же, напротив, выступить в защиту Евгения против Медного всадника. Это самый жгучий вопрос нашего времени на всем свете.
Начало романа о богоискателе Горенине: до революции вся Россия была переполнена разными сектами.
185
Ирина Федоровна Бузанова.
Легенды о Кришне, из Академии Наук.
11 Октября. Этажи связать жизнью зверей.
А в лесу вовсе нет того, как у нас, чтобы одно дерево думало: будет мир леса, или начался, или кончился. У деревьев их жизнь — общее дело. И идеи нет у деревьев, ни ног, ни крыльев, благодаря общему делу они без ног сядут на землю и без крыльев перелетят пространства. Они идут и летят семенами своими. И если одно растение [засохнет], то другое будет на его месте. Передать отсутствие личности и плана: кажется, живут все по случаю.
Искусство общественного организатора в том, чтобы привлечь к своему делу дураков и заставить их работать на общее дело по возможности с удовольствием. Так организовалась наука, где дурак совершенно доволен собой. Так и церковь собирала верующих. Из этого понятно и следует, что в науке нет истинных ученых людей и в церкви — искренно верующих. (Храм науки.)
Прекраснейшая мысль о Моцарте, что не нужно работать: это для себя, как великая тайна.
В отношении себя: быть самим собой. В отношении же к людям это невозможно и вред для этики: для большинства людей быть самим собой означает свободу самого вреда [этики]. Нет, тут этика одна — быть человеком, т. е. приучать себя [к] средним нормам общежития: не убий, не укради и т. д.
После стольких смертей и друзей, и врагов нельзя уже, наконец, к современникам относиться, будто они вечные.
На 12-е — о Тургеневе, «Сова», Детям, Завидово. Доверенность Яковецкому.
12 Октября. Вчера Федин позвонил мне и с удивлением сказал: «Я сейчас только узнал, что вы живете со мной
186
в одном доме». — «И целый год!» — сказал я. — «Целый год!» — повторил он.
И я ему уже нарочно: «Тоже вот и я не знал, что Вы переехали из Ленинграда сюда».
А раньше, бывая в Ленинграде, я заезжал к нему, и он, бывая в Москве, заезжал.
И так все писатели живут, скрывая друг от друга свою личную жизнь, как будто вместе сообща делают какое-то скверное дело и в частной жизни им противно друг на друга глядеть.
Однажды я переходил улицу, и рядом со мной перебегал рябой, плечистый и довольно хорошо одетый средних лет человек. Перебежав под самым носом шофера, мы внезапно увидели перед собой трамвай. Мгновенье было одно, и спастись в это мгновенье мог только один. Я не посмел толкнуть человека и уступил, а рябой толкнул меня, и мне отрезало ногу.
Бывают стечения обстоятельств такие, что ему никто не верит, если рассказывает. Но верят, не верят, а рассказывать надо, если это вправду случилось…
Я остался без ноги, но мне сделали искусственную, и я научился ею хорошо владеть при помощи палки с резиновым наконечником. Не в ноге дело, а в душе: у меня осталось духовное, неутолимое чувство ненависти к Рябому. И главное, что за отсутствием этого Рябого я переносил свою злость на многих, мне казалось, что все норовят задеть меня, чтобы я упал и растянулся. Это чувство отняло радость жизни, Для которой я родился и которой я жил.
И вот совпадение, вот стечение обстоятельства, которо- му трудно поверить. Но так было… Хотя это было и в другом большом городе и не на улице, а на большой залитой асфальтом площадке. Точно так же, как и в тот раз, я теперь при помощи своей палки с резиновым наконечником перепрыгнул путь [перед] автомобилем, и опять явилось мгновенье, одно-единственное: двое в нем не помещалось, или
187
я, или ты. В это мгновенье я успел взглянуть и увидел: это был Рябой, тот самый мой Рябой!
Есть вечность в каждом мгновении, и в эту вечность можно много успеть.
Рябой точно так же, как и тогда, хотел толкнуть меня и сделал движение, но вечность была такая большая! И [я] успел толкнуть его резиновым концом своего костыля, и Рябой полетел под трамвай.
13 Октября. Охота с Кристи. Убили зайца, гоняли лисицу (хлоп-хлоп!).
Все народы всего мира органически не хотят войны и боятся ее ужасно (помнят 1914 год). Люди готовы отдавать последний кусок на вооружение, чтобы охранить себя от войны. И правительства этим пользуются и держат посредством этого страха свои народы в руках. А там, где правительства ослабляют демократические принципы (наши), там летят и принципы эти как пережиток. Так что все народы, все правительства боятся войны, и этим страхом пользуется Гитлер, чтобы держать все правительства в своих руках, побеждать и забирать без пролития крови целые государства.
Жестокость («без права переписки») власти безмерная, невозможная — это темное пятно в нашем Союзе: для народа — всё, для личности — смерть.
В чаянии, что из народа же выходят личности, значит, если народу хорошо, то народится и новая интеллигенция.
Ужасные провалы в культуре!
Вопрос об индивидуальности чисто биологический: индивидуальность у человека все равно как и у растений их корешки; посредством индивидуальности осуществляется передвижение и рост народа.
14 Октября. Народы, как и деревья в лесу, стоят. И как деревья лесные движутся и расселяются по земле своими крылатыми семенами, так и народы движутся тоже семенами, называемыми индивидуальностями.
188
Когда после долгого опыта жизни поймешь наконец, сколько труда ложится на всякое настоящее художественное произведение, сколько труда, сколько жизни людей расстроено, то начинаешь понимать, почему так мало настоящих хороших художников.
Почему за это дело так мало берется людей и так мало у них выходит: потому что поумнели, и как старая дева поняла, что трудно рождать детей и возиться с ними всю жизнь, гораздо лучше и легче оставаться старой девой.
15 Октября. Мучила Перовская, придираясь к каждому слову моего детского рассказа. Ошибка педагогов вечная… им надо, чтобы для детей было все правильно, а детям нужно неправильное. И еще плохо, что каждый редактор, сам по себе не имея художественной индивидуальности, пытается выявить ее на чужом материале.
Дети смотрят на взрослых в ракурсе «лягушечьей перспективы», а взрослые на детей — с высоты всадника. И оттого у детей, когда они вырастут, всегда бывает так, что их прежние взрослые гораздо выше, чем нынешние: нынешний народ в сравнении с прежним мелкота. А перспектива всадника со стороны взрослых порождает особую расу педагогов, которые не могут иначе смотреть на детей, как на маленьких.
16 Октября. Сегодня отправляю «Свой червячок» в «Комсомольскую правду» и в «Дружные ребята».
17 Октября. Журналы наши потому скучны, что несовременны, хотя пишутся исключительно только на современные темы.
Итак, «Этажи» будет московский край и с Москвой. И надо смотреть на Москву как на свою (к анализу «современный» надо прибавить «свой»).
К общему делу стремятся все, но еще мало стремятся к тому, чтобы это общее дело сделать своим: чтобы «Москва» на лес работала.
189
Раз все на общее дело, то оно лично выгодно, и каждый стал чиновником, в лучшем случае, в худшем — превращая общее дело в своекорыстное (а надо работать для всех, как для себя).
В Москве — разрешены вопросы о деревне и городе.
Моя квартира в Москве есть личная крепость.
Надо быть в родстве, или свойстве, или хотя бы вместе переночевать где-нибудь и водочки выпить — и тогда всё (Душин). Но всякий чужой прежде всего враг. (Русский человек.)
18 Октября. В 6.40 из Москвы в Загорск. От дома до метро 30 мин. и 10 на метро.
NB. Два зайца: в Москве большое дело: меня пропустили. Не дают: он в Загорске, и ему Москва не нужна.
Увлекаемые ветром нашей машины, поднимаются желтые листья с дороги, поднимаются в воздухе, летят, одни падают обратно, другие вновь поднимаются.
Сегодня солнечный день (мороз). Вчера 1-й снег (зазимок) в Москве.
NB. «Москва» (квартира, строительство и т. п.) — как большое дело.
Но Берендей для того и существует, чтобы сделать большое дело своим, т. е. себя расширить до большого дела. Мне кажется… Свое дело я понимаю как дело связи между всем, что существует на свете. Вот стоит телеграфный столб, от ветра гудит: он служит делу связи. Но я не столб, а я как то электричество, которому служит столб. И еще больше, гораздо больше, чем электричество и всякая другая сила. Самая большая сила на земле — это сила связи, которая получается через слово художника. И я эту силу держу, как телеграфный столб держит железную проволоку и пробегающее по ней электричество.
Они говорят, что у Пришвина есть дом в Загорске, и ему Москва не нужна: квартиру надо давать тем, у кого нет вовсе жилплощади.
190
Я это так понимаю, что они не уважают моего дела; если бы они признавали, что я делаю большое дело, то и разговора бы не было: вопрос о жилплощади для неимущих тогда не разрешался бы за счет моего большого дела. Нет, они думают, что я делаю маленькое дело.
Как мне доказать им, что без моего маленького дела…
Приходил ко мне художник, разглядывал мои фотографии, очень расхваливал, повторяя слово «разрешено».
— И в композиционном отношении, — говорил он.
— Что же?
— Разрешено.
Самое сильное, самое лучшее оружие в борьбе, лучшее средство привлечь к себе людей и заставить их даже помогать себе, — это если их рассмешишь. Так вот я стоял первый в очереди перед окошком мастерской, где ремонтируют ФЭДы. Когда окошко открылось, я сказал мастеру, что спешу уехать из Москвы и прошу исправить сейчас. Он принялся за работу по установке дальномера, очень долго возился, очередь волновалась. А когда он кончил, я указал, что головка скорости сбита, и мастер принялся выверять страстно. Очередь безумствовала, некоторые вслух открывали недостатки мои. Когда же мастер кончил, я спросил его, сколько стоит установка дальномера.
— Ничего не стоит, — ответил он.
— Ничего не стоит, — ответил сосед, — уходите.
— А часовая стрелка? — сказал я.
— Тоже ничего, — ответил он, — ремонт ФЭДа делают даром.
Очередь грубо меня отстранила, но мне было унизительно уступать грубости.
Я стоял. Ближайший в бешенстве спросил меня:
— Вам сделали, что же вы не убираетесь?
— Даром сделали ФЭД, — ответил я. — Если это даром, так, может быть, тут и пироги дают.
— Так вы пирогов дожидаетесь? — сказал кто-то, захлебываясь от смеха.
Я уступил место.
191
И все глядели на меня радостно, все смеялись, всем стало так хорошо, и все как будто благодарили меня, что рассмешил.
(Начало: рассказ ФЭД. Заключение: вспомнил Горького).
Вот стоит телеграфный столб и от ветра гудит, я люблю этот гул, и в гуле этом, мне кажется, я понимаю великое дело столба: он служит делу связи между людьми. Но я в деле связи больше, я не
