федор Игнатьевич, ночной сторож, боится своей бабушки (пришел нас попросить ее побыть сторожем)-

162

— Правительство занято другим, о нас правительство не думает: мерзость у нас на местах.

Как отравили рыбу, и все осталось без последствий.

В глухоночье: глухоночье.

Сому руку всю засунул и никакого желудка не нашел. Принес: 2 пуда (руку засунул), что это за человек, понять нельзя.

Японец — охотник — неволен — в это столетие [правил] 60 лет и всё японцы. Америка и война, а они кормятся войной.

Заборские луга. = Солоти = Солотская гора. На заре лещи кувыркаются. Пузыри пускают; см. у Сабанеева.

Вон где гоняется: поверх можно и из ружья голову смазать.

Рыбак рыбака кузьмит.

Лещ — как конец половой доски, уголки обрубили.

Корова в воде, уж по ночи корову доил и раздоил, ужас какой…

Куминово.

6 Сентября. Переночевал на Солотской горе. На За- борских лугах: сила России, что жить люди не жили и оттого очень хочется жить. И это видно по людям: как они сгибаются, как они подхалимствуют! Страшно становится за человека: стоит ли жизнь того? Но, очевидно, она стоит. Ведь стал бы сгибаться человек, если бы жизнь не любил? Жизнь заставляет.

Идут дети в школу, и вот убеждаешься в силе страны и удивляешься тем, кто привел к этому, и особенно тем, кто начал.

Страшная история: человек из-за своей собственности очутился вне общества, вне истории.

Не рыба мне нужна, а сама мысль и чувство, которые сопровождают лов рыбы, из-за чего, сами того не зная, сидят Днями любители-рыбаки. Я до того это понял, что часами МогУ сидеть, не забрасывая удочки. Но бывает что-то вроде

163

вины от этого, и тогда спохватился и за удочку. И когда выхватишь рыбу, то опять можно думать. Так что, в конце концов, чтобы думать о рыбе, нужно ее и поймать.

Солотская гора: как море, леса и полукругом в лесах Нерль. Реку не видно с горы в лесах, но видно, как река разделяет леса: по эту сторону они зеленые, а по ту — голубые.

8 Сентября. Сила огня и сила воды: огонь сильнее. А человек сильнее всего: огонь и вода дурашливы.

Юрьев-Польский, Сима, Симский лесхоз. Леснику Сорокину (Федору Федоровичу).

9 Сентября. Огонь и рыбак: и первобытный человек философствовал. Василий Иванович (Резаный), его политика: Америка — карман и проч. Война — на кулачки: потихоньку поднести по стакану. Человек как сила природы. И от силы к войне. Петя. Арабские сказки…

11 Сентября. Подгорицы — Подключины — [Сухора- менская коса].

12 Сентября. Ходили за Куминово: на сухораменье молодой тетерев лежал, разогрелся на горячем песке среди вереска, крылышками покрылся, ножку протянул. Лада подкралась, он встал: я снял.

Шли подгорицей. На подключниках дупеля.

Куминово. Рожновский с. с. Ильинский район. Голышин Егор Андреевич.

Первый дождь. (Ветер переменился.)

Живем, как в курной избе. Пожары меньше стали угрожать деревьям.

Они поступали омерзительно гадко, но они делали то, что надо. Ничто не могло остановить их, никакая сила человеческая. Бог не вступился, допустил. Чувствовать в этом «Надо» волю Божью и оставаться самим собой, вот была задача в то время, когда всё приказывало быть как все.

164

Барсук (Николай Васильевич) и Мазай (Василий Иванович Морозов).

13 Сентября. Мои прогулки в Куминово и вечером в Песчаное. Накрапывает дождь, холод сменил жару.

14 Сентября. В глухом лесу.

— Понимаю, что рано или поздно эту глупую работу будут делать машины, но пока машины нет, кому ее делать? Дуракам. Некоторые понимали это вперед и брались за легкое дело, а я лес валил — ни одной [пилы] не поломалось. Вот! И думаю теперь: зачем я ломал, какое оправдание мне? Разгадал и стал рыбу ловить, и моя хорошая жизнь пришла, и стал я каждому друг.

Трудно правительству, и ему сейчас не до нас, а все-таки 1-го сентября видели? Все дети в школу идут. Вы-то, Михаил Михайлович, как в люди вышли?

— Обыкновенно: учился.

— Знаю, обыкновенно: а как же все-таки вышло, что учиться могли?

— Был случай…

— Ну вот, случай, а тут все.

Если сбоку посмотреть на реку, то сколько всего она имеет на своей поверхности и как чиста внизу.

15 Сентября. Дождь весь день (наконец-то!). Ходил на вальдшнепов, вечером в Абрамово. Заметил доску через Пижму, кинул ее в Ольху, и с Ольхи доску птицы покрыли белыми пятнами.

— Уходит, — сказал Василий Иванович, — капля воды по реке, и не знает она своей судьбы: пришла и ушла. Но мы знаем, что капля бессмертна: она поднимается в небеса и возвращается опять на землю. Так, может быть, и мы, люди, как капли, не знаем ничего о себе… О капле знает человек, а о себе? Вы как думаете?

16 Сентября. О полина (леса) = деревья иные, чем в ле- СУ. а одинокое дерево всегда крученое.

165

Чудо: из дерева (сосны) выросла рябина. (Спор: дятел пробил.) х

Дерево, засыхая, уменьшается в толщину (ссыхается, это видно по пням). Да ведь и человек тоже так: под старость ссыхается. (Снимок.)

Серия снимков деревьев.

В ночь на семнадцатое ночной сторож Морозов постучал в окно и на всю деревню прокричал:

— Михаил Михайлович! Что Бог ни делает, все к лучшему: дождь пошел, да какой теплый, да какой частый.

А он был когда-то (лет 20 тому назад) председателем исполкома.

Выводки тетеревов живут ближе к полям, к человеку или к болотным ягодникам. И часто, чтобы найти их, приходится идти зря по огромным пустым местам.

Болота сами колхозники выжигают, чтобы собирать дрова, а с болот пожар перекидывается и в строевой лес.

Черная пустыня сожженного болота, там и тут лежат черные обугленные головешки самых причудливых форм, и так, что куда только хватит глаз, везде черное море. В тех местах, где раньше сгорело, благодаря последнему дождю мох зелеными стрелками пробил черный покров, и, хоть верхушки стрелок от верхнего огня были желтые, все-таки зеленое на черном было похоже на всходы озими. (У Лады лапы черные.)

В течение всего полумесяца вся умственная жизнь была истрачена на хождение. Не ясно ли, что для умственной жизни необходимо освободиться от физического труда или соблюдать в нем посильную меру и что труд физический консервирует духовного человека, и об этом освобождении духовно-творческого человека и думают освободители как о счастье. И оттого радуешься, когда 1-го сентября по всей стране густой сетью идут школьники, и надеешься, что из этой массы учащихся со временем выйдут не одни только бухгалтера и техники. Но Боже! Какой ценой это досталось, и как похожа эта выжженная черная пустыня с чуть зеленеющими стрелками моха на нашу современную жизнь.

166

Создаются социалистические берега, но сама река, самое творческое дело воды направлено против этого берега, и тем более против, чем выше и крепче становятся берега.

А не все ли равно? В конце-то концов бессмертная влага прибежит в океан и поднимется в небеса.

И каждая капля сознает себя в единстве с другой и всей рекой, и всеми морями и океанами.

Так и человек может сознать себя победителем единства со всем миром.

И я это сознаю в себе и достигаю. Но в этом достижении мне стоит на пути какой-то старый общественный долг. Тут во мне противоречие и борьба с долгом за свою творческую личность. Как мог примирить это в себе Горький? Меня это всегда отталкивало от него, что и очень понятно. Тем более непонятно во мне нечто вроде зависти и к силе (почти физической) Горького, его